Страница 37 из 48
Не оставалось сомнений – вот он, убийца! Нормальному человеку никогда бы не взбрело в голову нарисовать подобный ужас. Александр явно собирается заговорить злодею зубы, чтобы неожиданно схватить его и отвести к Харламову. Но вдруг у преступника наготове нож или пистолет? Адвокат ведь наверняка безоружен! Надо будет... надо будет... Красилов искренне попытался представить, какую помощь сумеет оказать в подобной ситуации, и решил, что прикроет друга своим телом, ибо ударить противника сумеет вряд ли.
Между тем, Коцебу заинтересованно продолжил:
-- Вам удалось увидеть Толстого или вы сумели воссоздать его облик исключительно силой воображения?
-- В дом запускают по несколько человек, чтобы дать попрощаться с телом, -- объяснил убийца. – Я стою тут давно и попал в первую же группу.
-- Вас вообще нельзя было подпускать к одру! – выкрикнул давешний старик-обвинитель евреев. Как выяснилось, он притулился неподалеку. – Вы оскверняете память о великом праведнике земли русской!
-- Да отвяжитесь, наконец! – возмущенно выкрикнул молодой человек и, повернувшись к адвокату, добавил: -- Этот гнусный юдофоб с самого вечера ходит за мной, как привязанный.
-- Да, хожу, -- с гордостью подтвердил старик. – Потому что люди, подобные вам, опасны для общества. Я не позволю вам развращать народ возмутительными речами, я буду возражать каждому вашему лживому, антипатриотическому слову!
-- Прямо ни на минуту не оставлял вас одного? – посочувствовал художнику Коцебу.
-- Да. Сперва торчал со мной в зале ожидания, теперь здесь. Но я не намерен обращать на него внимания. В общем, при виде тела Льва Николаевича меня тут же охватило вдохновение. К сожалению, остаться у одра мне не разрешили. Но если получится, хочу прорваться еще раз, чтобы портрет стал вернее.
Портрет? По мнению этого безумца, на листке изображен граф Лев Николаевич Толстой?
-- Я видел портреты писателя работа Крамского и Репина. Они совершенно другие! – вырвалось у Евгения.
Художник презрительно фыркнул.
-- Эти ретрограды умеют лишь одно – копировать внешний облик модели. Но мы, Колебатели основ, поступаем иначе. Мы изображаем внутренний мир. В конце концов, разве важно, какой у гения цвет глаз или рост? Человек ценен не этим.
-- Разумеется, -- кивнул адвокат. – Ваш портрет уникален и сохранится в веках. Вы сказали – Колебатели основ? Так называется ваше течение? А каково ваше имя? Я как ценитель живописи хотел бы его запомнить. Разрешите запоздало представиться: Александр Александрович Коцебу.
-- Михаил Десятников, -- протянул руку молодой человек.
Александр, не колеблясь, ее пожал, тут же напомнив:
-- Колебатели основ – это...
-- Это группа творческих людей самого разного склада. Среди нас есть художники, философы, поэты. Объединяет нас одно – желание разрушить старое и отжившее, заменив новым и прогрессивным. Это относится не только к искусству, но и к морали, быту, общественному устройству. Мы хотим смести все это, как вихрь сметает ненужный хлам.
-- Серьезная задача, -- кивнул адвокат. -- Льва Николаевича вы, вероятно, тоже относите к ненужному хламу?
Михаил неожиданно покраснел, из разнузданного типа мигом превратившись в застенчивого, смущенного юношу.
-- Лев Николаевич – он особенный, -- выдавил он. – Не все в Колосе со мною согласны... они посмеивались, узнав, что я решил сюда приехать. Но книги Льва Николаевича, они... они такие удивительные. Они и через сто лет не покажутся устаревшими, правда? Я почувствовал, что должен, обязательно должен поддержать его, попрощаться с ним.
-- Значит, других членов Колоса здесь нет?
-- Конечно, нет. Что они здесь забыли?
И Десятников, словно устыдившись собственной откровенности, снова стал чиркать в блокноте.
-- Коцебу? – неожиданно встрепенулся старик, подскочив к Александру совсем близко. – Значит, немец? А может, и вовсе жид? Теперь все ясно. Ну, так убирайтесь из России туда, откуда приехали, и не развращайте больше православный народ.
Евгения охватил гнев. Откуда только берутся подобные личности? Как они позорят Россию, тянут ее назад!
-- Мой прапрадед, драматург Август фон Коцебу, прибыл в Россию в тысяча семьсот восемьдесят первом году, -- ледяным тоном поведал адвокат. На его щеке ходил желвак. -- В тысяча восьмисотом он был сослан императором Павлом в Сибирь. Но, прочтя пьесы прапрадеда, император вернул его обратно и даже поручил лично перевести на немецкий язык свой вызов европейским государям. Мой прадед, Мориц Коцебу, совершил путешествие вокруг света на фрегате «Надежда», защищал Россию в нескольких войнах, включая войну с Наполеоном, и дослужился до генерал-лейтенанта. Мне продолжить или уступить слово вам? Позвольте полюбопытствовать, что сделал для России ваш род?
Старик, попятившись, быстро скрылся в толпе.
Глава седьмая,
в которой выясняется, что юные девы не всегда честны
-- Неужели Михаил – убийца? – спросил Красилов, едва друзья отошли в сторонку. – Мне он в итоге даже понравился. Немного смешной, зато искренний.
-- Конечно, он не убивал, -- явно сосредоточенный на чем-то другом, отмахнулся Коцебу. – Прежде всего, с него всю ночь глаз не спускал старик-черносотенец. Шанс, что они сговорились, минимален – вряд ли оба гениальные актеры. Да и не рискнет убийца в двух шагах от едва остывшего трупа кричать, что его организация не признает мораль и общественное устройство. Говоруны не опасны. Особенно если это люди творческие, у которых вся энергия уходит в искусство.
При слове искусство Евгений встрепенулся.
-- Слушай, ты разбираешься в современной живописи? Как ты определил, что на рисунке Десятникова именно портрет Льва Толстого, а не абстрактная чушь? Я бы ни за что не опознал.
-- И никто бы не опознал, -- хмыкнул адвокат. – Но что еще будет рисовать художник в подобной ситуации? Не цветочки же, правда? Ну, вот мы и пришли.
Не без изумления Красилов обнаружил себя на пороге дома Анфимьевны. Вероятно, Александр решил немного отдохнуть после бессонной ночи. Но разве можно прерывать расследование? Надо терпеть.
-- Спасибо, Анфимьевна, чаю не нужно, -- улыбнулся хозяйке Коцебу. – Хочу проведать нашу больную. Как она?
-- Да хуже ей, -- вздохнула Анфимьевна. -- Разметалась совсем, и щеки горят.
-- Кто там? – раздался из комнаты хриплый голос Аси. – Кто, кто?
Постучавшись, друзья зашли в комнату девочки. Она и впрямь выглядела нездоровой – возбужденная, красная, с воспаленными глазами.
Александр, плотно прикрыв за собой дверь, сел на стул.
-- Как провели ночь, Ася?
-- Спала, -- быстро ответила та. – А вы? Что-нибудь случилось?
Лишь тут Евгений сообразил: бедному ребенку еще не рассказали о смерти великого писателя. Она ждет, надеется на лучшее, верит...
-- Умер Лев Николаевич, -- с трудом выдавил он. Было мучительно жаль огорчать больную – но и скрывать страшную правду никак нельзя.
К его удивлению, Ася не проявила ни малейших признаков интереса или горя.
-- Да знаю я, разумеется, -- фыркнула она. – А еще что-нибудь?
-- Разве сейчас кто-то будет обращать внимание на что-нибудь другое? – поспешно встрял Коцебу. – Все столпились у дома Озолина.
-- Саломея Гольдберг тоже там? – неожиданно спросила девочка.
Красилов чуть было ни брякнул «Так она убита!» -- но вовремя вспомнил о скрытности и прикусил язык.
-- Понятия не имею, -- равнодушно отозвался адвокат.
Воцарилось молчание. Евгений украдкой косился на друга, а тот преспокойно измерял Асе пульс.
Первой не выдержала девочка.
-- Я предупреждала вас, что Саломее грозит страшная опасность, -- грозно сообщила она. – И я поняла, откуда она исходит. Помните, Александр Александрович, я рассказывала про Колебателей основ? Сокращенно – Колос. – Ася сделала многозначительную паузу. – Именно Колос угрожает жизни Саломеи. Ведь она порвала с ними, предала их! Потому дух Некрасова и поведал о ее близкой смерти. Что вы об этом думаете?