Страница 40 из 130
Образцовыми можно считать события в селе Николаевский городок Саратовской губернии. 1 ноября 1905 года на общем собрании представителей окрестных деревень решено было сместить местные власти, заменив их крестьянскими комитетами, конфисковать оружие и деньги, создать боевые дружины. А главное, провести то, ради чего всю кашу и заварили, — конфискацию помещичьих, удельных и казенных земель, а также помещичьего хлеба и передачу всего этого в безвозмездное пользование крестьянам.
1905 год выявил нечто для властей неожиданное. Народ вовсе не являлся стадом, которое ропщет, но идет, куда гонят. Большая часть населения империи, традиционно считавшаяся аморфной лапотной массой, оказалась жестко самоорганизована, и эти первичные политические ячейки общества вовсе не поддерживали власть предержащую. У них был свой интерес, расходящийся как с политикой властей, так и с экономическими интересами державы, этот интерес они очень четко сознавали и намерены были защищать.
Правительство занервничало. В ноябре 1905 года был выпущен указ об отмене выкупных платежей (при этом выкупные обязательства перед помещиками продолжали выполняться). Назначенный в 1906 году министром внутренних дел и практически сразу же премьер-министром саратовский губернатор Петр Столыпин жестоко расправился с восстаниями и «замирил» деревни. Однако проблема осталась. Если срочно не сделать что-то с аграрным сектором, то через несколько лет замордованные до потери инстинкта самосохранения крестьяне попросту разнесут державу. Ибо когда аутсайдеров полстраны, и терять им нечего…
Вопросы терминологии
Второй попыткой спасти российскую экономику с помощью англо-саксонской модели (а никакой другой у дореволюционных российских экономистов не имелось) стала столыпинская реформа. В теории она была задумана правильно. Первая реформа, проплыв некоторое расстояние, уперлась в общину — стало быть, надо общину разрушить, пусть плывет дальше. В первую очередь следует покончить с уравнительным общинным землепользованием, державшим сельское население на одном уровне бедности. Да и крестьянская самоорганизация, стремящаяся — и способная! — установить на селе собственную власть, тоже ни к чему.
10 мая 1907 года Столыпин произнес в Государственной Думе речь, где заявил о целях реформы. Эта речь известна, в основном, заключительной фразой: «Им нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия!» Между тем речь очень интересная и заслуживает того, чтобы прочесть ее внимательно, ибо там, в словах и между слов, сказано, каким именно путем намеревался премьер достичь величия России, и почему Россия ответила на его намерения небывалой революцией.
Из речи Столыпина, из того, что он говорит, а также из того, что недоговаривает, видно, в какой панике находились и правительство, и общественность России. В самом деле, в Государственной Думе сидели люди образованные, хотя и не всегда понимающие в сельском хозяйстве, и, тем не менее, не меньше половины Думы слепо шли на поводу у крестьян. Левые требовали полной национализации земли — это понятно, на то они и левые. Но даже кадеты считали, что следует изъять землю у помещиков и разделить ее между крестьянами. Столыпин же пытался доказать, что это ничего не даст. В Думе это был глас вопиющего в пустыне — но ведь он прав, вот что самое ужасное!
«Ясно, господа, что путем отчуждения, разделения частновладельческих земель земельный вопрос не разрешается. Это равносильно наложению пластыря на засоренную рану. Но, кроме упомянутых материальных результатов, что даст этот способ… с нравственной стороны?
Та картина, которая наблюдается теперь в наших сельских обществах, та необходимость подчиняться всем одному способу ведения хозяйства, необходимость постоянного передела, невозможность для хозяина с инициативой применить к временно находящейся в его пользовании земле свою склонность к определенной отрасли хозяйства, все это распространится на всю Россию… Все будет сравнено, — но нельзя ленивого равнять к трудолюбивому, нельзя человека тупоумного приравнять к трудоспособному. Вследствие этого культурный уровень страны понизится. Добрый хозяин, хозяин изобретательный самою силой вещей будет лишен возможности приложить свои знания к земле…»
Ну, и кто рискнет сказать, что это не так? Именно так и действует на хозяйство община, тут прав премьер, да и крестьяне сами это прекрасно понимали, просто ситуация была безысходной: без общины в русской деревне начался бы бой в джунглях за выживание. Ну, а прибавка земли — она ведь в любом случае не повредит, разве не так?
«…Путем переделения всей земли государство в своем целом не приобретет ни одного лишнего колоса хлеба. Уничтожены, конечно, будут культурные хозяйства. Временно будут увеличены крестьянские наделы, но при росте населения они скоро обратятся в пыль, и эта распыленная земля будет высылать в города массы обнищавшего пролетариата».
И ведь так оно на самом деле и вышло! Именно к таким результатам привела национализация земли, проведенная явочным порядком летом 1917 года и в октябре санкционированная большевиками (именно в таком порядке!).
«Но положим, что эта картина неверна, что краски тут сгущены. Кто же, однако, будет возражать против того, что такое потрясение, такой громадный социальный переворот не отразится, может быть, на самой целости России. Ведь тут, господа, предлагают разрушение существующей государственности, предлагают нам среди других сильных и крепких народов превратить Россию в развалины для того, чтобы на этих развалинах строить новое, неведомое нам отечество».
И это верно! Действительно, земельный передел отразился бы на существующей государственности самым роковым образом. В первую очередь потому, что это бы не понравилось буржуазии. Потому что если сегодня национализировать, десакрализовать земельную собственность, то завтра может дойти дело и до остальной. В 1917 году наживавшиеся на войне российские «ястребы» сбросили с трона императора, всего-навсего покусившегося на прибыли военно-промышленного комплекса[109], и без малейшей нравственной судороги разрушили и государственность, и Россию. А ведь земля — кусок на порядок крупнее, чем прибыль от военных поставок. Долго бы прожили авторы такого закона? Дума, как коллективный разум, ни за что не отвечает, но и император, и премьер — люди из плоти и крови, смертные и уязвимые.
Другое дело, что упорство власти в земельных вопросах тоже разрушило российскую государственность. Миллионы мужиков в серых шинелях с винтовками в руках отказались признавать эту Россию — барскую, сословную, где их не считали за людей — и она рухнула, вместе со всей своей целостностью, имперскостью и государственностью. Строили на развалинах новое отечество уже совсем другие люди. Впрочем, «другие сильные и крепкие» государства и империи тоже на поверку оказались на глиняных ногах.
А вот теперь — внимание! Эта цитата нам еще пригодится.
«Надо думать, что при таких условиях совершился бы новый переворот, и человек даровитый, сильный, способный силою восстановил бы свое право на собственность, на результаты своих трудов. Ведь, господа, собственность имела всегда своим основанием силу, за которою стояло и нравственное право… Право способного, право даровитого создало и право собственности на Западе. Неужели же нам возобновлять этот опыт и переживать новое воссоздание права собственности на уравненных и разоренных полях России?»
«Нравственное право» такое, утвержденное силой, бесспорно, существует — но к какому нравственному закону оно относится? Это все из того же богословия, которое объявляет частную собственность священной категорией. Богословие сие известно давно, и религия не отличается новизной, это один из самых древних и мощных символов Ветхого Завета. «И сказал им Аарон: выньте золотые серьги, которые в ушах ваших жен, ваших сыновей и ваших дочерей, и принесите ко мне. И весь народ вынул золотые серьги из ушей своих и принесли к Аарону. Он взял их из рук их, и сделал из них литого тельца, и обделал его резцом. И сказали они: вот бог твой, Израиль, который вывел тебя из земли Египетской!»
109
Есть серьезные основания полагать, что реальной причиной отречения Николая II стало то, что он начал всерьез задумываться о заключении сепаратного мира.