Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 15 из 19

С начала 1919 года, после ухода немцев из Закавказья, нам удалось получить несколько транспортов артиллерийских и инженерных грузов из складов Батума, Карса, Трапезунда. А с февраля начался подвоз английского снабжения. Недостаток в боевом снабжении с тех пор мы испытывали редко. С марта по сентябрь 1919 г. мы получили от англичан 558 орудий, 12 танков, 1 685 522 снаряда и 160 млн ружейных патронов. Санитарная часть улучшилась. Обмундирование же и снаряжение хотя и поступало в размерах больших, но далеко не удовлетворяющих потребности фронтов (в тот же период мы получили 250 тысяч комплектов). Оно, кроме того, понемногу расхищалось на базе, невзирая на установление смертной казни за кражу предметов казенного вооружения и обмундирования, таяло в пути и, поступив, наконец, на фронт, пропадало во множестве, уносилось больными, ранеными, посыльными и дезертирами…»

Деникин обращает при этом внимание на тот замечательный факт, что всякого рода хищения военного имущества и распродажи его встречали безразличное, а часто и покровительственное отношение в «обществе».

Сравнение этих трех систем белых войсковых организаций приводит к следующим заключениям:

а) Белая армия формировалась и строилась по социальному признаку. В ее рядах в основном сражались представители помещиков, дворян, буржуазии, консервативной интеллигенции, крестьян-кулаков, зажиточной и средней части казачества (Дон и Кубань).

б) В области политических целей борьбы имелись серьезные разногласия. Добровольческая армия, рассматривая себя как организацию общегосударственного характера, ставила целью борьбу с большевизмом до полного его уничтожения (это мыслилось с захватом Москвы). Дон и Кубань таких широких намерений не питали. Их стремления ограничивались обеспечением суверенитета и самостийности собственной государственности на основах хотя бы договоренности с большевиками. Такие мало согласованные друг с другом ориентации делали существование этих трех систем в рамках одного режима порой конфликтным, сложным, требующим постоянного посредничества.

В течение весны и начала лета 1919 года войскам генерала Деникина удалось овладеть хлеборобными районами Северного Кавказа и Украины, важными топливно-металлургическими центрами на юге России. Южный фронт выгнулся огромной дугой, упиравшейся на востоке в Каспийское, а на западе, восточнее Херсона, – в Черное море. Белые армии Южного фронта вышли на стратегический рубеж: Царицын, Балашов, Харьков, Полтава. Успехи Добровольческой, Донской и Кавказской (образованной в апреле 1919 года) армий объяснялись во многом благоприятными для белых факторами. Местные органы советской власти, как правило, вели грабительскую политику изъятия «излишков» пшеницы и другого продовольствия у сельского населения, чем вызвали недовольство и мятежи среднего крестьянства и казачества Южного Поволжья, Дона и Новороссии. Большая часть крестьян уклонялась от военной службы в Красной Армии или дезертировала из ее рядов.

Однако достижение новых успехов было невозможно без притока свежих сил. Поэтому генерал Деникин перешел к широкой мобилизации в армию молодежи на занятой территории. В результате вооруженные силы Юга России в июле 1919 года достигли небывалой в то время численности – 104,2 тыс. штыков, 56 тыс. сабель, 34 бронепоездов, около 600 орудий, 19 аэропланов, свыше 1500 пулеметов. По руслам рек, впадающих в Черное море, вверх по течению, двигались вооруженные пароходы с пушками и пулеметами. Огнем палубной артиллерии и пулеметным смерчем они прикрывали с флангов части белых армий, дравшиеся против красных близ берегов Дона, Донца и Днепра. Со стороны Черного моря эти силы прикрывал флот Юга России – 1 крейсер и 5 эсминцев. Но меры, позволившие увеличить численность белых армий, таили в себе и угрозу. Лишь до тех пор, пока их социальный состав был более-менее однороден, пока они состояли из добровольцев и казачества, их ряды были крепки и высоко боеспособны.

Июль месяц проходил в подготовке белых армий к исполнению Московской Директивы. Красные армии пассивно отходили. На Екатеринославском направлении конные части генерала Шкуро, действуя небольшими отрядами, стремились к Киеву и перешли Днепр…





Командование РККА и советское руководство били тревогу. Не ослабляя натиска на восток против армий адмирала Колчака, они развернули активную организаторскую и пропагандистскую работу по мобилизации сил на отпор Деникину. Уже в конце июля на Южном фронте против сил Юга России было сосредоточено около 165 штыков и сабель и 611 орудий. Согласно директиве главкома Красной Армии С. С. Каменева от 23 июля намечался переход в контрнаступление. Главный удар предполагалось нанести 9-й и 10-й армиями левого крыла фронта по правому крылу армий Деникина (Кавказской и Донской армиям) из района юго-западнее Саратова в направлении Царицына. В состав ударной группировки включался вновь сформированный Конный корпус С. М. Буденного. Общее командование этой группировкой было возложено на командарма В. И. Шорина. Вспомогательный удар должны были наносить правофланговые 8-я и 13-я армии под общим командованием командарма В. И. Селивачева. Задача этой группировки заключалась в нанесении удара из района южнее Курска и Воронежа на Купянск, чтобы изолировать друг от друга Добровольческую и Донскую армии, а затем прорваться в их тылы. Однако контрнаступление готовилось в спешке. Силы красных не были собраны в кулак, и между их соединениями не было взаимодействия. Деникин получил от своей разведки важные данные о готовящемся контрнаступлении и состоянии войск Красной армии на Южном фронте. Он и предпринял упреждающий удар…

Космин долго бродил по улицам многолюдного, облитого июльским солнцем и жарой, пыльного Ростова. Одиночество снедало его душу. На знакомых улицах он с болью и любовью вспоминал бурные события последних лет своей жизни. Пред его мысленным взором пробегали картины взятия этого большого и красивого города стрелковой добровольческой бригадой дроздовцев пасхальной ночью прошлого года, знакомство с семьей Усачевых, отступление и взятие Новочеркасска. Затем Космин вспомнил города Приазовья, море, покорившее его своим величием и великолепием. Вспомнил сослуживцев и друзей по дроздовской бригаде: Пазухина, Новикова, Гаджибеклинского, Усачева и других. Ему стало легче на душе, одиночество отступало. Что-то томительное, щемящее, вечное вошло в его сердце и душу, озарило красно-золотым невечерним светом. Он вдруг ощутил одно из тех переживаний, которое не спутаешь ни с чем, он почувствовал, что наступает раннее прощанье с молодостью. В глубине души родилось чувство величия и значимости жизни, ее неповторимости и неизбежности. Следом перед его мысленным взором явилась Женя, прошлое Рождество, Святки.

– Боже, любимая моя, зачем ты уехала из Ростова и оставила меня? Я не успел, не застал тебя. Но ты все же права. Здесь опасно, хоть сейчас Ростов и в глубоком тылу наших армий, – проносились одна за другой мысли в его голове.

Ему вновь стало невыразимо тоскливо и одиноко. Он понял, что голоден, ибо, находясь в дороге, уже почти сутки не ел.

«Пойду, найду хорошую ресторацию. Деньги есть, получил немалые отпускные. Выпью и поем хорошенько», – подумал с облегчением Космин.

Он нашел приличный ресторан близ центральной площади города. Уже после двух первых стопок холодной водки ему стало полегче на душе. Кирилл закусил черным хлебом, селедочкой, украшенной нарезанным луком, салатом, сыром, заказал себе борщ и выпил еще стопку. И тут стихи сами полились из его сердца: