Три (ЛП)

Я могла бы представить, что на столике стоит кружка с горячим шоколадом Horizons.

Мерцает огонек восковой свечи.

Мама сидит, засунув пальцы ног под диванную подушку.

Я смутно осознавала, что Чейз обыскивает кухню, и едва слышала звук открывающихся и закрывающихся ящиков.

Я взяла один из журналов и принялась листать страницы, глядя на фотографии счастливых женщин, сексуальных женщин в купальниках и другой одежде, которую позже ФБР объявит аморальной. В журнале были и статьи, но я их не читала, просто смотрела на буквы. Слишком много времени прошло с тех пор, как я читала хоть что-то, не одобренное МН.

* * *

– Где ты его взяла?

Мама усмехнулась, в глазах зажглись озорные огоньки. Она листала страницы старого журнала, как будто ей действительно было интересно, а не просто хотелось меня подразнить.

– Должно быть, прихватила у одной из дам в бесплатной столовой, – сказала она, надув губы.

– Должно быть, – повторила я, нахмурившись. – Ты же знаешь, что нас ждет проверка.

МН не показывалась почти месяц. Мы жили в неизвестности. На этой неделе я ежедневно проверяла дом до и после школы, чтобы удостовериться, что вокруг не валяется ничего контрабандного.

– О, дай себе немного пожить, – сказала она, свернув журнал в трубочку и шлепнув меня по руке. – Ты не поверишь, что они писали в этих штуках.

Она поиграла бровями.

Не спрашивать. Не спрашивать.

– Что? – спросила я.

Она торжествующе улыбнулась:

– Ой, ну знаешь. Все эти обычные нарушения.

* * *

Советы по макияжу. Слухи о кинозвездах. И среди них иногда политические статьи о подъеме Федерального Бюро Реформации. Опасения насчет моральной платформы президента Скарборо и того, что она значит для прав женщин и свободы вероисповеданий. Журналисты прятали эти статьи между яркими фотографиями и новостями моды. Их никогда не рекламировали на обложке. Даже тогда они, похоже, представляли опасность того, что писали.

– На что ты смотришь? – спросила Ребекка.

Я поборола внезапное желание забрать журнал с собой. Воспоминания были слишком болезненными: возвращение домой после ареста, известия о том, что все мои вещи забрали люди из МН. Моя лучшая подруга Бет сумела спрятать всего несколько вещей, среди которых был и один из маминых журналов, позже потерянный в туннелях под Чикаго. Мне казалось неправильным забирать этот журнал, когда он мог многое значить для кого-то, кто может однажды вернуться.

И все же передавать его Ребекке было очень больно.

Я поморщилась, заметив следы своих ботинок на ковре, и направилась по коридору мимо кухни в заднюю часть дома.

Я толкнула дверь в спальню, и она со скрипом открылась. Внутри стоял старинный деревянный туалетный столик, на котором лежали салфетка и маленький серебряный гребень. Я скривилась, увидев свое отражение в круглом зеркале: слипшиеся от воды стриженые волосы начали возвращать свой коричневый цвет, а кожа стала слишком розовой от пребывания на солнце.

А потом за спиной своего отражения я разглядела два лежавших на кровати тела и заорала.

Глава 3

Мертвецы. Коричневые чешуйки кожи. Искривленные в оскале губы. Дыры вместо глаз. Раскрашенные скелеты, одетые в побитые молью вещи.

Я зацепилась пяткой за коврик на полу и врезалась спиной в стену. Удар вышиб воздух из легких, хотя, наверное, его там и так не было, потому что когда я попыталась сделать вдох, то не смогла.

Тела на покрывале в цветочек начали двигаться, оживать. Раздалось шуршание, зашевелилась одежда. Меня парализовало, все мышцы застыли. Я упала около изножья кровати и в ужасе смотрела, как выцветший розовый тапочек слегка дернулся на костлявой щиколотке, а потом соскользнул со старой истлевшей ноги, как будто его стянула чья-то невидимая рука.

Из тапочка высыпало множество тараканов, каждый размером с мой большой палец. Они ползли настоящим потоком, как лава из вулкана.

Спиной вперед я выползла в коридор и вскочила на ноги. Появился Чейз и окликнул меня по имени, но я не отреагировала. Я смотрела мимо него, на Шона, который прибежал через несколько секунд после Чейза и теперь скривился, глядя на трупы. Они не двигались. Двигались тараканы. Сотни тараканов. Они были повсюду.

Я отпрыгнула назад, хлопая себя по рукам и встряхивая головой. Кожа чесалась, словно они ползали по мне, под одеждой, и на шее, и в обуви. Убирайтесь, убирайтесь, убирайтесь.

Чейз сжал мое лицо в ладонях, и наконец наши глаза встретились. В его взгляде была твердость, которая удержала меня и заставила пульс замедлиться.

– Почему они здесь? – спросила я, внезапно рассердившись на них, на этих мертвых людей. Мне не следовало так пугаться. Я видела вещи и хуже. Намного хуже.

– Пойдем на воздух, – сказал он.

Я отвела его пальцы от своего лица.

– Почему они не уехали, как все остальные?

Вокруг не было никаких признаков насилия. Похоже, что они легли спать и не проснулись. И по какой-то причине это беспокоило меня больше всего.

– Не знаю.

– Они должны были эвакуироваться.

Правительство очистило этот район много лет назад.

Я снова похлопала себя по рукам, ощущая прикосновения к коже.

– Может, они не хотели.

Он покусывал нижнюю губу, глядя в комнату.

Его слова переключили мой страх на нечто более важное, значимое. Я неправильно все поняла. Эти люди не сдались, они сопротивлялись. Возможно, в действительности это все, что нам доступно: самим выбирать свою судьбу.

– Ненавижу тараканов, – сказал Шон. – Знаете, они жрут все подряд. Клей. Мусор. Ногти. Даже друг друга. Тараканы-каннибалы. Мерзость.

Чейз многозначительно посмотрел на него:

– Шон.

– Они могут жить без головы. Спорим, вы этого не знали.

– Шон, – повторил Чейз. – Проехали.

– Хорошо.

Что-то позади них привлекло мое внимание. На полу, там, куда упал тапочек, из-под тонкого покрывала виднелась серебристая полоска. Я слегка сжала локоть Чейза, и он отошел в сторону.

– Под кроватью что-то есть, – сказала я.

Шон, бледный и мокрый от пота и дождя, заворчал и показал рукой на тела:

– После вас. Мне пока дороги мои ногти.

Сжав губы в линию, Чейз ногой отпихнул тапок и сунул ступню под кровать, выдвинув оттуда потускневший серебристый ящик размером с дипломат, но в два раза толще, с кодовым замком. Тараканы заползли на ноги Чейза, и он торопливо стряхнул их на пол.

– Как думаешь, что там? – спросила я.

– Что-то стоящее, – сказал Шон. – Иначе его бы не заперли.

Чейз опустился на колени и попытался открыть ящик, но безуспешно. Пока он нес его в коридор, где вонь была не такой сильной, внутри что-то скользило и звякало.

– Может, лучше оставить его? – спросила я, внезапно почувствовав себя так, будто мы оскверняем могилу. В своем старом доме Чейз спрятал деревянную коробку, наполненную довоенными воспоминаниями: семейные фотографии, обручальное кольцо его мамы, которое – я знала – он до сих пор носил в переднем кармане джинсов. Что-то внутри меня сжалось при мысли о том, что кто-то станет рыться в его вещах, как мы здесь. Но этого оказалось не достаточно, чтобы остановиться.

– Ни в коем случае, – сказал Шон, взяв ящик. Он крутил маленькие ржавые колесики с цифрами, но ящик оставался запертым.

Чейз потер шею рукой.

– Наверное, что-то ценное, что можно продать.

– Наверное, что-то нужное, что стоило прятать. – Шон посмотрел на Ребекку, которая выглядывала из-за дверного косяка. – Обезболивающее или еще что.

– Наверное, там еще тараканы, – сказала я. Шон отдернул руки. Потом сглотнул и снова потянулся к ящику.

– Обычные жуки, – бубнил он. – Мужчины не боятся жуков. Даже если у тех маленькие головки и огромные блестящие туловища.