Большая судьба

Неподалеку стояла и Царь-пушка, отлитая при Федоре Иоанновиче в 1586 году мастером Чоховым. Эх, и золотые руки имел этот пушечный литейщик! А подле Арсенала вытянулись ряды пушек, отбитых у французов. Дорого поплатились враги за осквернение русской земли!

Вот и Оружейная палата. Аносов с волнением прошел под высокие каменные своды тронного зала. Еще шло его восстановление, но кое-что из оружия работы старинных русских мастеров уже хранилось здесь. Тут были мечи, латы, шлемы. Некоторые из них "скипелись" от многовекового лежания в земле. Аносов равнодушно прошел мимо них: он искал другого... А вот и булаты! Драгоценные клинки были покрыты затейливым змеистым узором. Великое искусство выделки булатов угасло на Руси в семнадцатом веке; мастера Оружейной палаты были последними из тех, кто умел их готовить.

Аносов долго стоял перед клинками, пока хранитель старинных богатств не напомнил ему:

- Пора, сударь, уходить! Вижу, что оружие сие вам милее всего!

- Вы угадали! - склонив голову, ответил горный офицер. - Я дорого бы дал за тайны изготовления булата!

- Увы, сударь, это невозвратимо! Никто не знает, как отливался металл. Разве что в странах Востока, да и то - вряд ли! - с безнадежностью сказал хранитель.

Аносов снова вышел на Красную площадь. Торг кипел на всем ее протяжении. Сквозь толпу продирался широкоплечий бородатый мужик игрушечник с плетеным коробом за плечами. В руках он держал забавную игрушку и зычно манил покупателей:

- Гляди народ на потеху, на дергунчиков!

На круглой дощечке друг против друга красовались двое: русский и француз. Бородатый русский хват, ухмыляясь, склонился перед иноземцем. А тот, в кургузом кафтанчике, в парике, со шпажонкой на боку, чванно задрал нос перед мужиком.

Игрушечник стрельнул лукавыми черными глазами по толпе и воззвал:

- А ну, гляди, народ, что будет! - Он дернул за ниточки, мужик поднял кулаки и стал дубасить противника. Он сыпал удары по голове, по щекам, по носу. Француз отмахивался, вихлялся, паричок его слетел, нос опустился. Игрушечник и сам в восторге, орет на всю площадь:

Полюбуйся народ

Русский француза бьет!

Лупит его по мордасам:

Вот тебе московский пирог с квасом!

Народ доволен, раздается громкий смех. Плотник с топором за кушаком, сдвинув набекрень шапку, кричит восторженно:

- Эх, братцы, вот потеха, так потеха! Бей, лупи по Напольёну, чтоб знал, куда можно ходить!..

Поздно вечером вернулся Аносов на почтовую станцию. Смотритель дружелюбно взглянул на него и спросил:

- Ну, как матушка-Москва понравилась?

Павел Петрович рассказал про игрушечника. Морщинистое лицо станционного смотрителя построжало.

- Ох, горе наше! Так повелось на Руси, - то татары, то немцы, то французы к нашему куску тянутся, изо рта рвут! Эх-хе-хе! - С минуту станционный смотритель помолчал, а потом предложил:

- Ложитесь-ка отдыхать, сударь, а завтра на зорьке в путь-дорогу по казанскому тракту!

Глава седьмая

ПО СИБИРСКОЙ ГУЛЕВОЙ ДОРОГЕ

Широки просторы, беспредельна русская земля! По избитому казанскому тракту, засыпанному снегом, перевеянному сугробами, мчатся кони на восток. Скрипят под рогожным возком полозья, заливается колокольчик под дугой, а бородатый ямщик без конца тянет унылую песню:

Туманушки мои, туманушки,

Разосенние туманушки мои!..

Не сподняться ли нам, туманушки,

Со синя-моря долой?..

Внезапно ямщик смолк, повернулся к седоку и спросил:

- А что, барин, скоро мужику воля выйдет? Напольёна повоевали, пора бы крестьянскую душу отпустить из ярма.

- Ты очень смел, братец! - сказал Аносов. - Человек я тебе неизвестный, кто такой, не ведаешь. А что как вдруг да за такие речи - сто плетей!

Бородач горько улыбнулся:

- Всё плети да плети сулят. Много проезжих перевидал я, сударь, по глазам угадываю, кто сердечен, а кто зверь! Очи твои добрые. И сказал это ты для острастки, чтобы вдругорядь я поберегся!

- Это верно, - отозвался Аносов и поглубже зарылся в сено.

Ямщик продолжал:

- Молчит народ, бесшумен, как вот это зимнее поле, но сердце, как полная чаша, гневом переполнилось!

Мимо возка мелькнула укрытая сугробами убогая деревушка. Печально в тишине стояли изубранные инеем поникшие березки.

- Ишь, как весело живут! - в голосе ямщика прозвучала ирония. - Даже псы, и те от бесхлебицы разбеглись! Ух, ты! Пошли, залётные! - свистнул бич, и кони быстрее побежали среди необозримого снежного простора. Однообразный скрип полозьев и укачивание вызывали дремоту, глаза смежались, но ямщик не давал вздремнуть седоку: снова под звон колокольчика он завел свою унылую песню...

От станции к станции мчался Аносов по большому казанскому тракту. Всё ближе и ближе Волга-река... Наконец в одно солнечное утро блеснули золоченые маковки церквей и замаячила башня Сумбеки.

"Казань!" - догадался Аносов и велел ямщику везти на постоялый двор.

Вскоре они подъехали к грязному каменному дому, глядевшему окнами на Казанку-реку. На скамье перед трактиром в доброй шубе сидел жилистый немец и курил трубочку. Завидя приезжего горного чиновника, иноземец живо поднялся и подошел к Аносову.

- Из горный и соляный департамент изволите ехать? - любопытствуя, спросил он.

- Да, еду из Санкт-Петербурга к месту службы на Урал, в Златоуст! охотно ответил Павел Петрович, внимательно разглядывая немца и раздумывая: "Откуда же он сам взялся?".

- В Златоуст! - подхватил немец. - Далекий земля! Мы тоже имеем попытка быть там, но тут беда: многие сейчас больна и не могут дальше ехать!

- Так вы из Германии приглашены! - в свою очередь, воскликнул Аносов. - Среди вас, возможно, есть и литейщики?

- Я, Петер Каймер, есть лучший литейщик. Я могу делать клингентальский булат! - с важностью сказал иноземец и пыхнул клубами сизого табачного дыма. Лицо его выражало самодовольство, держался он заносчиво. - Русский царь сказал мне, - явно чванясь, продолжал он: - ты, Петер Каймер, счастливь наша земля, лей лучший сталь, я буду давать много денег. Он мне положил большой жалованье!

Аносову не терпелось познакомиться поближе с литейщиком, и он завел речь о булатах. Немец с безразличием слушал его. Подняв длинный сухой перст, он нравоучительно сказал горному офицеру:

- Булат - большой тайна! Ты увидишь в Златоуст, какую я отолью сталь! Мы завтра едем! Четыре семья здоров, садись кибитка и двигайся Урал!

Он взял Аносова под руку.

- Идем сюда! - указал он на трактир. - Ты сейчас будешь иметь знакомство с хороший люди. Это лютший мастер Германии!

В задымленном трактире среди обычной скудной обстановки за столами сидели десятка полтора немцев и тянули из больших кружек ячменное пиво. Не особенно приветливо встретили они русского горного офицера. Толстый бюргер с рыжими густыми усами неприязненно посмотрел на Аносова.

- Кто ты есть, молодой человек? - спросил он.

- Шихтмейстер! - коротко ответил Павел Петрович.

Бюргер напыжился, хотел что-то сказать, но Петер Каймер предупредил его. Он схватил горного офицера под руку.

- Вы есть весьма воспитанный молодой человек! - благодушно сказал мастер. - Вот стул, садитесь, будем дружески пить пиво!

Аносов присел к столу и попросил трактирного слугу подготовить комнату для отдыха.

- Вы очень мне нравитесь, - сказал Каймер. - Я буду открывать вам в Златоуст свой большой секрет, как делать булат...

Павел Петрович чувствовал себя неловко среди незнакомых людей. Пересиливая смущение, он сдержанно слушал излияния литейщика.

Неожиданно открылась дверь, и на пороге появилась высокая белокурая немка. Она приветливо улыбнулась Аносову, и у него посветлело на душе.

- Это мой дочь Эльза! Идем к нам и будем знакомы! - предложил Петер Каймер.

Павел Петрович встал и учтиво поклонился девушке, отчего у нее зарделись щеки.