Страница 6 из 10
В разговорах мы часто обсуждали мои загулы и пьянки, и я давал Лизе обещания, что постараюсь впредь сдерживать себя. «Никакой я не алкоголик, – рассуждал я. – Алкоголики не способны бросить пить. А я (если только захочу) могу не пить в течение недели. Алкоголик же не сможет столько вытерпеть. Просто мне нравится погулять и повеселиться в компании друзей. Мы всего лишь пропускаем по рюмашке, снимая напряжение на работе или отмечая успехи. Разве в этом есть что-то предосудительное? Конечно, я должен немножко поработать над собой, чтобы контролировать себя и не перебрать лишнего. Просто нужно уменьшить число бокалов, стаканов, стопок, которые я обычно опрокидываю за день». В общем, я искал каких-то обходных путей, которые поставили бы все на место, но так, чтобы при этом можно было продолжать пить – «Пить только после работы» или (это правило мне особенно нравилось) «Только пиво». Но, как знают и другие, кого затянула трясина алкоголизма, все это было не более чем самообман.
Умение определить границы и строго их соблюдать – ключевой момент в отношениях с любимым человеком, если он попал в плен алкогольной зависимости. Я тоже установила правила, но, увы, далеко не всегда имела твердость их придерживаться. Я любила Джоша и, в конце концов, могла предоставить ему возможность идти своим путем, но меня терзал страх – что тогда станется с ним?
23 ноября 2001 года мы с Лизой и ее друзьями – полицейским по имени Крис и его женой Джен – отправились пообедать в ресторан «Tiller Man». К этому вечеру я готовился особо – за всю неделю не выпил ни капли спиртного, и это давало знать. Когда мы сели за столик, я спросил у Лизы: «Как ты думаешь, не заказать ли к обеду бутылочку?» У меня от предвкушения выпивки внутри буквально жгло огнем.
Несколько секунд она колебалась, выразительно глядя на меня, будто просвечивая рентгеном – не слишком ли сильно я при этом волнуюсь? Я постарался придать лицу по возможности бесстрастное выражение. Лизе это явно не понравилось, ее глаза определенно говорили «нет», но тогда я «поставил бы ее на место», а она не могла допустить скандала. Лиза предпочла промолчать, стиснув зубы и изобразив на лице вымученную улыбку.
Я поцеловал ее в щеку, тут же подозвал официанта и попросил принести мне двойной коктейль из водки на клюкве.
Не прошло и трех минут, как мое настроение от удачного вечера с друзьями поднялось настолько, что я решил – ничего не случится, если я закажу еще выпивки, как только официант снова подойдет к нашему столику. Мне даже не пришло в голову, что я делаю, пока не заметил, что Лиза смотрит на меня глазами полными отчаяния. Я поставил ее в неприятное положение – она не могла мне перечить, так как боялась осрамить перед своими друзьями. Вместо этого она просто отдалась во власть уже привычному чувству отчаяния и страха перед неизбежным началом очередного саморазрушительного цикла, который я уже запустил. А так как этим же вечером ей предстояло ехать на работу и следующие трое суток провести на дежурстве в тюрьме, этот вечер в ресторане вполне мог послужить толчком для грядущей бури.
По мере того как ночь зажигала свои разноцветные огни, в моей голове созревал план. Улучив момент, я отвел Криса в сторонку, чтобы спросить, не согласится ли он гульнуть со мной по окончании обеда. Он был не прочь. Потом мы попрощались с женами и отвезли их по домам. Для Лизы я тут же придумал слабенькую отговорку – мол, мне надо съездить в бар, проверить, как идут дела. Она, конечно же, все сразу поняла, но не сказала ни слова. Я чмокнул ее на прощание, пообещав, что скоро вернусь – но мы оба знали, что это была ложь.
Лиза смотрела на меня, и я отчетливо видел, как в ней закипает гнев – не только на меня, но, возможно, и на себя, потому что она чувствовала себя бессильной что-то изменить. К этим чувствам примешивался и страх. Лиза уже не знала, увидит ли меня еще. «Окей. Я люблю тебя, Джош», – вот все, что она смогла сказать.
Я быстро поцеловал ее, стараясь не встречаться глазами, пробормотал: «Я тоже люблю тебя», надел под пиджак кобуру с пистолетом, с которым всегда отправлялся в бар, а в карман сунул пачку денег, взятых из нашего неприкосновенного запаса.
Открывая дверь, я услышал ее прощальные слова: «Береги себя. Постарайся вернуться пораньше». После этого я сразу же поехал в так называемую «Библиотеку» – топлес-бар, принадлежащий моему отцу, где договорился встретиться с Крисом и откуда должна была начаться наша ночная одиссея.
Следующие три дня Лиза провела в полном расстройстве чувств, но при этом в ней нарастало желание предпринять какие-то решительные шаги. Конечно, это был не первый случай, когда я устраивал что-то подобное, исчезая на несколько дней, но были причины, почему сейчас это воспринималось по-другому. У Лизы появилось какое-то странное чувство уверенности, что на этот раз мой загул будет последним. Она предчувствовала, что даже если я вернусь домой живым, для нее это может закончиться сумасшествием. И с каждым днем моего отсутствия в ней нарастала решимость поставить все точки над «і». Если я не соглашусь на профессиональную помощь, она уйдет от меня.
В этой ситуации мне нечего было сказать. Собираясь на работу, я знала, что Джош уйдет из дому. Этот цикл загулов повторялся снова и снова на протяжении ряда лет, и что бы мы ни предпринимали, не было видно просвета. У меня было такое чувство, что за это время я потеряла часть себя и сейчас готова была сделать решительный шаг.
Крис провел со мной в «Библиотеке» всего пару часов и заторопился домой. У него было обостренное чувство ответственности – в том числе и перед Лизой. Он спросил, намерен ли я тоже вернуться домой. Я ответил «да» – на тот случай, если Лиза позвонит ему, чтобы узнать обо мне, он мог с чистой совестью сказать, что я тоже собирался вскоре вернуться домой. Я знал, что если Лиза действительно захочет меня найти, она обязательно сделает это. Ведь она сыщик по своей натуре и хорошо знает все мои излюбленные местечки.
На протяжении следующих 24 часов я мотался из одного казино в другое, чувствуя, как во мне постепенно нарастает тоска и раздражение. В конце концов я стал названивать приятелям, предлагая встретиться в «Cheetahs», а затем перебраться в «Crazy Horse 2» (речь идет о двух стриптиз-клубах). И то и другое заведения как нельзя лучше подходили, чтобы затеряться вместе с приятелями в толпе – и пьянствовать. Только не поймите меня превратно: стриптиз-клубы – это не дома свиданий, и мы многократно бывали там вместе с нашими женами. Я всегда платил за всех, так что моим приятелям трудно было отказаться – и ни один не смог устоять от соблазна. Когда наступило 26 ноября (третий день моего отсутствия), я уже дошел до скотского состояния и пришла пора ползти домой.
Я привык возвращаться глухой ночью, зная, что Лиза уже ушла на работу и я не предстану перед ней в этом ужасном виде: истасканным, избитым, подавленным, провонявшим винным перегаром и специфическими запахами стриптиз-клуба.
Я уже говорил, что всегда брал с собой пистолет. И уверил себя, что оружие – необходимая вещь для моей работы, оно нужно мне для самозащиты. Но если быть честным до конца, то больше всего я боялся галлюцинаций, которые завладевали мною каждый раз, когда я основательно напивался или принимал наркотики. Они являлись в форме черных теней, охотившихся за мной, – носились по комнате и вокруг меня, а страх полностью парализовывал меня. В этой ситуации пистолет, висящий на боку, каким-то иррациональным образом давал мне чувство успокоения.
Но в тот раз, когда я вошел в наш дом и заполз на кушетку, придавленный депрессией и чувством полного одиночества, и эти тени стали такими же реальными, как наша мебель, а внутри меня копошилось некое тревожное чувство, что я нанес непоправимый удар Лизе и нашему браку, тот пистолет подсказал мне выход из этого тупика. Я понимал, что мой главный враг – я сам. Я знал, что нужно делать. Рядом не было никого, кто остановил бы меня. На протяжении ряда лет я боролся с искушением покончить с собой, но в ту ночь подумал, что пора положить конец этому безумию. Я зарыдал от полного отчаяния, сознавая, что у меня уже нет никаких шансов исправить ситуацию, кроме как покончить с собой.