Страница 14 из 77
Сьюзен оттеснили от Келли, она слышала плач дочки, но не могла пробраться к ней, потому что все вокруг, охваченные паникой, устроили давку. Она взглянула на Гейл, моля взглядом о помощи.
— Я... я не могу двигаться, — жалобно ответила ей Гейл. — Меня завалило чем-то.
И в этот критический момент, когда Сьюзен могла протянуть Гейл руку помощи, откуда-то из передней части салона раздался крик Келли, и молодая мать тут же потеряла интерес ко всему, кроме своего ребенка. Больше не оглядываясь на Гейл, она начала тоже прорываться вперед. Измученная болью, Гейл потеряла сознание.
«Одни велики по рождению, — написал Шекспир в «Двенадцатой ночи», — другие добиваются величия, а иным оно даруется»[2].
Берни ла Плант явно не родился великим и ничто в его характере величия не предвещало. И что же получилось? Получилось то, что величие, геройство было насильно навязано Берни. Из всех дурацких мест, где только мог приземлиться самолет, мост был, несомненно, самым идиотским. И Берни мог оказаться в тот момент где угодно, но, тем не менее, он очутился именно там, будто его выбрали специально для этого. Даже Берни ла Плант, король эгоизма, не смог уйти от самолета, наполненного оказавшимися в ловушке людьми. Всем сердцем он стремился уйти, но не мог. Он решил, что это слабость, недостаток характера. Чувства взяли верх над его натурой, и он решил помочь людям справиться с несчастьем, в котором они оказались.
Итак, медленно и осторожно, с явным отвращением Берни начал взбираться на покрытый травой крутой берег реки. Трава была мокрой и скользкой, и кожаные подошвы ботинок так скользили по земле, что в любую секунду он мог грохнуться в грязь. Берни пришлось собрать все свои силы, чтобы не упасть. Берни ла Плант не был в своей лучшей физической форме, но он был сухопарый и выносливый и удивительно сильный для мужчины, который весил около ста тридцати фунтов вместе с одеждой.
Берни медленно двигался к самолету. Дождь бил ему в лицо, слепил глаза, но Берни только тряс головой, чтобы вода не мешала ему видеть. Что за чертовщина! Он промок так, как будто окунулся в реку. Из покореженного фюзеляжа он слышал десятки человеческих голосов, молящие о помощи. Берни нетерпеливо выругался. Что они, ослы, не понимают, что он идет к ним? Неужели не могут подождать? Он и так спешил изо всех сил. Он ведь не был героем.
— Подождите, подождите минутку, — раздраженно откликнулся Берни. Что они, считают его суперменом? Он не умеет летать по воздуху. У него и так уже все мышцы болят от усилий, чтобы удержаться на мокрой траве, а эти недоумки еще подгоняют его.
— Я иду. Подождите минуту, — ворчал он.
Над обломками моста взметнулся яркий шар оранжевого пламени из хвостовой части самолета, ползущий по фюзеляжу к центральному отсеку. Но Берни, медленно идущий по берегу реки и смотрящий на воду прямо перед собой, не видел пламени. Огонь начал распространяться очень быстро.
Угроза дыма и огня была ужасна, но опасность пожара — намного страшнее. Паника охватила людей. Мистер и миссис Браун первыми добрались до двери, и мистер Браун вместе с Лесли Шугар изо всех сил напирали на нее.
Лишь горстка пассажиров никуда не проталкивалась. Некоторые, подобно Гейл, были прикованы к своим местам; другие были без сознания, как, например, тяжело раненный Фредди Мур и отец Ричи мистер Флетчер. Для них опасность сгореть была неминуемой.
— Папочка! Папочка! Папочка, проснись! — орал Ричи в папино ухо и тряс его за плечо, но мистер Флетчер не шевелился. Он был, возможно, даже мертв. Охваченный ужасом, мальчик побежал искать помощь.
— Сохраняйте спокойствие, господа, сохраняйте спокойствие! — буквально умоляла всех Лесли, но ничего не помогало.
Дым, поднимающийся из хвостового отсека, становился все горячее, и паника среди пассажиров усиливалась. Несколько пассажиров, прижатые к выходной двери, напирали на нее всей своей силой, но безуспешно. Дверь прочно завязла из-за речной тины и ила, ее нужно было толкать снаружи. Все усилия изнутри приводили к тому, что нижний конец двери еще больше увязал в иле.
Одному из пассажиров — мистеру Брауну, тоже прижатому к двери, удалось различить человеческие очертания и какое-то движение на берегу на расстоянии не более десяти-двенадцати ярдов.
— Кто-то идет! — закричал он. Этим кто-то был Берни ла Плант, прибывший как раз вовремя, чтобы встретить и выполнить свое предназначение.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Берни, наконец, добрался до пролета моста и, стараясь перевести дыхание, без особого энтузиазма взирал на обломки рейса 104. Его плечи поникли. Берег реки, обычно такой зеленый и приятный для глаз, из-за дождя представлял собой море ила и тины.
— Я настоящий болван, что впутался в это дело! — сказал он себе уже в десятый раз. — Мне следовало остаться дома и смотреть телевизор.
Потом он вспомнил, что у него больше не было телевизора. Сегодня все было против него.
Больше всего Берни переживал из-за своих драгоценных кожаных ботинок. Он не собирался ими рисковать. Сняв их, Берни стал искать безопасное место, куда бы их положить, но ничего подходящего не находил.
Тем временем исступленные вопли из самолета становились все громче и настоятельнее, так как огонь, распространяющийся из хвостового отсека, реально угрожал опасностью взрыва.
— Эй, помогите нам! Пожалуйста, помогите!
— Подожди, приятель! — проворчал Берни. — У меня тут ботинки, сто долларов стоят.
В одном нужно было отдать Берни должное: он всегда четко знал свое дело. Он разыскал подходящее место на траве и неохотно положил туда свои драгоценные ботинки рядышком, один к другому. Затем, с явным отвращением Берни осторожно вступил в воду и вздрогнул, ощутив ее босыми ногами. Медленно он пошел еще глубже, пробираясь вброд к упавшему самолету. Дойдя до него, Берни прошел вдоль фюзеляжа к носовой части, слыша оттуда голоса пассажиров. Река была здесь неглубокой, но течение довольно быстрым, усилившимся из-за дождя. Оно выбивало Берни из равновесия, сбивало его с ног, и он поскользнулся и упал лицом в грязную воду.
— О, Боже мой! — отплевывался он, пытаясь встать на ноги и дрожа, как мокрый пес. Он был весь в грязи, особенно руки и лицо. Борясь с быстрым течением, ногами утопая в хлипкой, скользкой тине, он медленно шел, пока не добрался до двери.
Берни сразу понял, в чем дело. Он просунул руку в дверной проем и начал тянуть дверь.
С другой стороны двери мистер Браун толкал ее изо всех сил на него. Он всматривался через щель в покрытого грязью человека:
— Помогите нам, пожалуйста! Мы не можем выбраться отсюда!
Берни тянул дверь изо всех сил, Браун тоже толкал что было мочи, но безрезультатно.
— Нет, вам нужно не тянуть, а толкать дверь! — закричал Браун. — Толкайте сильнее!
— А я что делаю?! — проворчал в ответ Берни, но понял, что пассажир прав. Они мешали друг другу. Берни стал толкать дверь снаружи, в то время как пассажиры толкали ее изнутри. Босые ноги Берни увязли в грязи, а плечом он уперся в дверь и толкал как только мог.
— Подтолкните сильнее! — орал Браун. — Ну, еще сильнее!
Берни нахмурился, но его лицо было так измазано грязью, что ни его черты, ни выражение нельзя было различить.
— А я что делаю? — опять проворчал он, задыхаясь. Берни шире расставил ноги, чтобы занять более устойчивое положение в быстром течении реки, набрал побольше воздуха и толкнул снова.
На этот раз дверь поддалась. Всего на несколько дюймов, что было явно недостаточно для того, чтобы кто-нибудь вышел из самолета.
— Еще! — с энтузиазмом заорал Браун. — Сильнее! Вышибайте сильнее!
— Да я вышибаю, вышибаю! — глотая воздух, ответил Берни. Пальцы у него болели, плечи тоже ломило с непривычки к такой работе, брюки так промокли, что ноги у него окоченели, и он с трудом видел что-то из-за грязи, залепившей его лоб, и дождя, слепящего глаза.
2
Пер. Дм. Самойлова.