Мамы-мафия (ЛП)

В детском саду была ещё одна чёрная доска, которую я до сих пор не замечала. Она висела рядом со входной дверью и была заклеена бумажками со всякими ужасающими объявлениями.

«В настоящее время в детском саду имеются случаи / случай» – компьютерным шрифтом значилось на всех объявлениях, а ручкой под этим было написано: «вшей», «скарлатины» и «сальмонеллёза». У меня сразу же зачесалась кожа головы.

«Мы просим родителей оставлять дома всех детей с симптомами, чтобы их спокойно можно было вылечить!» – гласило ещё одно объявление, напечатанное красным шрифтом. Да, я бы тоже об этом попросила!

Пока мы с Юлиусом стояли перед этой доской ужасов, в дверь вошла ещё одна мама с плачущим ребёнком. Проходя мимо меня, ребёнок вычихнул на моё пальто комок слизи.

– Горло болит, – жаловалось дитя, но мать молча тянула его дальше.

Наверное, скарлатина, подумала я. И, наверное, матери надо на работу, поэтому она не обращает на это внимания.

Фрауке Вернер-Крёлльман, держа за руку Флавию и Марлона, встала рядом с нами.

– Вши, – вздохнула она. – Их сюда всякий раз заносят одни и те же дети.

Я стала думать, а не забрать ли мне Юлиуса домой, пока остальные дети не вылечатся. Но Юлиус непременно хотел остаться.

– Ну хорошо, – вздохнула я. – Но со скарлатиной не шутят.

– Это верно, – сказала Фрауке. – Особенно у мальчиков. Они могут из-за этого стать бесплодными. Когда у Флавии была скарлатина, я отвезла её к бабушке с дедушкой, чтобы она не заразила Марлона. Но если ты при первых признаках болезни сразу пойдёшь к врачу и он тебе выпишет антибиотики, то у тебя всё будет под контролем.

– Тивная зёпа, – сказал Марлон Юлиусу.

– Что? – спросил Юлиус.

– Он сказал «противная жопа», – перевела Флавия.

– Флавия! – фыркнула Фрауке.

– Но я только повторила то, что сказал Марлон. И он сказал «противная жопа».

– Так, значит, забудем о телевизоре до конца недели, фройляйн, – заявила Фрауке. Мне она сказала: – Она действительно невероятно строптивая. Твоё счастье, что у тебя мальчик.

– У меня есть и дочка, – ответила я.

– В самом деле? Сколько ей лет?

– На следующей неделе будет четырнадцать, – сказала я.

– Моей Лауре-Кристин тоже четырнадцать, – заметила Фрауке. – Ужасный возраст, верно?

– Хм, – ответила я. Сегодня утром у нас с Нелли вышла ужасная ссора, поскольку я не хотела выпускать её из дома в одной маечке с голым животом.

– Мама! – кричала Нелли. – Все в нашем классе носят такие вещи, все!

– Но ведь не при восьми градусах тепла, – ответила я. – Надень поверх вязаную кофту.

Но Нелли отказалась. Она кричала, что я старомодная, отсталая и ужасно несправедливая. В конце концов она побежала в свою комнату и поменяла маечку на свитер с лошадиной аппликацией. Этот свитер она, собственно, бойкотировала со своего тринадцатого дня рождения, поскольку он ей казался подходящим лишь для маленьких детей. Со словами «Я ненавижу тебя, поскольку ты заставляешь меня носить такие вещи» она выбежала из дома.

Я не понимала этого ребёнка. Почему она не поступила так, как раньше? Тихо надеть кофту, а в школе снова снять её? Я, правда, делала так не с кофтами (когда мне было четырнадцать, у нас носили не кофты, а блузки с плечиками), а с очками. Я считала, что я красивее без очков, и в этом размытом восприятии мира определённо что-то было.

– Девочки в период созревания – это настоящий вызов, – сказала Фрауке. – Твоя дочь тоже много кушает?

Я кивнула. Того, что Нелли уплетала за вечер, другим женщинам хватило бы на год.

– В данный момент я готовлю для Лауры-Кристин по диете Бригитты, – сказала Фрауке. – Но когда она все свои карманные деньги тратит на шоколадные батончики, это не очень помогает.

А нам тут повезло. Обмен веществ Нелли перерабатывал, очевидно, все калории, потому что ребёнок был тонкий, как тростинка.

В гардеробе мы натолкнулись на ягуарного мужчину. На его шее висел ребёнок, крепко вцепившийся ему в галстук. Это была маленькая азиатская девочка, которую недавно забирала мерседесная карга.

– Не уходи, папа, – умолял ребёнок.

– Папе надо на работу, воробушек, – сказал ягуарный мужчина. – Но сегодня вечером мы вместе поиграем, да? В какую хочешь игру.

– И в Барби? – спросила девочка.

– Да. Если мне можно будет выбрать Барби-Белоснежку. – Поверх головы ребёнка ягуарный мужчина улыбнулся мне. Я поспешила закрыть рот и сделать вид, что меня всё это не очень удивляет.

Маленькая девочка отпустила галстук и дала поставить себя на пол.

– Хорошо, ты получишь Барби-Белоснежку, а я – Барби-Щелкунчика, – сказала она и весело поскакала в группу.

– Тивная зёпа, – сказал Марлон.

– Сам противная жопа, – ответила Флавия.

– Фройляйн! – вмешалась Фрауке. – Не перегибай палку. Иначе на следующие три дня ты отправишься к бабушке и дедушке.

– У них нет телевизора, – объяснила она мне.

Я не очень слушала, потому что была занята тем, что улыбалась ягуарному мужчине. Он ведь улыбнулся мне первый.

К сожалению, он собрался уходить.

– До свиданья, – сказал он. У меня было такое впечатление, что он сказал это мне одной.

– До свиданья, – ответила я. Почему-то меня разбирало любопытство. Как у этого мужчины оказался азиатский ребёнок? И что у него общего с мерседесной каргой? Охотнее всего я побежала бы за ним и расспросила бы его. Пока я помогала Юлиусу с обувью, а Марлон снова раскачивался на гардеробных крючках, в дверь вошла ещё одна мама. Они с Фрауке расцеловались. Новая мама вела за руку девочку, у которой были такие же дырки в зубах, как у Флавии.

Обе женщины отошли в самый дальний угол гардеробной и приглушёнными голосами стали обсуждать какого-то Иеремию и его божественные руки. Массажист? Или муж второй матери? Я бы с удовольствием услышала побольше, но дети слишком шумели. Обе девочки, заговорщицки хихикая, показывали друг другу какой-то предмет из своих детских сумочек, который выглядел как нога куклы Барби. Я инстинктивно почувствовала, что речь идёт о кукле Барби, которая была потеряна некой Мелизандой, согласно объявлению на чёрной доске.

– Я скаджу ето мами, – сказал Марлон.

– Научись сначала правильно разговаривать, – заметила вторая девочка.

– Тивная зёпа, – ответил Марлон.

– Марлон, перестань, – сказала Флавия. – Вибеке – моя подруга.

– Твой брат разговаривает, как обезьяна, – сказала Вибеке. Боже мой, что это за имя? – Ты недоразвитый, Марлон? Да? Твой брат недоразвитый, Флавия.

Но Флавия не хотела этого признавать.

– Нет, это не так. Скажи «тттт», «пппп» и «жжж», – сказала она Марлону. – Поробуй очень медленно: про-тив-ная жо-па!

– Птивная зопа, – повторил Марлон.

– Уже намного лучше, – похвалила его Флавия. – Ещё раз: про-тив-ная жо…

– Флавия! – крикнула Фрауке.

– Но мама, я только хотела…

– Марш в группу. Мы с тобой ещё поговорим сегодня днём!

– Но я не хочу опять к бабушке и дедушке! – У Флавии в глазах стояли слёзы, но её подруга Вибеке потащила её в группу. Из кармана её брюк торчком выглядывали ноги куклы Барби.

– Эти девочки! – сказала Фрауке, закатывая глаза.

Юлиус потянул меня за рукав.

– Да, дорогой? – Надеюсь, он не собирается спрашивать, что такое «противная жопа».

– Если бы я был девочкой, ты бы меня всё равно любила? – прошептал он.

– Конечно, мой дорогой, – прошептала я в ответ. Во всяком случае, до того момента, когда бы он начал носить майки с голым животом. Юлиус обрадованно побежал в группу, где его уже нетерпеливо ждал Яспер.

По дороге на улицу Фрауке представила меня маме Вибеке.

– Это, кстати, мать-одиночка, – сказала она. – Констанца Вишневски. Констанца, это Сабина Цигенвайдт-Зюльцерман, мама Карсты и Вибеке, заместитель главной мамы в Обществе матерей, главный редактор детсадовской газеты и, кроме того, самая настоящая деловая женщина, делающая карьеру.

– Деловая женщина, которая должна вовремя попасть на совещание, – сказала Сабина и поглядела на часы. – Надеюсь, я не застряну в пробке!