Страница 54 из 71
Сойти с дистанции!.. Он этого не делал никогда в жизни, как бы ему ни было трудно. Он нередко видел спортсменов, которые, не рассчитав сил или придя к выводу о безнадёжности своих усилий, бросали борьбу. Но он никогда не пытался анализировать, почему они это делали. Теперь же ему стало ясно, что в лучшем случае это была только спортивная незрелость, а чаще всего — малодушие, отсутствие воли, характера. И в груди Жаркова поднималось возмущение против человека, который предлагал ему поступить так. А тот был уже на четверть круша впереди. Но и до финиша было больше четырёх кругов! Через несколько минут судья включил микрофон и объявил, что если Сорокину удастся на последнем километре сохранить взятый им темп, то рекорд будет побит не менее, чем на полминуты.
Сорокин слышал это, слышал ответный шелест трибун, и он старался изо всех сил. Он не смотрел по сторонам, у него был только один противник — время, и он его победит!
Прощен круг. Ещё круг. Сорокин вошёл в последний вираж. Он уже видел как судьи, суетясь, натягивали ленточку между финишных стоек, как ступенчатая вышка забелела от усевшихся на свои места секундометристов. И вдруг до его ушей долетел всё нарастающий удивленный гул трибун. И он скорее ощутил, чем понял, что над ним нависла опасность. Сорокин знал, что идущий на скорость, тем более финиширующий спортсмен, не должен оборачиваться, но предчувствие чего-то неотвратимого и страшного, надвигающегося сзади, заставило его повернуть голову.
Сзади, в нескольких шагах был Жарков.
Заметив полный изумления и страха взгляд друга, Жарков с двумя паузами, заполненными жадными вдохами и непрекращающейся работой рук и ног, торжествующе прохрипел ответ, который нёс больше четырёх кругов:
— Ничего… как-нибудь… доковыляю!
Сорокин не выдержал и… побежал.
Отдышавшись немного и переодевшись, Жарков стал искать Сорокина. Он нашёл его на трибуне. Тот смотрел начавшийся футбольный матч и по временам скептически хмыкал.
— Да… — протянул неопределённо Жарков, опускаясь рядом с ним на скамейку.
Сорокин сделал вид, что ничего не слышал. Он вытянул вперед шею, и лицо его приняло типичное глуповатое выражение болельщика, невидящего ничего, кроме снующего по полю мяча.
— Да… — снова сконфуженно пробасил Жарков, — ты уж, брат, извини, что так вышло… как ни говори, спорт — есть спорт.
Сорокин нервно сунул руку в карман и вытащил портсигар, раскрыл его и сразу же с отвращением захлопнул.
Портсигар был наполнен леденцами. Это было сделано всего несколько дней назад по совету Жаркова, уговорившего его бросить курить.
Жарков не выдержал и улыбнулся.
— Закурим что ли, — сказал он, подвигаясь ближе.
Сорокин вздохнул, снова открыл портсигар, вынул две конфетки и положил одну на широкую, как блюдечко, ладонь друга, а другую себе на язык. Леденец был горький.
СЮРПРИЗ ВАНО ПОГАСЯНА
Тут было над чем призадуматься…
Выступая накануне в тройном прыжке, лучший прыгун «Спартака» Сергей Сучков растянул связки. А впереди был ещё прыжок в высоту. От него зависела судьба победы. Но тренер «Спартака» шутник Вано Погасян не унывал. Он попросил судейскую коллегию записать на прыжок в высоту младшего брата Сергея, приехавшего вместе с командой на спартакиаду.
Представитель команды «Динамо» не возражал. Ведь у динамовцев был в запасе Максимов — Мак, как сокращённо звали его друзья и болельщики — изумительный атлет прыгающий выше своего роста. Выйдя из судейской комнаты в отличном расположении духа, Вано догнал Максимова, направляющегося к сектору для прыжков, где начиналось соревнование.
— Ну как дела, Мак? — крикнул он ему. — Нормально? А ведь сегодня вас ждёт сюрприз.
— Скажите пожалуйста… — насмешливо протянул Мак.
— Да, да, будьте покойны — братишка Сергея доставит вам кучу неприятностей.
— Ай-я-я-й, прыгун значит?
— Не то, чтобы уж в полном смысле, но вроде. В общем — увидите.
Хлопнув Мака по плечу, Вано легко перепрыгнул барьер и направился к своей команде.
Мак весело расхохотался ему вслед и усевшись на траву, стал переобуваться.
Мак, как и все, прекрасно помнил прошлогодний сюрприз Погасяна. Вано привёз на спартакиаду девушку, которую он втихомолку тренировал и та метнула копьё далеко за флаг, обозначающий областной рекорд. Но Мак не подал вида, что сообщение тренера «Спартака» задело его за живое, ибо он был не только выдающийся спортсмен, но и талантливый актёр. Почему-то все его выступления сопровождались таким успехом, которому мог бы позавидовать не один великий артист.
Когда он появлялся на стадионе, его статная широкоплечая фигура в небрежно одетом тренировочном голубом костюме привлекала всеобщее внимание.
Все легкоатлеты незадолго перед соревнованием проделывают специальные гимнастические упражнения и лёгкую пробежку, чтобы подготовить связки и сердце в предстоящему напряжению. Но Мак проделывал такую диковинную «разминку», что, глядя на него, можно было подумать, что он пытается разорвать себя пополам и далеко отбросить от себя свои руки и ноги. Закончив гимнастику, Мак танцующей рысцой пробегал мимо трибун, улыбками и кивками отвечая на приветствия бесчисленных знакомых. Подойдя к сектору для прыжков, он с таким видом опускался на траву, как будто бы цветущие, как огромная клумба, трибуны, белоснежные фигуры судей на зелёном ковре стадиона, мелькание пёстрых маек спортсменов, вызывали у него смертельную скуку.
Этим временем судьи устанавливали лёгкую трёхгранную рейку между двух сторон и объявляли начальную высоту.
Каждый участник имел право на три прыжка. Те же, кто в эти три попытки не перепрыгивали через рейку, выбывали из соревнования. Рейка поднималась на 5 сантиметров выше и соревнование продолжалось. По правилам каждый спортсмен имел также право начинать прыжки с любой высоты. И Мак пользовался этим правом как истинный артист. Мак знал себе цену.
На каждый очередной вызов прыгать, он небрежно бросал — «пропускаю». И чем выше поднималась планка и меньше оставалось участников, тем удивлённей становились лица судей и одобрительный гул трибун.
Наконец, Мак оставался один. Обычно это было, когда подъём рейки достигал 155—160 сантиметров. Только одному Сучкову удавалось иногда держаться вместе с Маком до высоты 170.
Мак не спеша сбрасывал с себя тренировочный костюм. Он мог теперь не торопиться. Теперь он был хозяином стадиона. Сотни глаз были прикованы к его мускулистой и в то же время лёгкой фигуре. А он стоял неподвижно как изваяние, уронив белокурую голову на отливающую бронзой грудь — Мак сосредотачивался перед прыжком. И вдруг, как бы проснувшись, он бросался к рейке и распрямившись точно пружина, взлетал вверх. На лету он собирался в комок и, вытянувшись вдоль рейки, приземлялся в яму с песком.
Не успевали смолкнуть рукоплескания, как он, охваченный вдохновением, снова бежал легко и пружинисто, припадая в земле и, взвившись в воздух, перекатывался через планку, поднятую судьями ещё выше. Выпрямившись под грохот оваций, ослепительно улыбаясь, он проходил под рейкой, не касаясь её головой. И вслед ему летело с трибун неистовое — «Браво, Мак, Маку — ура!».
Этой минуты он ждал сейчас с нетерпением, внешне равнодушный ко всему, что происходило вокруг.
…Судьи объявили очередную высоту. Услышав свою фамилию, Мак как и обычно, лукаво улыбаясь, сказал: «пропускаю».
До высоты 145 сантиметров держалось только 6 человек. Маку было ясно, что лишь двое кроме него смогут прыгнуть на 155: вот этот долговязый парень, стоящий на старте, обладающий хорошей «прыгучестью», но технически беспомощный и, пожалуй, «торпедовец», прыгающий неплохим восточно-американским стилем, остальные «сойдут» на высоте 150.
Мак окинул критическим взглядом парня, сидящего с ним родом, который так же как, и он не начинал ещё прыгать. Это был «сюрприз» Погасяна.
«Удивительно похож на брата», — подумал Мак. — «Сухой и длинноногий, ступня подъёмистая — типичный прыгун», — отметил он. — «И глазное, чортовская выдержка: сидит, уткнулся в кроссворд и делает вид, что его совершенно не интересует происходящее. Посмотрим, куда денется твоё хладнокровие, когда рейку поднимут выше».