Страница 22 из 190
Ну, точнее, кроме членов семьи. Но никому из посторонних, ни детям, ни подругам, ни старикам, давно пережившим возраст вожделения. А в результате мир лишается еще одной, пусть маленькой, частицы красоты. Девушка выбрала прочные сандалии из кожи ягненка и накидку из самой легкой шерсти.
«В конце концов, — убеждала себя Мария, — надо думать, что это один из счастливейших дней в моей жизни. Особенный день, в который и одеться нужно по-особенному, чтобы потом я всякий раз могла вспомнить: „Это та самая накидка, в которой…“ А возможно, когда-нибудь я расскажу об этом своей дочери и покажу ей накидку. — Она вздохнула. — Надо же, я еще и замуж не вышла, а уже чувствую себя старой и воображаю, что буду рассказывать дочери».
К рыбному складу Мария отправилась в полдень, зная, что это самое подходящее время. Все наверняка будут там, и, хотя, разумеется, ее появление привлечет всеобщее внимание, царящие шум и гомон не дадут никому подслушать, о чем они будут говорить с Иоилем.
Семейное предприятие находилось неподалеку от причала Магдалы, у которого рыбаки сгружали свой улов, за широкой аллеей и рынком, где торговали рыбой.
Озеро щедро делилось с людьми своими богатствами и обеспечивало жителей шестнадцати городов, расположенных по его берегам, прекрасной пищей. Однако рыба — товар скоропортящийся, и ее невозможно перевезти на сколько-нибудь значительное расстояние без специальной обработки. Семья Марии специализировалась на трех основных способах сохранения продукта — засушке, солении и копчении.
Главным образом обработке подвергали сардины, первейший продукт на столах во всей округе. Сардина небольших размеров, а любой способ хранения лучше подходит для мелкой рыбы, крупную желательно съедать свежей. Правильно обработанные сардины оставались вкусными очень долго, их доставляли даже в Рим. Галилейская рыба считалась там деликатесом, подававшимся даже на императорский стол. Сам Натан однажды получил заказ на поставку партии сардин для двора Августа и с тех пор хранил это письмо как память.
На складе усердно трудились пятнадцать работников, замешивая рассолы, заполняя и перекатывая бочки с рыбой. В жаркие дни запах внутри стоял ужасающий, и, чтобы выдержать его, требовался крепкий желудок, но сегодня было относительно свежо, и ветерок, залетавший в открытые двери, выдувал неприятные запахи наружу, к озеру.
Мария шла по улицам медленно, всеми силами стараясь оттянуть предстоящую встречу. Когда навстречу ей попадались знакомые, она специально останавливалась, чтобы поговорить с каждым, размышляя при этом о том, что, по крайней мере, ей не придется перебираться в чужие места и расставаться с теми, кого она знала всю жизнь. Одно это дорогого стоило.
К тому же Иоиль не пастух, не купец и не счетовод при царском дворе, то есть замужество не повлечет за собой резкого изменения ее жизни. Овцы, например, пахнут не слабее рыбы, но пастуху вдобавок приходится почти все время жить под открытым небом. При всем уважении к царю Давиду такой образ жизни не особо привлекателен. Что же до торговца, вечно стремящегося с наибольшей выгодой продать приобретенный товар, то его жизнь — это сплошные разъезды, его и дома-то редко увидишь. Деятельность, связанная с царским двором, тоже не слишком привлекала. Хотя нынешний правитель Ирод Антипа — человек 6олее гуманный и предсказуемый, чем его жестокий, сумасбродный отец, он тесно связан с Римом. Иудеи, служившие при его дворе, чувствовали себя не слишком уютно, поскольку в одном царь мог проявлять себя вполне благочестивым евреем, но в другом — сущим язычником, в зависимости от того, кому в данный момент хотел угодить.
Наконец все возможности для оттяжек и проволочек были исчерпаны. Мария остановилась перед большим каменным зданием, в котором размещалось их семейное предприятие, и расправила плечи. Работники, знакомые ей с детства, заходили и выходили из главных дверей, выкатывая бочки и толкая тележки, но сегодня она их не замечала. Ей нужно решиться и поговорить с Иоилем.
Девушка шагнула внутрь. Там царил полумрак, потребовалось некоторое время, чтобы ее глаза к нему приспособились. Сперва Мария видела лишь движущиеся тени, но постепенно они начали обретать очертания. Она узнала Сильвана. Он стоял у дальней стены помещения, рядом с кучей соли, ссыпанной в ларь, держал в руках табличку и вместе с каким-то человеком просматривал цифры.
И тут на глаза Марии попался Иоиль, находившийся возле длинного ряда глиняных амфор, которые предстояло наполнить созревшим гарумом — рыбным рассолом, приготовленным по знаменитому семейному рецепту. Заливку готовили в двух вариантах: один для язычников, другой был строю кошерным. Вообще-то, гарум делали во многих местах, но тот, что смешивался и настаивался в Магдале, пользовался особой популярностью. Для семьи Марии это стало залогом известности и процветания.
«Вот и он, — подумала Мария. — Всю оставшуюся жизнь я буду смотреть на него: и на складе, и на улице, и в нашем доме. Он… привлекательный. Рослый, хорошо сложен. И похоже, что он…»
Но не успела она продолжить свою мысль, как Иоиль увидел ее. Лицо его озарилось улыбкой, и он поспешил ей навстречу.
— Спасибо, что пришла, — сказал молодой человек, подходя к девушке.
Мария лишь кивнула в ответ, совершенно неожиданно поймав себя на том, что не в состоянии говорить. Она лишь смотрела на юношу, когда он приближался к ней, причем не могла оценить его, как обычно делала с людьми и вещами. Иоиль остановился перед ней, похоже, и сам смутившись.
— Я знаю, это трудно, — пробормотал он. — Хотя мы встречались несколько раз мимоходом…
— …но не обращали друг на друга внимания, — закончила за него Мария.
— Я на тебя очень даже обращал, — возразил он.
— Да?
— Давай выйдем наружу, — предложил Иоиль, жестом указывая на сновавших по помещению работников, которые при всей своей занятости с любопытством присматривались к парочке.
Мария помедлила — присутствие посторонних как бы обеспечивало ей своего рода защиту, — но потом кивнула и последовала за ним.
Выйдя из темного здания, они направились за пределы пристани, подальше от любопытных глаз, и стали прогуливаться по широкой, утоптанной тропе, шедшей близ воды, вдоль изгиба береговой линии.
— Ты ведь не из озерных жителей или тех, кто занимается рыбным промыслом, — нарушила молчание Мария, задав вопрос, замаскированный под утверждение.
— Нет, — сказал Иоиль, глядя прямо перед собой — Моя семья живет в Галилее с незапамятных времен, кое-кто даже считает, будто она пережила все войны, что велись на этой земле. Ассирийцы утверждают, что уничтожили все население целой страны. Но конечно, это неправда, иначе израильтян было бы столько же, сколько ассирийцев в их собственной стране. Вряд ли им хотелось бы повторить опыт фараона и понести от нас такой же урон.
«У него благозвучный голос, — думала Мария, — и говорит он рассудительно. Лицо доброе, и на него приятно смотреть. Может быть… может быть… я и вправду смогу полюбить этого человека Может быть, он похож на меня?»
— У нас в семье тоже есть на этот счет предание. Считается, что мы принадлежим — или, вернее, принадлежали, потому что оно числится пропавшим — к колену Неффалимову, обитавшему в этой местности. Сразу за поворотом находятся руины их древнею города. Во всяком случае, это славная история.
— «Неффалим серна стройная»,[14] — процитировал Иоиль. — Разве не так сказал Иаков в своем благословении на смертном одре?
Мария рассмеялась.
— Так-то оно так, но никто не знает, что это значит!
— Иаков сказал также, что «он говорит прекрасные изречения». — Иоиль замедлил шаг, — Я жду твоих слов, Мария. Я надеюсь, что они будут благословенны для нас обоих. Но в любом случае выскажи, что у тебя на сердце.
Куда он торопится, зачем действовать напролом? Разве не лучше было бы сперва пройтись, поговорить подольше? Правда, насколько естественной и непринужденной могла быть такая беседа?
14
Быт. 49.21