Изверги-кровососы

— Вы тут закончили, ребята? — спросил один у Кавуто.

— Ну, — кивнул тот. — Увозите.

Криминалисты расправили мешок и погрузили на него тело.

— Эй, инспектор, а книжку будете приобщать?

— Какую еще книжку? — Ривера развернулся к ним. На меловой черте вместо трупа теперь лежала книга в бумажной обложке — Керуак, «На дороге». Ривера натянул белые нитяные перчатки и вытащил из кармана пиджака пакетик для улик. — Вот, пожалуйста, Ник. Парень был читатель-лихач. Свернул себе шею на особо глубокомысленном абзаце.

Джоди мельком глянула на неуклонно светлеющее небо и перешла на рысь. До дома оставался всего квартал — она успеет задолго до восхода. Джоди перепрыгнула мусорный контейнер — просто так, — затем поскакала по груде наваленных ящиков, как полузащитник сквозь поверженных игроков противника. Прилив свежей крови сделал ее сильнее, быстрее, проворнее в ногах, тело ее двигалось, уворачивалось от преград и скакало само по себе — без единой мысли, сплошь идеальное равновесие и плавное движение.

Спортсменкой она никогда не была. Играть в мяч ее звали последней, по физкультуре твердая тройка, а стать черлидером она могла бы только в какой-нибудь другой жизни — не той, где она застенчива, где у нее заплетаются ноги, а чувство ритма — как у типичного продукта кровосмешения арийцев. Теперь же Джоди наслаждалась всяким движением и своей силой, даже когда инстинкты вопили, чтобы она пряталась от света.

Голоса полицейских она услышала, еще не видя синих и красных мигалок на их машинах — лишь отсветы мигали на стенах переулка. Страх сжал ей мышцы, и Джоди чуть не упала на бегу.

Она осторожно прокралась вперед и увидела полицейские машины и фургон криминалистов. Все они стояли прямо перед ее домом. По улице бродили полицейские и репортеры. Джоди глянула на часы и отступила в переулок. До восхода пять минут.

Она огляделась — где бы спрятаться. Мусорный контейнер, несколько крупных мусорных баков, три стальные двери с массивными замками и подвальное окно, забранное железной решеткой. Она подбежала к окну и подергала за прутья. Немного подались. Взгляд на часы. Две минуты. Джоди уперлась ногами в кирпичную стену и потянула прутья на себя. Ржавые болты решетки полезли из штукатурки, и прутья сдвинулись еще на полдюйма. Джоди попробовала заглянуть в окно, однако все стекло с проволочной арматурой было в грязи веков. Она опять дернула за прутья, те возмущенно заскрипели — и вырвались из стены. Джоди выронила решетку и отступила выбить ногой стекло — но услышала, как за ним кто-то шевельнулся.

Боже мой, внутри кто-то есть!

Она обернулась к контейнеру — в пятидесяти шагах. Глянула на часы. Если не спешат, солнце уже взошло. Она…

У нее за спиной стекло разлетелось вдребезги. Из окна выметнулись руки, схватили ее за лодыжки и втащили ее внутрь в тот миг, когда она отключилась.

— Эти черепахи дефективные, — сказал Саймон.

— Нормальные они, Саймон, — сказал Томми.

Они были в Чайна-тауне — Томми там пытался купить в рыбной лавке у старого китайца в резиновом фартуке и сапогах парочку крупных каймановых черепах.

— Целепах не знай! — упорствовал старик. — Пелвы солт целепах. Ты нихела не знай.

Черепахи сидели в оранжевых ящиках, чтоб не дергались. Старик их поливал из шланга, не то обсохнут.

— А я вам говорю, дефективные, — упорствовал Саймон. — У них глаза остекленели. Эти черепахи обдолбаны.

Томми сказал:

— Да ладно, Саймон, нормальные они.

Саймон повернулся к Томми и прошептал:

— С этими ребятами нужно торговаться. Иначе тебя не будут уважать.

— Целепах не обдолбан, — сказал старик. — Хоцесь целепах — плати солок доллал.

Саймон сдвинул на затылок черный «стетсон» и вздохнул.

— Слушай, Прыг Скок, ты ведь в тюрьму можешь сесть за то, что торгуешь обдолбанными черепахами.

— Не обдолбан. На хуй иди, ковбой. Солок доллал или посёл вон.

— Двадцать.

— Тлидцать.

— Двадцать пять и почистишь.

— Нет, — сказал Томми. — Я их хочу живыми.

Саймон глянул на Томми так, будто тот перднул неоном.

— Я тут договориться пытаюсь.

— Тлидцать, — сказал старик. — Как есть.

— Двадцать семь, — сказал Саймон.

— Двадцать восемь или иди домой, — сказал старик.

Саймон повернулся к Томми:

— Дай ему денег.

Томми отсчитал купюры и вручил старику, который их пересчитал и сложил в резиновый фартук.

— Твой длуг ковбой не знай целепах.

— Спасибо, — сказал Томми. Они с Саймоном взяли по ящику и загрузили в кузов пикапа.

Забираясь в кабину, Саймон сказал:

— Надо учиться базлать с этими ебилами. Они оборзели с тех пор, как мы по ним дерябнули бомбой.

— Мы японцев дерябнули, Саймон, не китайцев.

— Без разницы. Надо было заставить его их почистить.

— Нет, я хочу их Джоди живыми подарить.

— Могёшь девушку очаровать, Флад. Многие на твоем месте заплатили б выкуп цветами и конфетами.

— Выкуп?

— Она же держит твой блудень в заложниках, нет?

— Нет, я ей просто хотел подарок купить — из лучших чувств.

Саймон тяжко вздохнул и потер переносицу, словно отгонял головную боль.

— Сын, нам надо поговорить.

У Саймона имелись четкие представления о том, как обращаться с женщинами, и пока они ехали в ЮМУ, он красноречиво разглагольствовал на эту тему, а Томми слушал и думал: «Если б о Саймоне знали, его бы избрали Кошмаром „Космо“ на следующие десять лет».

— Видишь ли, — говорил Саймон, — в детстве, когда я рос в Техасе, мы гуляли, бывало, по бахче и пинали арбузы на ходу. Пока не натыкались на спелый — от пинка он разваливался. Тогда мы выедали из него всю сердцевину и переходили к следующему. Вот так и с женщинами надо, Флад.

— Как? Пинать их, как арбузы?

— Точно. Возьмем, к примеру, новую кассиршу. Она тебя хочет, парень. Но ты себе думаешь: у меня своя дома есть, эта мне без надобности. Так?

— Так, — сказал Томми.

— Не так. Дома у тебя та, которой подарки покупаешь, говоришь что-нибудь приятное, ходишь по дому на цыпочках, чтоб ее не потревожить, и вообще ведешь себя, как бесхребетный раб своего блудня. А стоит тебе эту новую кассиршу завалить, как у тебя появится очко против своей старухи. Ты делаешь, что хочешь, когда хочешь, а если она станет злиться и тебе не давать, всегда можешь вернуться к кассирше. Старушке твоей тогда придется чуть больше попыхтеть. Это конкуренция. Спрос и предложение. Боже, благослови Америку, это капитализм блудня.

— Я потерял нить. Я думал, это как арбузы выращивать.

— Без разницы. Смысл в том, что ты тряпка, Флад. А если ты тряпка, ты себя не уважаешь. И жить тебе не прикольно. — Саймон свернул на улицу Томми и затормозил у тротуара. — Тут что-то не так.

Перед домом стояло четыре полицейские машины, фургон криминалистов отъезжал.

— Обожди тут, — сказал Томми. Вылез из грузовичка и пошел к полицейским. Востролицый латинос в костюме встретил Томми на полдороге. На поясе у него висел раскрытый бумажник с бляхой, а в руке он держал пластиковый пакет. Внутри Томми разглядел зачитанный томик «На дороге». Кофейные пятна на обложке он узнал.

— Улица перекрыта, сэр, — сказал полицейский. — Расследуется преступление.

— Но я тут живу, — сказал Томми, показывая на окна студии.

— Вот как, — произнес полицейский, вздев бровь. — И откуда возвращаетесь?

— Чё за хуйня тут у вас, панчо? — раздался из-за спины Томми голос Саймона. — У меня в кузове черепахи дохнут, не весь день же мне тут стоять.

— Ох господи, — сказал Томми и весь сник.

ГЛАВА 22

Кивок королеве проклятых

Убедить полицию, что на самом деле Томми провел всю ночь на работе и ничего не видел, заняло пять минут. Разговаривал преимущественно Саймон. Томми его книга в руках у полицейского так шокировала, что он не мог подобрать ответы даже на простейшие вопросы. Однако ему удалось убедить следователя, что его ступор вызван трупом, найденным, считайте, на самом пороге квартиры. Иногда полезно разыгрывать образ «Я только что свалился с грузовика репы из Индианы».