Страница 176 из 208
Повернувшись к ним спиной, Нимми покинул дом. Он слышал, что они пошли за ним. Нимми уже оправился от побоев, которые нанесли ему разбойники. Он твердо стоял на земле. Пусть и на короткое время, но он посетил край своих предков. Во время пребывания у них он увидел себя не только в зеркале. Земля, та земля, по которой он сейчас ступал, принадлежала ему. Более того, он видел жену понтифика, дарованную ему Кочевниками, — красная в лучах закатного солнца, она парила над полем боя, заваленным трупами. Судьба Гай-Си должна была стать лишь началом того разговора, ради которого он и хотел увидеть папу. Чернозуб смутно осознавал, что в этом случае ему придется отринуть данный им обет послушания, но сейчас он не испытывал никаких угрызений совести по сему поводу. Перед ним стоял облик Эдрии, но пока ему нечего было сказать о ней.
У входа в помещение для приемов путь ему преградил папский стражник, вооруженный алебардой. Чернозуб каблуком ударил стражника по ноге, перехватил алебарду и древком ткнул ему в живот, чтобы прорваться к дверям. Его восточные спутники, не вмешиваясь, наблюдали за схваткой. Оказавшись за дверями, он наткнулся за кардинала Линконо и кардинала Великого Пенитенциария. Топор наконец сделал шаг вперед, чтобы прийти к ним на помощь, но его остановил голос Коричневого Пони, восседавшего на папском троне.
— Пропусти их. Пропусти всех.
Чернозуб поднялся на подиум и упал на колени перед своим понтификом. Папа нагнулся, чтобы поднять его, но монах уклонился и встал сам. Коричневый Пони с легкой усмешкой наблюдал за ним.
— Что-то спешное, брат Сент-Джордж? Мы тут с нашими достопочтенными собратьями обсуждали политику. Что же до Эдрии…
— Не об Эдрии. Кого вы тут видите, рядом со своими достопочтенными собратьями?
— Ну как же — несчастного монаха и троих членов моей личной охраны.
— Почему их не четверо, Святой Отец?
— Вот в чем дело. Я и не знал, что ты был так близок с Гай-Си. Печальное событие.
— Мы вообще не были близки с ним, а ваше предательство — это куда хуже, чем просто печальное событие.
Коричневый Пони нахмурился, словно не в силах был поверить своим ушам.
— Я вижу, что и папа способен творить зло.
Когда в адрес хозяина прозвучали эти оскорбительные слова, мечи вылетели из ножен.
Нимми отвернулся от папы и оказался лицом к лицу со своими спутниками.
— Если ваш хозяин потребовал моей смерти, так чего же вы медлите, трусы? Бейте! — он снова повернулся к Коричневому Пони: — Неужели вы не понимаете, что творите? Тут, прямо перед вами, они готовы сделать то, что сделал Гай-Си. Если не считать, что Гай-Си понимал свою правоту, а они знают, что не правы. И ваше святейшество с чистым сердцем поощряет такую верность?
Коричневый Пони с нескрываемым изумлением наблюдал за своим бывшим секретарем по делам Кочевников. Чернозуб услышал, как один из мечей скользнул в ножны. Скорее всего, это старшина Джинг, предположил он. Вушин убил бы его, не дожидаясь кивка папы, если бы решил, что это убийство послужит вящим интересам папы.
— Чернозуб, ты всегда быстро все усваивал, но сейчас ты предстал в какой-то новой роли, не так ли?
— Святой Отец, как католик, я обязан верить, что все ваши деяния на земле продиктованы небесами; я должен верить, что, когда вы говорите о вере и морали, Святой Дух предостерегает вас от ошибок.
— Ты должен верить. Но веришь ли?
— У меня есть вопрос. Служит ли объявление войны утверждению морали и веры? Всегда ли? Даже когда вы называете ее святой войной? Отец Суарес в колледже у августинцев учил, что война во имя обращения язычников никогда не может быть таковой. Может ли быть святой война против христиан-еретиков, если несправедлива даже война против язычников?
— Эта война не против язычников, не против еретиков. Она ведется против тирана, который узурпировал апостольскую власть и угнетает весь мир.
— Но пока тиран живет и пользуется властью, гибнут и христиане, и язычники.
Показалось, что Коричневый Пони выругался сквозь зубы, но взял себя в руки.
— Нимми, ты написал мне, что убил человека в бою. Поэтому ты так изменился?
Нимми кивнул и заговорил медленнее:
— Человек этот был в тексаркской форме. Он был из «Детей Папы», ваше святейшество, уродец из долины. Я хотел, чтобы пуля прошла мимо него. Но плохо прицелился и поразил его в живот. Он ждал, чтобы я выстрелил ему в голову, но вместо этого я перерезал ему горло, потому что за мной наблюдал сержант. Да, думаю, это и изменило меня, Святой Отец. Потому что я уже был в бою и убивал, Элтур Брам хотел сделать меня воином-Кочевником даже без обряда посвящения. Тогда меня перестанут звать Нимми, сказал он, и не будут смеяться по этому поводу. Я ничего не имею против этого имени и даже против насмешек. Я больше не хочу убивать. Никогда. Но я не хочу видеть, как наказывают Гай-Си. Он узнал, что Хадала готов изменить вам. Он не мог арестовать ни его, ни Гливера и сделал то, что посчитал справедливым.
— Он не получал от меня такого права.
— Он служил вам как воин, и вы приняли его. Вы в самом деле хотите лишить его права, которое он считал своим?
Папа Амен нахмурился и попросил всех, кроме Чернозуба и одного телохранителя, оставить помещение. Стражником оказался тот, кто получил удар в живот; после того как все вышли, он прикрыл двери.
— Продолжай. Изложи все, что ты считаешь нужным сказать.
Чернозуб огляделся, дабы убедиться, что кардинал Линконо тоже вышел.
— С одной стороны, Гай-Си член религиозного ордена и…
— Понимаю, — прервал его Коричневый Пони. — Я потребовал права решать дело Эдрии. Почему оно не относится к Гай-Си? Потому что никто из пап еще не признал того ордена, к которому, по их словам, принадлежат воины Ри. Вот почему. Рано или поздно я займусь этим, но пока я не могу взять и освободить Гай-Си. Это слишком понятно. Но продолжай, если тебе еще есть что сказать.
— Ваше святейшество, я не могу говорить с наместником Христа на земле так же свободно, как со своим бывшим хозяином, секретарем по делам необычных духовных явлений. Я не знаю наместника Христа.
— Сдается мне, что ты и так говоришь достаточно свободно. Но предположим, что я снимаю свою красную шапку и говорю тебе, что наместник Христа свой рабочий день закончил. И я снова Элия Коричневый Пони, незаконнорожденный сын Кочевницы-лесбиянки и тексаркского насильника. Так что, Нуйинден, фермерский мальчик из бывших Кочевников, порой монах, порой любовник, говори все, что у тебя на уме. Я могу выкинуть тебя, но кидать в подвал я тебя не буду.
— В таком случае освободите из подвала Гай-Си.
— Не я его сажал. А кардинал Линконо.
— Без вашего разрешения?
— Ты не понимаешь местную ситуацию, Чернозуб. В этом городе мы гости. Не буду утверждать, что мы на положении пленников… разве что я решу вернуться в Валану и проверю, отпустят ли меня. Кардинал Линконо сообщил мне об аресте Гай-Си. Чунтар Хадала исполнял тут роль епископа, ибо был епископом долины, откуда они явились. Слоджон и все остальные знают, что я посылал людей арестовать Хадалу, ну и…
— Ага. Так что, когда Гай-Си убил его, они решили, что казнь была совершена по вашему приказу.
— Пока еще до этого не дошло, но они обязательно начнут меня подозревать, если я прикажу освободить его. Он убил епископа, князя Церкви. Кардинал Хадала пользовался популярностью в этих местах.
— Я был там, когда это случилось, Святой Отец. Все время Гливер и его офицеры расстреливали тех из нас, у кого больше не было сил держаться. Поэтому понятно, что, защищаясь и спасая всех нас, Гай-Си и выстрелил. Но сначала он под огнем подполз ко мне. Он спросил, правда ли, что кардинал Хадала не исполняет ваши приказы и предает вас. Я сказал ему, что так оно и есть. Говоря это, я понимал, что он может сделать, и надеялся, что он так и поступит. Так что это я приговорил кардинала к смерти. Прикажите им арестовать и меня тоже, Святой Отец.
— Посмотрим, что я смогу сделать, — мрачно сказал Коричневый Пони, кивком подозвал к себе стражника и что-то тихо шепнул ему.