Страница 12 из 12
– Я разработал систему из нескольких водонепроницаемых ворот и сухих доков, то есть шлюзов, которые будут установлены в начале и конце водного пути. С помощью ворот можно будет заполнять шлюзы, поднимать и опускать корабли до нужного уровня, чтобы они могли ходить на веслах или под парусом, и в конце концов, сажать на буксир. Ворота не только будут удерживать излишнюю воду, но и не пускать ил, так что водный путь придется чистить драгами не чаще, чем раз в четыре или пять лет.
– Совершенно гениальное решение, – должен был признать я. – Вполне достойное последователя Архимеда.
– Благодарю, – процедил Ификрат, но особой доброты в его тоне не наблюдалось. – Но столь уважаемый Архимед не слишком преуспел в руках римлян.
У греков вечно находятся причины поворчать, подумал я и добавил:
– Да, конечно, это был весьма печальный инцидент, но он и сам в нем виноват. Видишь ли, когда римские воины ворвались в ваш город после длительной осады и начали грабить жителей, убивая на своем пути всех, кто оказывал им хоть малейшее сопротивление, Архимед начал задирать римлян. Если бы сей достойный муж держал язык за зубами и тихо сидел дома, его бы никто не тронул. Марцелл[31] был крайне раздосадован его гибелью и приказал соорудить для старичка весьма достойную гробницу.
– И тем не менее, – буркнул изобретатель, скрипнув зубами.
– Однако, достойный Ификрат, – поспешно вступила Юлия, – какими еще научными чудесами ты занимаешься? В своих записях ты говорил, что ты всегда разрабатываешь целый ряд проектов.
– Не угодно ли пройти со мной вот сюда, – ответил ученый, вводя нас в большую комнату, примыкающую к внутреннему дворику, где рабочие собирали придуманные им запорные ворота для шлюзов. Там мы обнаружили множество шкафов, а столы были завалены разнообразными моделями каких-то механизмов на разных этапах сборки. По большей части это были машины: как он нам объяснил, они предназначались для подъема грузов или воды. Я указал ему на одну, оснащенную длинным рычагом с противовесом и с петлей на конце.
– Это катапульта? – спросил я.
– Нет, я никогда не разрабатывал боевых машин. Это улучшенный вариант крана для подъема больших камней. Многие ваши римские инженеры уже проявляют к нему интерес. Он может оказаться весьма полезным при строительстве больших мостов и акведуков.
Пока Ификрат еще что-то рассказывал Юлии и библиотекарю, я отошел в сторону и стал бродить по комнате, восхищаясь удивительно четкими и понятными рисунками, чертежами и диаграммами; все они демонстрировали разные способы использования геометрии и вообще математики для решения конкретных практических задач. Вот такой вид философии я вполне мог оценить по достоинству, даже если его автор – личность весьма одиозная. Полки открытых шкафов были забиты огромным количеством папирусов и каких-то манускриптов. На одном из столов я обнаружил огромный свиток, навернутый на темные стержни из промасленного оливкового дерева с выкрашенными киноварью ручками для удобства чтения. Одного взгляда было достаточно, чтобы определить, что он написан не на папирусе, а на пергаменте, изготовленном в Пергаме. Я взял в руки массивный свиток и начал его просматривать, но Ификрат тут же издал рыкающий протестующий звук, словно его замучил приступ кашля.
– Извини меня, сенатор, – сказал он, поспешно забирая у меня манускрипт. – Это незаконченная работа одного из моих коллег, он дал ее мне на время при условии, что никто ее не увидит до того, как она будет полностью завершена.
После этих слов ученый грек запер свиток в украшенный резным орнаментом шкаф. А я задался вопросом: кто это из его коллег философов рискнул хоть что-то доверить этому человеку?
– Этот манускрипт напомнил мне о цели нашего прихода, – заявила Юлия, решительно смягчая обстановку. – Я же еще не видела знаменитую Библиотеку! И кто лучше всех может мне там все показать и рассказать, как не сам главный библиотекарь?
Мы раскланялись с мрачным греческим математиком и выслушали в ответ его скупые и нелюбезные слова прощания.
Я уже успел побродить по Библиотеке, а такой гигантский склад книг достаточно увидеть один раз, чтобы понять, что они все из себя представляют, словно видел каждую. Кроме всего прочего, это было к тому же еще и очень шумное место: там сотни ученых читали что-то вслух, да еще и в полный голос. Римляне читают тихо, вежливо бормоча себе под нос, но не греки и тем более не азиаты, которые ведут себя еще хуже. Я оставил Юлию и Амфитриона предаваться сомнительным удовольствиям от осмотра Библиотеки, а сам пошел бесцельно побродить по огромному внутреннему двору, любуясь великолепными статуями. Я пробыл там всего несколько минут, и тут появился мой раб Гермес, являя собой восхитительное зрелище: он тащил раздутый мех с вином и пару чаш. Я оставил его при носилках у входа с четким приказом ждать нас там. Он, естественно, мой приказ проигнорировал. Вообще это был неисправимый юный воришка, но он прекрасно компенсировал все свои недостатки умением с поразительной, просто мистической точностью предвосхищать все мои пожелания.
– Не думаю, что ты тут успел поднабраться культурки, – заявил он, наливая в чашу вино. – А я сбегал в лавку на углу и прикупил кой-чего первосортного. Этот напиток сделан на Лесбосе.
Я с благодарностью принял у него полную чашу.
– Ты потом напомни мне, чтоб я тебя как-нибудь выпорол за непослушание.
После этих слов я поднял чашу, словно в честь статуи Сапфо[32], что стояла рядом с портиком Храма муз. Это почетное место было выбрано для нее, поскольку в старину греки даже именовали ее Десятой музой. Я сделал хороший глоток и обратился к статуе:
– Теперь я знаю, откуда ты черпала вдохновение, старушка.
Многочисленные посетители, явно оскорбленные моим выступлением и тем, что я посмел выпивать в подобном священном месте, начали издавать недовольные и протестующие звуки. Ну и пусть себе. Римский сенатор может делать все, что ему нравится, к тому же мы давно привыкли, что разные надутые чужестранцы называют нас варварами. Гермес тоже налил себе вина.
– Полагаю, ты принес мне какую-то важную информацию, – сказал я. – Есть все-таки границы наглости, за которые я тебе выходить не позволю.
– Сведения я получил напрямую от одной из личных служанок царицы, – уверил он меня. – Она опять беременна. – Как всегда, Гермес ухитрился мне услужить.
– Так! Еще один царский выродок! – чуть не подпрыгнул я от неожиданности. – Это может здорово осложнить ситуацию, особенно если это будет мальчик. Но если на свет появится еще одна девочка, то это не будет иметь практически никакого значения, у нас и так уже под ногами болтаются три штуки.
– Говорят, что Пофин, Первый евнух, тоже не слишком доволен. – Гермес почему-то всегда имел доступ к самым секретным новостям и знал гораздо больше, чем весь дипломатический корпус.
– А с чего бы ему быть довольным? Это еще больше осложнит ему жизнь. Не говоря уж о том, что евнухи, как правило, не слишком радуются проявлениям способности людей к воспроизводству потомства. Какой у нее срок?
– Три месяца. Береника в ярости. А Клеопатра, кажется, рада. Что до Арсинои, то она еще слишком мала, чтобы этим озаботиться. Насколько мне известно, юному Птолемею об этом еще не сообщали.
– А что сам царь? – спросил я.
– Ну, я же не вращаюсь среди столь высоких персон. Это ты у нас великий римский посланник.
– Много это мне помогает! Нынче я просто высокопоставленный гид.
– По крайней мере, ты пребываешь в приятной компании. Неужели ты предпочел бы торчать сейчас в Риме, прячась от Клодия, и в итоге быть отравленным его сестрицей? Неужто тебе было бы приятнее беспокоиться о том, какую участь уготовил тебе Цезарь? Пользуйся случаем, наслаждайся этим отпуском, вот что я тебе скажу.
– Гермес, – проговорил я, – вот мы стоим тут в этом месте, среди величайших философов мира. А ты тут со своими мирскими проблемами и советами! Да какое мне до них дело?
31
Марк Клавдий Марцелл (ок. 270–208 гг.) – командующий римскими войсками во Второй Пунической войне против Карфагена. В 212 г. взял штурмом Сиракузы, при этом погиб Архимед.
32
Сапфо Митиленская (ок. 630–572/570 гг.) – прославленная греческая поэтесса родом с острова Лесбос.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.