Страница 157 из 167
Слабенькие, несчастные люди, оторванные от народных масс, не рассчитывающие на поддержку народа, на поддержку армии, боящиеся армии и прятавшиеся от армии и от народа. Они рассчитывали на германцев и на всякие свои махинации, как бы школу ВЦИК в Кремле надуть, как бы охрану надуть, шум в гарнизоне произвести. На армию они не рассчитывали, вот в чем их слабость. В этом же и наша сила.
Говорят, как же такая масса командного состава выбывает из строя. Я вижу кое у кого смущение, как их заменить.
Голоса: Чепуха, чудесные люди есть.
Сталин: В нашей армии непочатый край талантов. В нашей стране, в нашей партии, в нашей армии непочатый край талантов. Не надо бояться выдвигать людей, смелее выдвигайте снизу. Вот вам испанский пример.
Тухачевский и Уборевич просили отпустить их в Испанию. Мы говорим: «Нет, нам имен не надо. В Испанию мы пошлем людей, мало известных». Посмотрите, что из этого вышло? Мы им говорили: если вас послать, вас заметят, не стоит. И послали людей мало заметных, они же там чудеса творят. Кто такой был Павлов? Разве он был известен?
Голос: Командир полка.
Голос: Командир мехбригады.
Буденный: Командир 6-й дивизии мехполка.
Ворошилов: Там два Павловых: старший лейтенант…
Сталин: Павлов отличился особенно.
Ворошилов: Ты хотел сказать о молодом Павлове?
Голос: Там Гурьев и капитан Павлов.
Сталин: Никто не думал, и я не слыхал о способностях командующего у Берзина. А посмотрите, как он дело наладил. Замечательно вел дело. Штерна вы знаете? Всего-навсего был секретарем у т. Ворошилова. Я думаю, что Штерн не намного хуже, чем Берзин — может быть, не только не ху же, а лучше. Вот где наша сила — люди без имен. «Пошлите — говорят — нас, людей с именами, в Испанию». Нет, давайте пошлем людей без имени, низший и средний офицерский наш состав. Вот сила, она и связана с армией, она будет творить чудеса, уверяю вас. Вот из этих людей смелее выдвигайте, все перекроят, камня на камне не оставят. Выдвигайте людей смелее снизу. Смелее — не бойтесь. {Продолжительные аплодисменты.)
Ворошилов: Работать будем до 4 часов.
Голоса: Перерыв устроить, чтобы покурить.
Ворошилов: Объявляю перерыв на 10 минут…
Ворошилов: Нужно будет раздать стенограмму, как у нас было принято.
Блюхер: Нам сейчас, вернувшись в войска, придется начать с того, что собрать небольшой актив, потому что в войсках говорят и больше и меньше, и не так, как нужно. Словом, нужно войскам рассказать, в чем тут дело.
Сталин: То есть пересчитать, кто арестован?
Блюхер: Нет, не совсем так.
Сталин: Я бы на вашем месте, будучи командующим ОКДВА, поступил бы так: собрал бы более высший состав и им подробно доложил. А потом тоже я, в моем присутствии, собрал бы командный состав пониже и объяснил бы более коротко, но достаточно вразумительно, чтобы они поняли, что враг затесался в нашу армию, он хотел подорвать нашу мощь, что это наемные люди наших врагов, японцев и немцев. Мы очищаем нашу армию от них, не бойтесь, расшибем в лепешку всех, кто на дороге стоит. Вот я бы так сказал. Верхним сказал бы шире.
Блюхер: Красноармейцам нужно сказать то, что для узкого круга?
Сталин: То, что для широкого круга.
Ворошилов: Может быть, для облегчения издать специальный приказ о том, что в армии обнаружено такое-то дело? А с этим приказом вышел бы начальствующий состав и прочитал во всех частях.
Сталин: Да. И объяснить надо. А для того, чтобы верхний командный состав и политические руководители знали все-таки, стенограмму раздать.
Ворошилов: Да, это будет очень хорошо. В стенограмме я много цитировал. Тут будет полное представление.
Сталин: Хорошо, если бы товарищи взялись и наметили в каждой определенной организации двух своих заместителей и начали выращивать их как по политической части, так и по командной части.
Ворошилов: Давайте это примем. По партийной линии это принято.
Сталин: Это даст возможность и изучать людей…
Ворошилов: Вот этот самый господинчик Фельдман, я в течение ряда лет требовал от него: дай мне человек 150 людей, которых можно наметить к выдвижению. Он писал командующим, ждал в течение 2 с половиной, почти 3 лет. Этот список есть где-то. Нужно разыскать.
Буденный: Я его видел, там все троцкисты, одни взятые уже, другие под подозрением.
Сталин: Так как половину из них арестовали, то значит, нечего тут смотреть.
Буденный: Не нужно этот приказ печатать, а просто сказать — не подлежит оглашению.
Сталин: Только для армии и затем вернуть его. Стенограмму тоже вернуть. Будет еще вот что хорошо. Вы как собираетесь — в два месяца раз?
Ворошилов: В три месяца раз.
Сталин: Так как у вас открытой критики нет, то хорошо бы критику здесь разворачивать внутри вашего совета, иметь человека от оборонной промышленности, которую вы будете критиковать.
Голоса: Правильно.
Сталин: И от вас будут представители в Совет Оборонной промышленности, человек пять.
Голоса: Правильно.
Сталин: Начиная, может быть, с командира полка, а лучше было бы еще ниже, иметь заместителем.
Ворошилов: Командира дивизии или командира полка, я его назначаю заместителем.
Голоса: Есть такое распоряжение.
Ворошилов: Распоряжение есть. Но мы должны иметь лучших людей, каждый должен найти у себя, и тогда я уже трогать не буду. Я буду знать, что у Кожанова командир подводной лодки N 22 или командир «Червонной Украины» является избранником, которого он будет выращивать. Я его трогать не буду.
Голос: Такое же распоряжение отдано.
Ворошилов: Совсем не такое.
Сталин: Может быть, у вас нет таких людей, которые могут быть заместителями?
Ворошилов: Есть. У нас известная градация по росту. Командир Ефимов, он командир корпуса, он будет искать среди командиров дивизии — но так как командиров дивизии мало и он не может оттуда наметить, он будет искать из командиров батальонов.
Сталин: Не будет боязни, что отменят тех, которые намечены?
Голос: Эта боязнь есть.
Сталин: Поэтому надо искать и выращивать, если будут хорошие люди.
Ворошилов: Значит, в 8 часов у меня в зале заседание.
Сталин: Нескромный вопрос. Я думаю, что среди наших людей, как по линии командной, так и по линии политической, есть еще такие товарищи, которые случайно задеты. Рассказали ему что-нибудь, хотели вовлечь, пугали, шантажом брали. Хорошо внедрить такую практику, чтобы если такие люди придут и сами расскажут обо всем — простить их. Есть такие люди?
Голоса: Безусловно. Правильно.
Сталин: Пять лет работали, кое-кого задели случайно. Кой-кто есть из выжидающих, вот рассказать этим выжидающим, что дело проваливается. Таким людям нужно помочь с тем, чтобы их прогщть.
Щаденко: Как прежде бандитам обе шали прощение, если он сдаст оружие и придет с повинной (смех).
Сталин: У этих и оружия нет, может быть, они только знают о врагах, но не сообщают.
Ворошилов: Положение их, между прочим, неприглядное. Когда вы будете рассказывать и разъяснять, то надо рассказать, что теперь не один — так другой, так третий, все равно расскажут. Пусть лучше сами придут.
Сталин: Простить надо, даем слово простить, честное слово даем.
Щаденко: С Военного Совета надо начинать. Кучинский и другие…
Кучинский: Товарищ Ворошилов, я к этой группе не принадлежу — к той группе, о которой говорил товарищ Сталин. Я честный до конца.
Ворошилов: Вот и Мерецков. Этот, пролетарий, черт возьми.
Мерецков: Это ложь, тем более что я никогда с Уборевичем не работал и в Сочи не виделся.
Ворошилов: Большая близость с ним у этих людей. Итак, в восемь часов у меня…»
ПРИЛОЖЕНИЕ 4. ПЛАН ПОРАЖЕНИЯ
Это собственноручные показания М. Н. Тухачевского на следствии: 143 рукописные страницы, написанные ровным, четким почерком, с соблюдением всех тогдашних правил грамматики. В показаниях есть ссылки еще на два документа. Один — «План поражения», написанный Уборевичем, другой — показания о вредительской деятельности, который Тухачевский обешэл изложить особо. Ни тот, ни другой документ не опубликованы.