Страница 24 из 48
Рано или поздно каждый получает то, чего заслуживает – не больше, но и не меньше. Суд свершился пять минут назад. Он был жесток, однако справедлив. Мертвые уже не способны причинить никому зла, и потому от уничтожения некоторых людей мир становится лучше.
Судьба сделала свой выбор, и пенять на него нелепо. Человеку, ставшему орудием ее воли, не стоит ни терзаться муками совести, ни кичиться собой. Он лишь выполнил предназначенную миссию, которая иначе досталась бы другому.
Но почему, почему так невыносимо видеть кровь, залившую все вокруг? Ох, как ее много! Впрочем, в полумраке она похожа на обыкновенную воду. Будем считать, что это вода. Она стечет, впитается в землю и исчезнет там навеки.
Глава первая,
для любителей литературы всех времен не лишенная печали
Ася присела на деревянный ларь и замерла, точно мышь под метлой.
Вообще-то она полезла в чулан за солеными рыжиками. После злосчастной женитьбы отца на Аграфене в доме стало полно всяких вкусностей, а поесть Ася обожала. Причем не только всерьез, за обеденным столом. Она постоянно грызла орешки или сухарики (ржаные у Аграфены получались просто отменные), а также не упускала случая похрустеть маринованным огурчиком или проглотить аппетитный, блестящий грибок из кадушки. Или два грибка... или три... короче, лучше набрать миску с горкой и утащить к себе в комнату.
«И главное, не в коня корм, -- сокрушалась Аграфена. – Многие девки в четырнадцать уже налитые, словно спелое яблочко, а ты вылитый мальчишка. Это оттого, что больно егозливая, ни секундочки не посидишь спокойно. Ох, и трудно будет бедному Петру Федоровичу тебя замуж выдать. Одна надежда на приданое. Я для тебя собираю и белье, и посуду...»
Ася не снисходила до ответа. Глупой бабе невдомек, что замужество вовсе не обязательно для современной эмансипированной женщины. Будто Ася сама не понимала, что ее никто никогда не полюбит! Дело даже не в отсутствии груди – та еще может вырасти. Но волосы навеки останутся рыжими, а лицо конопатым. Иногда про девушку говорят – медноволосая, а пара веснушек лишь придает пикантности. Однако Ася твердо знала: про нее скажут что-то вроде «огненно рыжий бесенок, весь в веснушках», и по подобному описанию ее легко обнаружат в самой густой толпе.
Вот не повезло так не повезло! Старший брат Арсений, сейчас совершенно взрослый, двадцатилетний, уродился в маму, блондинку с огромными глазами и высокой, тонкой, ломкой фигурой. Именно такой женщина сохранилась в памяти дочери и на фотографиях, которыми Ася не уставала любоваться.
Девочка осиротела в шесть лет, и теперь, в четырнадцать, красавица с дивным именем Елизавета Полонская была для нее скорее романтическим образом, нежели реальным человеком. Интересно, что заставило ее выйти замуж за отца? Петр Федорович Кузнецов родился в семье простого мастера с Механического завода братьев Брамлей. С детства проявлявший способности к технике, он сумел получить образование и выбился в инженеры. Ася знала, что отец занимается обработкой металлов.
Было бы чем гордиться! Разве можно сравнивать по-настоящему важные занятия – поэзию, музыку, философию – со скучными металлами? Кому они интересны? Разве что царю, желающему заготовить побольше пушек для расстрела мирных демонстраций рабочих и крестьян. Асе было мучительно стыдно, что родной отец не поддерживает революционеров, как все приличные люди, а без зазрения совести льет воду на обветшалую мельницу самодержавия. Да-да, без зазрения совести! Он лишь отмахнулся, когда дети попытались образумить его и заставить уйти с завода.
Увы, монархические взгляды являлись не единственным грехом Петра Федоровича в глазах дочери. Он был рыжим, веснушчатым, невысокого роста и плотного телосложения – то есть, именно от него Ася унаследовала незавидную внешность. Бодрость и активность тоже – однако этих качеств девочка не ценила, искренне восхищаясь нервной натурой брата, которому мать передала экспрессивность и склонность к чахотке. Как обидно, что Арсений носит скучную фамилию Кузнецов! Полонский подошло бы ему куда больше. Тем более, он сочиняет стихи и учится на историко-филологическом факультете Московского университета, среди передовых, культурных людей, а отца открыто презирает.
Особенно конфликт в семье обострился полгода назад, когда Петр Федорович женился во второй раз. Понятно, что новой жар-птицы вроде мамы ему было не заполучить, но мог, по крайней мере, найти интеллигентную, современных воззрений даму, пусть немолодую и некрасивую (а еще лучше – до смертного одра хранить верность безвременно ушедшей возлюбленной). А он взял и обвенчался с простой бабой, служившей на заводе Брамлей кухаркой. И зовут ее вульгарно – Аграфена. Подобное имя нельзя произнести вслух -- засмеют. Аграфена... брр! Она не читает книг, не ходит в театры или на концерты, а целыми днями хлопочет по дому, да еще получает от этого удовольствие. «Мещанство в наихудшем его проявлении», -- каждый раз думала Ася, с аппетитом поедая вкуснейший суп или ложась в новую кровать, куда удобнее и мягче прежней.
Пасынки демонстративно игнорировали мачеху, но та, похоже, была столь глупа, что ничего не замечала, оставаясь суетливой и ласковой. Отец же вечно торчал на заводе, возвращался усталый и с детьми общался мало, предпочитая молча принимать заботу жены.
Правда, сегодня, в субботу, Петр Федорович дома. Возможно, он еще отправится к Бромлею, только не ранним утром, а попозже, днем. Но вот почему Арсений не спешит в Университет?
-- Ты знаешь, что вчера ему стало хуже? – выразительный голос брата сперва поднялся почти до крика, однако на последнем слове перешел в шепот.
-- Кому? – равнодушно осведомился отец.
Ася аж подскочила на своем ларе. Ну, о ком нынче беспокоится весь цивилизованный мир? Разумеется, о графе Льве Николаевиче Толстом. Сегодня шестое ноября тысяча девятьсот десятого года. Чуть больше недели назад, в ночь с двадцать седьмого на двадцать восьмое октября, гениальный писатель покинул свою усадьбу в Ясной поляне. Прогрессивный и свободолюбивый, он давно страдал в окружении жадной, ограниченной родни, возглавляемой женой Софьей Андреевной.
Ася представляла ее кем-то вроде Аграфены. Конечно, Софья Андреевна более благородного происхождения, однако ее духовный мир, похоже, столь же примитивен. Она заботилась о бытовых интересах мужа, а не о развитии его дара. Даже рукописи Льва Николаевича жена переписывала исключительно из корысти! Граф пытался передать свои книги в общее пользование, чтобы каждый мог получить их свободно и бесплатно, а она настаивала на отчислении гонораров автору. Требовать деньги с читателей -- разве не вершина мелочности и подлости?
Не приходится удивляться, что Толстой не выдержал. В глубокой тайне, сопровождаемый лишь семейным доктором, он отправился, куда глаза глядят, и тридцать первого октября прибыл на маленькую станцию Астапово в Липецкой области, где неожиданно заболел. Врачи диагностировали воспаление легких.
Вся Россия с замиранием сердца следила по газетным отчетам за состоянием великого старца, надеясь, что семья не обнаружит его убежища. Однако Софья Андреевна выследила мужа и несколько дней назад приехала в Астапово, хоть и не показывалась больному на глаза.
Эта история пронеслась у Аси в голове за пару мгновений, на которые Арсений, ошеломленный реакцией отца, потерял дар речи. Но молчание длилось недолго.
-- Разумеется, я говорю о графе Льве Николаевиче, -- прозвучал полный достоинства голос брата.
-- О Толстом? – уточнил Петр Федорович, словно больных графов Львов Николаевичей могло быть сразу несколько. – Жаль, что ему стало хуже. Восемьдесят один год... вряд ли старик выживет, тем более, вне дома. Зря он в таком возрасте затеял авантюру с побегом.
«Не авантюра, а потребность высокой души!», -- возмущенно подумала Ася.
-- Не авантюра, а потребность высокой души, -- вслух осадил отца Арсений.