Леди Смелость

— И ты лил притворные слезы, когда испанские дворяне приехали, чтобы забрать тело.

Блейд потянулся и зевнул.

— Мне пришлось. Ведь предполагалось, что мы были близки с ним.

— И говорил им, каким добродетельным и благородным человеком был граф, какая это тяжелая утрата для короля Франции.

— Это была идея Кристиана. Недурно, правда?

Отложив в сторону вышивание, Нора заломила руки.

— Бог никогда не простит меня.

— Ерунда. Если уж он прощает папистов за их деяния, простит и тебя. Ты же защищала своего мужа. Это был твой христианский долг.

Ободренная его словами, Нора подняла голову.

— Ты так думаешь?

— Уверен.

— Мне не приходило в голову посмотреть на дело с такой стороны.

Блейд и Артур собрали свои снасти и рыбу и пошли в замок перекусить. Нора осталась сидеть на берегу, размышляя о новых аргументах в ее оправдание, высказанных Блейдом. Непосредственно после случившегося у нее не было времени на размышления такого рода — необходимо было срочно придумать, как скрыть убийство и спасти самих себя. Но позже ее замучили угрызения совести. Она не сомневалась, что попадет в ад. Уверения мужа, что граф заслуживал смерти, не могли облегчить ее мучений. К тому же в глубине души она знала, что ради спасения жизни Кристиана снова, не задумываясь, сделала бы то же самое. Сознание этого укрепляло ее уверенность в том, что ей нет и не может быть прощения. И вот Блейд напомнил ей, что она перед Богом поклялась почитать своего супруга. Какое же это было бы почитание, если бы она спокойно смотрела, как его убивают? Так что, возможно, она все-таки не была обречена.

— Позволить ему умереть было бы большим грехом, — вслух произнесла она.

Удовлетворенная этим объяснением, она огляделась, ища глазами свое вышивание. Оно лежало поверх ее корзинки с принадлежностями для рукоделия. Она потянулась за ним, но тут на корзинку упала чья-то тень. Подняв голову, она увидела того, ради кого согрешила. Поймав ее взгляд, Кристиан улыбнулся ей и, взяв ее вышивание, протянул ей, опустившись на колени. Передавая ей вышивание, он положил ладонь ей на руки, и она вздрогнула.

Улыбка Кристиана была печальной, и Нора отвернулась. Раздосадованная сама на себя за то, что в ее сердце проникла жалость к мужу, она убрала руку и взялась за иглу. Это не ее вина, подумала она. Его близость ударяла ей в голову; маленькие демоны сразу вселялись в ее тело и начинали свою пытку, заставляя испытывать ненужное возбуждение.

Кристиан встал и пошел к реке, опустив голову. Нора следила за ним, завороженная игрой мускулов на его бедрах, обтянутых черной материей штанов, как второй кожей, мускулов, казавшихся гибкими и твердыми одновременно. Как-то она случайно услышала, как одна из служанок восторгалась ногами лорда Монфора.

Боже милостивый, подумала Нора. Ей становилось все труднее его ненавидеть. Но она должна его ненавидеть. Стоит ослабеть ее ненависти, и он сразу же прижмет ее к ногтю, подчинит своей воле. Разве не так? Правда, последнее время ему, казалось, больше нравилось стоять на коленях у ее ног, чем навязывать свою волю.

Внезапно он обернулся и посмотрел на нее, и она тут же опустила глаза на свое вышивание, приказав себе не обращать на него больше внимания. Но он уже вернулся и уселся рядом с ней, опершись на локоть и вытянув свои длинные, тревожащие ее покой ноги.

— Что мне сделать, чтобы ты перестала меня ненавидеть? — спросил он, словно угадав ее мысли.

Встревоженная Нора немного отодвинулась от него, чтобы не чувствовать тепло его тела.

— Я вас не ненавижу.

— Но ты меня не любишь.

— Нет.

— Все чувства ко мне умерли?

Он заглянул ей в глаза, и она, вспыхнув, перевела взгляд на ало-золотистый цветок на своем вышивании.

— Не знаю. Не прикасайтесь ко мне.

Отдернув руки, Кристиан перекатился на живот и оказался на ее юбке, однако до самой Норы не дотронулся.

— Ты не уверена, — сказал он. — Дорогая, раз ты сомневаешься, значит, ты близка к тому, чтобы простить мне мои непростительные поступки.

Она покачала головой, смущенная его мягким тоном. Кроткий и нежный лорд Монфор не мог быть реальным человеком.

— Нора?

— Вы обидели меня.

— Я готов посвятить всю жизнь искуплению этого греха.

— Это бесполезно.

Кристиан наклонил голову, пытаясь увидеть ее лицо.

— Может, ты желаешь, чтобы я ухаживал за тобой, моя капризная госпожа, добивался твоего расположения?

— Вы имеете в виду, что будете соблазнять меня.

— Нет, мой маленький дракон.

Он изменил позу и, встав перед ней на колени, взял за руку. Нора попыталась вырвать руку, но он не позволил ей этого сделать.

— Она моя по праву, — заявил он. — Позволь мне по крайней мере подержать твою руку; обещаю, что не буду добиваться большего. Пока.

— Гм…

— Я обещаю. Тебе известны правила куртуазной любви?

Она покачала головой, не решаясь заговорить: во рту у нее пересохло.

— Таких правил двенадцать, и последнее гласит: предаваясь радостям любви, никогда не иди наперекор желаниям любимой. Я клянусь соблюдать это правило.

— Но я вам не верю.

— Что ж, это понятно, после всего, что я сделал. Я должен заслужить твое доверие. Хотя после моей попытки убить этого сукиного сына испанца только упрямая женщина стала бы… Кровь Христова, ты испытываешь мою добродетель, женщина, а я не слишком добродетелен.

— Действительно не слишком.

Она опять попыталась вырвать руку и опять безуспешно.

— Не дергайся. Я же ухаживаю за тобой.

— Мне не нужны ухаживания.

— Нет, нужны, и я намерен это сделать, даже если мне придется просидеть здесь до ночи.

— Ну что ж, хорошо.

Она оставила свои попытки вырвать руку и молча смотрела на него, ожидая, что будет дальше.

Кристиан улыбнулся ей, нежно погладил руку кончиками пальцев, потом легонько пожал ее.

— Какая маленькая ручка. — Он поцеловал руку. — Послушай, Нора.

Когда он закончил, Нора поджала губы. Под влиянием нежного, тихого голоса нервозность ее уменьшилась, хотя и не исчезла полностью.

— Вы отдаете себя мне во власть? — спросила она. — Вы почтительный и не лживый?

— И полный раскаяния, как согрешившая монахиня.

— Кристиан!

— Черт возьми, я стараюсь изо всех сил.

— Докажите это, отпустите мою руку.

— Но я еще не кончил ухаживать за тобой.

— Отпустите мою руку, или я пойму, что вы остались тем же, кем и были — распутным бродягой.

Он отбросил ее руку с преувеличенно тяжелым вздохом и уперся кулаками в бока.

— Ты слишком жестока.

— Вы сказали, что будете мне повиноваться. — Норе начинало нравиться ощущение своей власти над ним.

— Да, и еще я сказал, что я веселый. Сейчас я докажу это.

Нору насторожил блеск, появившийся внезапно в его глазах. Он начал насвистывать какую-то мелодию, потом запел: