Страница 90 из 98
Кейт попыталась его подбодрить, но слова замерли у нее на губах, когда справа от него распахнулся люк. Кто-то спускался по ступенькам, держа лампу в руке. Это была фигура в черном, одетая в темные сапоги, брюки и плащ. Алексис попытался увидеть лицо своего врага.
— Мама?
— Леди Джулиана! — закричала Кейт.
Джулиана подошла к Алексису и поставила лампу на пол. Затем, нагнувшись, она подобрала пистолет и сунула его себе за пояс.
— Мама, что ты делаешь?
— Она все испортила, — сказала Джулиана.
— Я не понимаю.
Джулиана сбросила плащ и сердито посмотрела на Алексиса.
— Она все испортила, сделав тебя счастливым. Я наказывала тебя. Я все запланировала— годы страданий, чтобы ты терял тех, кого любишь, так же как я потеряла своего мужа.
Закрыв на мгновение глаза, Алексис попытался отшатнуться от матери.
— Ты знаешь, — сказал он. — Ты знаешь, что произошло в тот день. Ты всегда это знала? О Боже, почему ты не сказала мне? Лучше бы я знал наверняка, что я убил их.
Джулиана подняла руку, сжав ее в кулак. Алексис повернул голову и встретился с ней взглядом. Она, тяжело дыша, яростно смотрела на него.
— Это было гораздо хуже, ты глупец. Он умер вместо тебя, и в этом виноват ты.
Алексис затаил дыхание, а потом все же сделал выдох в то время, как его запутанные мысли собирались в единое целое.
— Виноват я. Что же я сделал?
— Ты не помнишь? Вы с Талией должны были в тот день скакать наперегонки. Если бы ты поехал с ней, то умерли бы те, кто должен был умереть, а мой дорогой Филип вновь принадлежал бы мне одной.
— Мама? — Его голос был похож на голос ребенка, которому было очень больно. — Расскажи мне все.
— Думаю, это больше не играет роли, хотя тебя и стоило бы оставить терзаться догадками. Я вернулась после того, как подготовила ловушку и выяснила, что все ушли. Было уже слишком поздно, когда Фальк сказал мне, что Филип уехал верхом с Талией и что ты помчался догонять их. Ты чудовище. Если бы ты не поссорился с Талией, то вместо Филипа умер бы ты.
Его ноги дрожали. Все его тело трясло как в лихорадке, а голова раскалывалась от боли. Он слышал, как Кейт зовет его, но он не мог ответить. Он снова видел, как они с Талией ссорятся за ленчем. Слышал суровый голос отца, который приказал ему оставаться в комнате. Потом он скакал, скакал, скакал, и Талия падала, ее голова катилась по земле. Лошадь отца заржала.
— Стоп, — прошептал он себе. Он снова поднял взгляд на мать. — Я не помню, как я натягивал эту леску между деревьями, потому что я не делал этого. И ты позволила мне думать, что это я убил их. Все эти годы. Почему? Почему ты меня так ненавидишь!
— Потому что ты украл у меня его любовь! — закричала Джулиана. Ее лицо исказилось от гнева, и она продолжала кричать: — До вашего с Талией рождения нам больше никто не был нужен. Но он любил вас, особенно тебя. Он постоянно говорил мне, как он гордится тобой, какой ты умный. Боже, я не могла больше смотреть, как вы вдвоем смеетесь над чем-то своим. А потом однажды он сказал мне, что я больна.
Внезапно ее ярость исчезла, как будто бы ее и не было, не оставив на ее лице ни малейшего следа. Когда она снова заговорила, ее голос был спокоен.
— Он пришел ко мне и сказал, что моя болезнь прогрессирует день ото дня и что это плохо для Талии и для тебя. Он собирался уехать вместе с вами, — она снова повысила голос, и он стал похож на голос недовольного ребенка. — Филип сказал, что мне придется жить в новом месте, где будут врачи. Он сказал, что мне стало гораздо хуже и что он боится.
Ее настроение снова внезапно изменилось, и она рявкнула на Алексиса:
— Он особенно боялся за тебя. Он видел, как я наблюдала за тобой. Видел меня. Ты виноват в том, что он отвернулся от меня.
— Мама, он любил тебя, — сказал Алексис, но Джулиана не слушала его.
— Я поняла тогда, что мне нужно избавиться от тебя. Если бы ты умер, он снова любил бы меня. Ты был его сыном, мужчиной, ты мог скакать на лошади, как он, и вскоре ты начал бы охотиться, ходить в клубы и сопровождать его повсюду, где я не могла быть рядом с ним. Ты, в конце концов, украл бы его у меня, и я хотела вернуть его обратно.
— Но он умер вместо меня.
Джулиана, улыбаясь, посмотрела на него.
— Да, и я тоже чуть не умерла, но я осталась жить, потому что я хотела наказать тебя годами страданий, чтобы ты потерял всех, кого любишь так же, как я потеряла Филипа.
— Ты когда-нибудь любила меня или Талию?
— Сначала да, — призналась она пугающе деловым тоном. — Но вы убили мою любовь за эти годы. Мне понадобилось много времени, чтобы понять, что вы крадете у меня Филипа, понимаешь?
Алексис почувствовал боль в сердце, как будто что-то умирало у него внутри.
— Ты сказала, что ты наказывала меня. Боже милосердный, мама, что ты сделала?
Джулиана рассмеялась.
У него за спиной Кейт вскрикнула резким от напряжения голосом.
— Это была она, — сказала Кейт. — Она приходила к Офелии в ту ночь, когда случился пожар. Это она подожгла дом. Это были вы, ведь так, леди Джулиана?
— Она хотела понравиться мне, — сказала Джулиана, поворачиваясь к Кейт. — Было совсем нетрудно уговорить ее тайно со мной встретиться. Она думала, что мы вместе разработаем план, как ей заполучить Алексиса. Я подбросила опиум в ее вино и устроила пожар. Только… только Алексис не испытал той боли, на которую я рассчитывала, когда она погибла, — голос Джулианы дрогнул. Она перевела свой взгляд с Кейт на Алексиса, а потом снова на Кейт.
— Я собиралась убить Каролину Бичуит, но тут появилась ты, а потом я еще узнала о Ханне. Ты тоже была в Тайм Холле в тот день, когда она умоляла Алексиса стать отцом ее ребенка. Ханну я пропустила.
Алексис прислонился лбом к руке.
— Не говори больше ничего, пожалуйста, — он поднял голову и с мольбой посмотрел на мать. — Ты больна. Отпусти меня, чтобы я мог заботиться о тебе.
— О, нет. Сейчас начнется твое последнее наказание. Я решила, что раз уж ты не умер тогда, когда я этого хотела, наказать тебя также и за это.
Алексис посмотрел на искаженное лицо своей матери. От ее последних слов у него закружилась голова, и он не смог ничего сказать. Джулиана неожиданно бросилась к нему, и он почувствовал, что ее рука ухватилась за воротник его рубашки. Она сорвала рубашку с его тела, и это пришпорило его язык.