Ночная бабочка

— Тебе надо больше отдыхать. Ты пока еще не полностью восстановила свои силы.

Кайла встала и грациозным движением запахнула шаль. До ноздрей Брета долетел нежный аромат духов.

— Не думаю, что поездка в карете слишком утомит меня. Мне кажется, тебя беспокоит не это. В чем дело, Брет?

Он хотел было сказать ей, что уезжает и что она остается свободной, но не решился. Вместо этого он обнял Кайлу и привлек к себе, его рот прижался к ее губам. Шаль упала к ее ногам. Его порыв застал Кайлу врасплох, однако уже в следующее мгновение ее руки обвились вокруг шеи Брета, она прильнула к нему всем телом, отдаваясь поцелую. Проклятие, он хотел ее, хотел ощутить ее под собой, обнаженной и жаждущей, отдающейся его ласкам.

Брет распустил волосы Кайлы, собранные на затылке, и они рассыпались по ее плечам. Волосы были шелковистые, мягкие и пахли чем-то таким женским. Он поднял Кайлу на руки, прижал к себе, через каменную террасу внес ее в дом и по лестнице поднялся на второй этаж в спальню. Если он и уедет, торопиться с объяснениями на этот счет не станет.

Горничная посторонилась, когда Брет входил в спальню, в глазах ее мелькнула тревога. Брет услышал, как она закрыла за собой дверь, и мрачно улыбнулся. Слуги любят распускать слухи, и Брет не сомневался, что через полчаса весь дом будет знать и об этом. Но его это мало беспокоило. Она принадлежала ему, эта золотоволосая женщина, которая находилась сейчас в его объятиях. Трепетная, красивая Кайла, которая снилась ему в обольстительных позах по ночам и занимала его мысли днем, которая мучила его сознанием собственной вины.

Брету хотелось забыть, истребить память о вкусе ее губ, о нежном животе и податливо разведенных бедрах, открытых для его ласк. Брет уложил Кайлу на кровать и стал осыпать поцелуями ее губы, веки, щеки, ее лебединую шею, его пальцы запутались в прекрасных длинных волосах. Она заставила Брета забыть его благие намерения, и решимость покинуть ее с каждым мгновением становилась все слабее.

Он страстно желал обладать ею — и должен признаться себе в этом. Он будет удерживать ее рядом как можно дольше. Может быть, им отпущено судьбой не так много времени, но сейчас она полностью принадлежит ему, и он хочет удовлетворить свою страсть.

Брет стал нетерпеливо дергать шнуровку платья. Наконец лиф распахнулся, обнажив нежную атласную кожу, которую можно гладить и ласкать бесконечно. Он сел на кровать, стащил с Кайлы платье и отшвырнул прочь. Лицо Кайлы пылало, глаза были прикрыты, на лице ее читалось желание. Да, она тоже хочет его — об этом говорят и ее глаза, и приоткрытые губы, и слабая блуждающая улыбка. Грудь ее вздымалась, а когда он положил ладонь на эти обольстительные холмы и дотронулся пальцами до сосков, Кайла задышала еще чаще и тихонько застонала.

Господи, до чего же он любил этот звук, любил, когда она выгибалась под его рукой, как бы приглашая взять ее, войти в ее лоно. Уж не этим ли отличается она от других женщин, которых он знал? Не было ли это хитростью судьбы, которая наградила его страстью к женщине, пытавшейся его ограбить? Как бы там ни было, но он не мог отрицать, что испытывает к ней неодолимое влечение.

Сердясь на нее и на себя, а пуще всего — на собственное слабоволие, Брет целовал ее полуоткрытые, дрожащие губы, толкаясь языком, чтобы хоть как-то облегчить свои мучения. Когда Кайла вся открылась для него, он застонал, чувствуя, что сейчас утонет, захлебнется в водовороте желания.

Он раздвинул ей ноги и вошел в нее на сей раз более грубо, чем обычно, не обращая внимания на чуть тревожный вскрик женщины, и быстро достиг разрядки. Затем, чуть устыдившись этого, стал осыпать Кайлу нежными поцелуями, вновь возбуждая ее и себя.

— Сладостная Кайла, — бормотал он, целуя ее в шею в том месте, где билась жилка.

— Брет… — Кайла сунула руку под его рубашку и стала гладить ему спину. — Знаешь, Брет, я не могла себе даже представить, что может быть так сладко… так…

Он остановил поток ее слов, поцеловав в губы, затем, закрыв глаза, стал шептать нежные слова. Дразня и лаская ее груди, живот, разведенные бедра, он вновь подвел ее почти к самому пику наслаждения. Кайла извивалась под ним, лепетала бессвязные слова. И тогда Брет поднял разведенные девичьи ноги и положил себе на плечи. Его пальцы стали терзать ее соски. Затем он наклонил голову и зарылся лицом в золотистый пушок между ног. Кайла стыдливо ахнула и напряглась, однако Брет словно не обратил внимания на этот вскрик. Его язык отыскал заповедную расщелину и погрузился внутрь. Таких сладостных ощущений Кайле еще не доводилось испытывать. Забыв о своих страхах, она устремилась навстречу Брету, извиваясь всем телом, а затем, положив ладони на его затылок, стала прижимать к себе его голову.

— Брет, ах, Брет… — Кайла стонала и всхлипывала, ее выкрики становились все бессвязнее. Удары языка рождали огонь в ее лоне и разносили по всему телу. Она достигла пика наслаждения и содрогнулась. Лишь тогда Брет оторвал голову, приподнялся и снова вошел в нее.

— Помнишь… я говорил… что тебе это понравится, — произнес он в такт привычным движениям тела. Брет был снова близок к разрядке, но создавалось такое впечатление, что он никак не мог насытиться Кайлой. Он брал ее снова и снова до тех пор, пока они не обессилели настолько, что не могли даже пошевелиться.

Кайла лежала с закрытыми глазами, подперев подбородок рукой и улыбаясь слабой, но счастливой улыбкой. Некоторое время Брет рассматривал полог над кроватью, смотрел на тлеющие угли в камине. Конечно, вряд ли какой-нибудь слуга придет, чтобы добавить дров и развести огонь, но Брет медлил с вызовом. Довольно цинично он отметил для себя, что его попытка избавиться от наваждения, можно сказать, провалилась. Кайла по-прежнему занимала его мысли, чувство вины не проходило, и он по-прежнему испытывал к ней непонятное щемящее чувство. Возможно, Годфри был прав. Возможно, в нем говорит совесть.

И самое правильное, что он может сейчас сделать, это отпустить ее. Это единственный способ исправить положение. Быстрый полный разрыв — вот, пожалуй, наиболее безболезненный для них обоих способ. Но, черт возьми, как трудно это сделать.

Брет стал думать о женщине, которую когда-то любил. Она умерла без него, одинокая и отчаявшаяся, умерла от потери крови после рождения мертвого ребенка. Возвратившись, он нашел две свежие могилы. Его до сих пор терзало воспоминание о том, как сурово обошелся он с замечательной девушкой, имевшей глупость полюбить его. Да, будет правильно, если он оставит Кайлу и даст ей возможность найти мужчину, который постоянно будет с ней, будет любить ее, как она того заслуживает.

С этими мыслями Брет заснул, обнимая уставшую, но счастливую Кайлу, которая задремала, положив голову ему на грудь.

Глава 20

Громко тикали стоящие на камине часы, а Бэрри Бейлор, нетерпеливо меряя шагами гостиную, то и дело смотрел на стрелки. Куда, к черту, запропал Брет. Если он опять задумал какую-нибудь хитрую интригу, то пусть не рассчитывает на его участие. В прошлый раз они лишь чудом избежали тюрьмы. Конечно, это счастье, что удалось спасти Кайлу. Он до сих пор с содроганием вспоминает ту минуту, когда увидел бледную, без кровинки в лице девушку, лежащую на каменной полке, а возле нее — алую лужицу крови. Еще чуть-чуть — и трагедия совершилась бы.

Желание мстить пропало, когда Брет точно прицелился и спустил курок пистолета. Нортуик дернулся, повернулся, широко раскрыв глаза и рот, и его безжизненное тело рухнуло на пол.

Бэрри чувствовал себя ужасно, когда они отвозили труп Нортуика на ту улицу. Ему казалось, что дамоклов меч занесен и вот-вот опустится на его голову.

Черт побери, так где же все-таки Брет? И почему он пригласил его, если сейчас заставляет себя ждать? Бэрри резко повернулся, услышав звук открываемой двери.

На пороге появился Брет — как всегда, невозмутимый и элегантный, каким оставался и после дуэлей, и даже после убийства Нортуика. Кажется, он всего лишь раз дал выход эмоциям — когда увидел, как течет кровь из запястья Кайлы, да и то это был не страх, а гнев.