Страница 38 из 190
— Проклятие Евы, — добродушно заметил Иоиль.
Ему это казалось все лишь забавным, но для Марии служило печальным напоминанием о том, что женщины во всех отношениях считались гораздо ниже мужчин. Конечно, в стенах своего дома они игнорировали этот закон — как вообще может быть, чтобы мать шестьдесят шесть дней не брала на руки собственного ребенка? Но случись такое в присутствии раввина, он мог бы отказать малютке в благословении, так что волей-неволей приходилось притворяться.
Маленькая Элишеба лежала в туго сплетенной корзинке, простеленной мягкими шерстяными одеяльцами и украшенной лентами, на голове у нее была шапочка, а крохотное тельце облачили в длинное голубое платьице. Мария то и дело наклонялась над ней и смотрела на нее.
Малютка глядела на мир ясными, широко раскрытыми глазенками, но что значило для нее увиденное? Никто не знает, с какого времени младенец начинает узнавать знакомых людей и предметы. Марии хотелось верить, что уж маму-то девочка узнает и чувствует, как та ее любит. Сила этой любви захватила врасплох саму Марию, ибо никогда прежде она не испытывала ничего даже отдаленно похожего на столь всепоглощающее чувство и сейчас просто тонула в бурном потоке эмоций, во власти которых оказывалась всякий раз, когда смотрела на свою малышку. Элишеба в каком-то смысле была частью ее самой, но гораздо милее и лучше, и нет никаких сомнений, что со временем она будет еще краше. Но навсегда останется ее дочуркой, а Мария — ее мамой. Пусть они теперь разделились, но их жизни все равно едины.
«Я больше никогда не буду одинока», — с изумлением думала Мария.
От этих размышлений ее отвлек шум в прихожей — прибыл раввин. Пришлось оставить корзинку с Элишебой и выйти навстречу.
— Добро пожаловать! Добро пожаловать! — твердил Иоиль, в радостном волнении забывший снять с него плащ и предложить ему положенную любезность омовения ног.
Мария приветствовала раввина, стараясь не подходить к нему слишком близко и не касаться его. В этот день ей не хотелось бросать вызов правилам, обусловливавшим поведение женщины после рождения ребенка, и вообще с кем-то спорить.
«Да, мы с Элишебой две половинки единого целого, но она лучшая половинка, и поэтому пусть все плохое придется на долю другой половинки, то есть на мою».
Материнство стало для женщины потрясением, открыло новый, непознанный мир и дало толчок к появлению иных, непривычных мыслей.
— Принесите ребенка, — велел раввин, и мать Марии, взяв Эли-шебу, поднесла ее к нему.
Все остальные столпились вокруг, и только Марии приходилось держаться поодаль.
— Хвала Господу, Царю Вселенной, за то, что он даровал Марии и Иоилю этого младенца, — провозгласил раввин. — Мы приветствуем твое вступление в лоно семьи Авраамовой.
Он бережно поднял девочку так, чтобы все могли ее видеть. Она вертела головкой и таращила блестящие маленькие глазки.
«Интересно, — подумала Мария, — как она воспринимает все происходящее, все эти чужие руки, чужие глаза, которые на нее смотрят?»
— В одной из притч Соломоновых сказано, что дети есть награда Господня, и это правда, причем это относится именно ко всем детям, а не только к сыновьям. Хотя, конечно, — тут раввин позволил себе шутливый тон, — у Сираха говорится, что дочь есть сокровище, каковое удерживает отца ее в постоянном бдении, лишая его покоя.
Затем он благодушно поведал обо всех трудностях, связанных с воспитанием дочери, о том, что в девичестве ее могут соблазнить, в замужестве же она может оказаться бесплодной или неверной и что все это навлекает позор на ее отца.
— Итак, — заключил он, — не спускай с дочери глаз, чтобы не пришлось забирать ее окна решетками. Помни, что мужская суровость лучше женского попустительства, а страх дочерний лучше позора.
Все послушно рассмеялись: большинство из присутствующих знали эти строки наизусть.
«Ничего смешного!» — с возмущением подумала Мария, готовая защищать свое чадо от всего света.
Что они вообще туг наговорили? Ее дочурка — это возможный источник позора для отца! Причем, кроме отца, никто во внимание не принимается, а ведь любая из описанных раввином ситуаций куда более плачевна для самой девушки. Но конечно, кому до этого дело?
— Пророк Исаия говорит: «Господь призвал Меня от чрева, от утробы матери Моей называл имя Мое»[18] — процитировал раввин, — И какое имя вы выбрали для сей дщери Израиля?
— Элишеба, — сказал Иоиль.
— Благочестивое имя, — кивнул раввин.
— Оно значит «почитающая Господа»— подсказала стоявшая позади всех Мария.
На лице раввина промелькнула досада, но он быстро справился с собой.
— Да, дочь моя, мне известно значение этого имени. Спасибо.
— Я…
Неожиданно Мария почувствовала резкую колющую боль в груди, из-за которой ей стало трудно дышать, так что остальные слова замерли у нее в горле. Она умолкла, раввин же продолжил обряд.
После прочтения всех положенных молитв и произнесения благословения он вернул ребенка Иоилю, который со словами «Я счастлив обрести это благословенное чадо» жестом указал на уставленный яствами и напитками стол и предложил всем угощаться. Наиболее набожные из гостей сперва подходили к малышке, дотрагивались до ее лобика и тоже произносили слова благословения. Иоиль озирался, ожидая, что теперь, когда официальная церемония закончилась, Мария тоже подойдет к нему, но боль в груди так скрутила несчастную женщину, что ей было не вздохнуть. И откуда эта напасть — ничего подобного раньше с ней не случалось.
Увидев выражение ее лица, Иоиль тут же передал ребенка обратно раввину и поспешил к жене.
— Что случилось?
Она смогла лишь покачать головой, не в состоянии ответить. Поистине эта боль была необычной и пугающей. Но она пройдет. Должна пройти.
— Ты заболела? — спросил шепотом Иоиль.
Пока все гости были заняты тем, что смотрели на ребенка и ели, никто не обращал внимания на мать. Но это случится в любой момент.
— Я… я… — Дыхание стало возвращаться к женщине, как будто тиски внутри ее ослабли. — Я просто… — Она покачала толовой, — Я не знаю, что это было. Со мной все в порядке.
В тот момент, когда Мария произнесла эти слова, она почувствовала колющую боль в животе, но, держась за спинку стула, попыталась улыбнуться.
— Идем, все хотят нас поздравить, — промолвил Иоиль, и Мария с трудом подошла к столу, хотя и чувствовала себя так, будто в желудок ей всадили нож.
А потом, у самого ее уха, перекрывая веселый гомон гостей, отчетливо прозвучал голос:
«Я говорила тебе, что этот ребенок мой. Это мой дар тебе, о котором мы условились. А теперь ты насмехаешься надо мной и оказываешь мне неповиновение, давая девочке имя, посвящающее ее Яхве. Это было очень глупо с твоей стороны. Теперь ты заплатишь за это. Отныне ты будешь вдвойне моей, заняв место своей дочери».
Глава 13
Ждать долго не пришлось. Уже на следующее утро, прежде чем Мария решилась подумать о жутком голосе и убедить себя в том, что все это было лишь результатом ее собственного избыточного волнения, стали происходить странные вещи. Она начала уборку, выкатывала пустые сосуды из-под вина, мыла тарелки и подметала пол. Убирая высушенные тарелки, Мария напевала, попутно размышляя о том, что все смоквы гости просто смели, а сыр все же остался, но когда все тарелки были поставлены на полку, каким-то образом оказалось, что часть из них осталась на столе. Недоумевая. как это могло получиться, Мария снова, уже по счету, составила всю посуду — и снова часть ее оказалась на столе.
Увидев те же тарелки во второй раз, женщина вздрогнула, ведь теперь сомнений в том, что она убрала их со стола, не оставалось. Однако пришлось быстро прятать их снова.
На сей раз с посудой вроде бы получилось, но, подойдя к корзинке Элишебы, Мария с удивлением увидела, что там полным-полно игрушек. Маленькая девочка была почти завалена ими, а между тем Мария ничего подобного туда не клала. Гости дарили игрушки, но никто не кидал их в колыбельку, да и утром, когда мать кормила дочурку, этого не было.
18
Ис. 49. 1