Страница 56 из 130
Определенным «смягчающим обстоятельством» для властей может служить лишь уровень коррупции — без циркуляра прикормленные правоохранители вообще бы ничего делать не стали. Кроме того, 107-я статья начинала применяться, когда размер товарных излишков в хозяйстве превышал 2000 пудов. Как-то трудновато представить себе возможность следственной или судебной ошибки в случае, если в амбаре у хозяина находится 32 тонны хлеба. Что, складывали по зернышку и не заметили, как накопилось? Даже с учетом того, что впоследствии этот размер был снижен — в среднем конфискации составили 886 пудов (14,5 тонн) — все равно трудно.
Впрочем, учитывая пустячный срок лишения свободы по 107-й статье — до одного года (вообще-то до трех, но это в случае сговора торговцев — а ты попробуй-ка этот сговор докажи), основной мерой наказания являлась как раз конфискация излишков. Не хотели продавать хлеб — отдадите даром.
Но все же такое нарочитое нарушение УПК свидетельствует: положение было чрезвычайным. О том же самом говорит, казалось бы, давно забытая мера времен Гражданской войны — выделение 25 % собранного зерна бедноте, причем даже не по льготным ценам, а в порядке долгосрочного кредита. Стало быть, в только что собравшей небывалый урожай сибирской деревне бедняки не только голодали, но рынок уже выкачал имеющиеся у них скудные сбережения.
…Давайте немного посчитаем. При урожайности в 50 пудов с десятины 800 пудов — это 18 десятин. Плюс к тому еще собственное потребление хозяев, прокорм батраков и скота, что при крупном хозяйстве потянет десятин, скажем, на семь[140]. Итого — 25 десятин. В 1928 году наделы в 25 десятин и выше имели всего 34 тысячи хозяйств — меньше, чем по одному на деревню.
И сколько же тогда земли у хозяев, которые имели по полторы-две тысячи пудов в амбаре, даже с учетом «страхового запаса»? И откуда, интересно, взял Сталин цифру, которую назвал в Сибири: «Посмотрите на кулацкие хозяйства: там амбары и сараи полны хлеба, хлеб лежит под навесами ввиду недостатка мест хранения, в кулацких хозяйствах имеются хлебные излишки по 50–60 тысяч пудов на каждое хозяйство, не считая запасов на семена, продовольствие, на корм скоту…» У него не было привычки брать данные с потолка. Где он нашел хозяйства с такими запасами? На Дону, в Терском крае, на Кубани? Откуда столько хлеба? С собственного поля? Но одно дело — тысяча десятин пастбищ и совсем другое — сотни десятин пашни, тут даже самый «ручной» проверяющий взовьется на дыбы, не говоря уже о райкоме ВКП(б).
Так откуда в кулацких хозяйствах столько хлеба?
Ну, во-первых, не стоит забывать о натуральном ростовщичестве, которым была опутана вся деревня. Все эти «благодарности», отдача долгов «исполу», аренда земли и отработка за долги, мешок за мешком, ложились в амбары сотнями и тысячами пудов. А во-вторых, давайте задумаемся: как в деревне проходила продажа зерна? Это хорошо, если ярмарка расположена на краю села, так что свои несколько мешков туда можно отнести на горбу. А если нет? И лошади тоже нет, так что и вывезти не на чем? Впрочем, пусть даже и есть сивка — так охота ли гонять ее за десятки верст с десятью пудами? А деньги между тем нужны — налог заплатить, да и купить хоть что-то, да надо.
Между маломощным крестьянином и рынком просто обязан существовать деревенский скупщик зерна — тот, который, в свою очередь, будет иметь дело с городским оптовиком. В зависимости от сочетания жадности и деловитости он может давать односельчанам или чуть больше, или чуть меньше государственной цены — так, чтобы эта копейка не заставила неимущего крестьянина ехать на базар или на ссыппункт.
Какими были хлебные ресурсы бедняцкого, середняцкого и кулацкого хозяйства в Сибири, мы видим в том же политическом обзоре ОГПУ.
«В с. Полковниково Косихинского района (Барнаульский округ) из 19 кулацких хозяйств, имеющих свыше 6000 пуд. товарного хлеба, только 11 хозяйств сдали 1119 пуд. (18,5 %). Середняцких хозяйств имеется в селе 242, имеющих 36 227 пуд. товарного хлеба. Из этого количества хлеб сдали только 195 маломощных хозяйств — 12 334 пуд. (34 %). Из 242 бедняцких хозяйств, не имеющих товарного хлеба, все же 99 хозяйств сдали 2650 пуд.».
Итак, как мы видим, у бедняков товарного хлеба нет, но какие-то излишки все же имеются, хотя и довольно жалкие — по 27 пудов на хозяйство, и это при «небывалом» урожае. 27 пудов по хорошим осенним ценам — рублей двадцать пять. Если ссыпной пункт верст за десять, можно и туда отвезти, а если за пятьдесят? Квитанция на получение промтоваров — приманка скорее для середняка, бедному бы налоги заплатить.
Середняки имеют излишков по 150 пудов, из них хлеб госзаготовителям сдали 195 хозяйств, из самых маломощных, в среднем по 63 пуда. Куда денут хлеб остальные? Продадут заезжему частнику? Ну, если этого заезжего частника вообще в деревню пустят… В торговых делах обычно все схвачено, поделено, и конкуренции эти ребята не любят.
Деревенский кулак просто не мог не быть скупщиком хлеба — дураком надо быть, чтобы упустить такой доход. Впрочем, он таковым и был. Процитируем снова донесение ОГПУ — этот документ хорош тем, что, в отличие от большинства прочих исследований, не выдает отдельные случаи за явление, а иллюстрирует явление частными типичными примерами.
«Нижне-Волжский край. В Лысогорском районе Саратовского округа кулаки и зажиточные занимаются систематической спекуляцией хлебом. Кулаки в с. Б.-Копны скупают у крестьян хлеб и вывозят большими партиями в г. Саратов. Для того, чтобы смолоть хлеб вне очереди, кулаки спаивают работников и заведующего мельницей.
Северо-Кавказский край. В ряде мест Кущевского и Мясниковского районов (Донского округа) отмечается массовый помол зерна на муку. Часть хлеборобов занимается систематическим вывозом и продажей муки на городском рынке… Цены на пшеницу доходят до 3 руб. за пуд. Зажиточные и крепкое кулачество, скупая на месте по 200–300 пуд. хлеба, перемалывают его на муку и увозят на подводах в другие районы, где продают по 6–7 руб. за пуд.
Украина. Кулак хут. Новоселовки (Роменский округ) скупает хлеб при посредстве трех бедняков, которые под видом скупки хлеба для личного потребления заготавливают для него зерно. Кулак закупленное зерно перемалывает на муку и продает на базаре.
Белоцерковский округ. В Фастовском и Мироновском районах кулаки организовали свою агентуру по скупке хлеба, которая заготавливает для них хлеб в окружающих селениях и ближайших районах».
Как видим, на деревенском уровне частник-оптовик и кулак — это один и тот же персонаж, естественный посредник между производителем и рынком. По сути, кулак и нэпман — два звена одной цепи, и интересы у них совершенно одни и те же: как можно больше захватить рынок, не пустить туда других игроков, и в первую очередь — государство.
Беда была не только в том, что сами кулаки играли на повышение цен, но еще больше в том, что они вели за собой других крестьян. В высоких хлебных ценах были заинтересованы все, кто хоть что-то вывозил на рынок, и к бойкоту госпоставок присоединялись середняки, которых привлечь по статье 107 нельзя — если применять ее к тем, у кого в амбаре не тысяча, а сотня пудов, то почему бы сразу не начать поголовную реквизицию?
В то же время почти половина хозяйств в стране была настолько слаба, что не могла прокормиться своим хлебом до нового урожая. Высокие цены этих крестьян напрочь разоряли, и они повисали на шее государства. Таким образом, при вольном рынке государство дважды спонсировало торговцев — сперва покупая у них хлеб по высоким, установленным ими же ценам, а потом снабжая дешевым хлебом разоренных этими же хлеботорговцами бедняков. Если в стране существует мощное торговое лобби, оплачивающее политиков, эта перекачка может продолжаться вечно, но нэпманам слабо было купить членов Политбюро. Проще убить…
Нет, конечно, 107-ю статью никто не отменял — но сколько же можно решать экономические проблемы с помощью Уголовного Кодекса? Надо было искать экономический выход. И такой выход существовал, все тот же: создать на селе крупные агропредприятия, всемерно поддерживая, вывести их на интенсивный уровень и таким образом решить обе проблемы: бедноты и госпоставок.
140
Хотя с учетом семенного фонда маловато будет — ну да ладно, берем по минимуму.