Былое — это сон

Сперва мне нравилось беседовать с ним, но если к тебе приходят каждый день, а то и по нескольку раз в день, — это уже слишком. У него были неприятности, и он считал, что в чужой стране можно позволить себе быть откровенным.

Я был совершенно свободен, но если и сидел в номере, мне, как правило, хотелось побыть одному. А тут номер будто уже и не принадлежал мне. Каждый день аргентинец говорил: «Завтра я уеду», — и приходил опять.

Однажды уже совсем стемнело, а он все не появлялся, и я вздохнул с облегчением. Значит, уехал.

Утром я проснулся и с удовлетворением вспомнил, что он уехал. В дверь постучали. На пороге стоял аргентинец. Мне стало не по себе от одного его вида.

— Вы, наверно, удивились, что меня вчера не было? Правда? Меня задержали.

Я буркнул, что это неважно.

Несколько дней прошло, как обычно. Каждый день я надеялся, что он завтра уедет. Только поэтому не перебрался в другой отель…

Но вот аргентинец пришел и сказал, что уезжает через несколько часов. Это было уже что-то новое. Прежде он говорил: может быть, завтра…

В то утро он был молчалив. Часто смотрел на часы и вздыхал. До самого ухода он сидел на диване, низко опустив голову. В дверях он долго медлил.

День был пасмурный, и когда аргентинец наконец ушел, мне стало невыносимо одиноко. Из коридора до меня доносились шаги и негромкие голоса. В тот вечер я пошел в бар и напился.

Может, действительно всему виной была погода, — когда выглянуло солнце, я почувствовал себя значительно лучше. Поначалу я решил не вмешиваться в судебный процесс по делу моего брата, но как только радость жизни вернулась ко мне, я почувствовал интерес к этой истории. Даже решил съездить в Йорстад и посмотреть на дом своего детства, если он еще цел.

Да, он был цел, о нем упоминалось на первом судебном заседании. На этом заседании я впервые увидел Йенни, твою мать. Она была очень привлекательна.

Карл Манфред Торсен, мой брат, был в тот вечер в гостях у Йенни Люнд. Она вместе со своим старым дедом жила в первом этаже того дома, где прошло наше с Карлом детство. Они с Карлом познакомились, когда он продал ей дом. Дед Йенни спал в маленькой комнатке окнами во двор, второй этаж занимала какая-то вдова.

Выяснилось, что Карл Манфред должен мне несколько тысяч, — я не получил своей доли от продажи дома. Меня потрясло известие, что моя младшая сестра умерла много лет назад. Когда я уехал, ей было три года.

Карл Манфред и Йенни сидели в гостиной до полуночи, и тогда-то, как объяснил Карл, за окном раздался выстрел. Он выбежал, у порога лежал Антон Странд с простреленным сердцем.

Вопросы капали медленно и тягуче. Ответы тоже.

Антон Странд был знаком с твоей матерью. Обоих мужчин обуревала ревность. Карл Манфред нехотя признался, что они с Йенни несколько раз ссорились из-за Антона. Признался он и в том, что грозился убить Антона. Тому было три свидетеля.

— Но я его не убивал, — заявил Карл Манфред. — Его убил тот человек, который убежал, когда…

— Вы имеете в виду того неизвестного? — спросил судья.

По залу пробежал приглушенный смешок. Карл с недоумением взглянул на судью.

— Да, мне он неизвестен.

Снова смех.

Судья призвал зал к порядку. Я был возмущен. Кто, как не сам судья, вызвал беспорядок? «Неизвестный» — понятие, в суде хорошо известное, но разве не факт, что эти «неизвестные» часто оказываются вполне реальными людьми?

Карл держался того показания, которое только что было зачитано: какой-то человек бегом свернул в проулок. Карл крикнул: «Держите вора! Держите вора!»

Он действительно так крикнул. Это слышали многие. Но почему он кричал: «Держите вора!»?

Карл опустил глаза и облизнул губы. Он и сам не понимает. Может, потому, что совсем недавно прочел в одной книге, как кто-то кричал: «Держите вора!»

— Как называется книга? Кто автор?

Карл с удивлением посмотрел на судью.

— Не помню, — медленно ответил он.

Судья улыбнулся. Чему? Я прочел множество книг, не запомнив ни их названия, ни фамилии автора.

— Но ведь это был не вор?

Карл уставился в пол, он не мог объяснить это более вразумительно.

— Антон Странд угрожал вам когда-нибудь?

Вмешался защитник:

— Протестую против такого вопроса!

Стороны обменялись резкими репликами. Судья закипел:

— Не учите меня, господин адвокат!

Я не стал вникать в их перебранку, но после нескольких вопросов, заданных Карлу, понял, куда гнет судья. Антон Странд остался лежать с заряженным револьвером в руке. Он так и не успел выстрелить. Кого он хотел убить, Карла? Может, Карл просто опередил его?

По мнению полиции, именно так и обстояло дело. Однако другого револьвера, кроме того, что был в руке у Антона Странда, следствие не обнаружило. Выло ясно, что неизвестного никто не воспринимает всерьез.

А не было ли у Йенни Люнд еще и третьего дружка, подумал я.

Йенни подошла к барьеру. Она подтвердила свои прежние показания: когда раздался выстрел, она находилась во дворе. Она пробыла там недолго, минуту, а может, и того меньше, и тут услыхала выстрел, шаги бегущего человека и крик Карла Торсена «Держите вора!».

Прокурор задал Йенни несколько вопросов, он ее не щадил. Она отказалась от своего прежнего показания, будто они с Карлом сидели на диване, когда раздался выстрел. Карл же упрямо твердил, что не помнит, где он находился в эту минуту. Казалось, и прокурор и защитник подозревают, что Йенни Люнд причастна к убийству. Да и я тоже недоумевал, почему обвинение предъявлено только Карлу. Потому что он мужчина? Но разве в Норвегии не известно, что и женщины иногда совершают убийства?

Не знаю, кто убил Антона Странда, но только не твоя мать и не мой брат.

Прокурор зашел так далеко, что Йенни вдруг спросила, уж не подозревает ли он ее. Прокурор сердито заметил, что вопросы должен задавать он, а не она.

— Я буду отвечать только как свидетель, — очень спокойно сказала Йенни.

Вмешался судья:

— Фрекен Люнд, не забывайте, что совершилось убийство. Соблюдать правила ведения процесса, разумеется, необходимо, но я не считаю, что прокурор их нарушил. Убит Антон Странд, человек с незапятнанной репутацией. О самоубийстве или несчастном случае не может быть и речи. Вы должны сделать все, чтобы помочь суду. Почему вы сказали, что сидели с Карлом Торсеном на диване, когда вас — или если вас — на самом деле в доме не было?

— Я уже объясняла, но ведь мне не поверили. Сперва мне и в голову не пришло, что стрелять мог Карл. Это уже потом я так подумала, когда пришел ленсман. Я сразу поняла, что он подозревает Карла. Мне захотелось помочь Карлу. Я уже говорила, от смятения я плохо соображала. На другой день я поняла, что правду скрывать глупо. Если Карл невиновен, он, конечно, не станет скрывать, где я была, и еще я вспомнила, что полагается за ложные показания. Неужели вам не ясно, как можно растеряться, если вдруг окажешься в таком положении… тут убитый, и вообще… ведь еще за секунду я ни о чем таком и думать не думала. Меня не было в доме, хотя я прекрасно понимаю, как плохо для Карла, что я не могу сказать, где он находился в тот момент, когда раздался выстрел.

Следующий свидетель был кондуктор. Он хорошо знал Карла, и в лицо и по имени. В день убийства Карл Торсен вернулся из Осло с вечерним поездом, в купе он ехал один. Когда кондуктор открыл дверь, Карл спрятал за спину револьвер.

Защитник поинтересовался, — может, это была трубка.

— Я трубку не курю, — проворчал Карл.

— Вот видите! — с торжеством заметил кондуктор.

Публика засмеялась, и свидетеля отпустили. У меня мелькнула мысль, которую я потом развил: зал современного суда — естественное продолжение древнего театра. Оттого-то нынешние театры и переживают такой кризис. Они не понимают, что их оттеснили в сторону. Подлинные наследники старинных скоморохов выступают теперь в залах суда.

Карл Торсен отрицал, что в поезде, да и вообще когда-нибудь, у него был револьвер.