Страница 11 из 60
— Я отрежу тебе язык за твою болтовню.
Миднайт расхохотался и, подтолкнув Блэйда к лошади, подал ему поводья и помог сунуть ногу в стремя. Блэйд оказался в седле. Ему показалось, что никогда спина его жеребца не возвышалась над землей так высоко. Верхушки деревьев поплыли у него перед глазами.
— Ах, дьявол. — Миднайт, свесившись с седла, еле успел ухватить Блэйда за здоровое плечо, прежде чем тот свалился на землю. — Куда тебе ехать, радость моя?
— Ричмо…
— Ричмонд-Холл?
— Д-да.
— Тебе повезло. Ох, Блэйд, чувствую, я еще пожалею о своем дурацком милосердии.
Главарь спешился и взобрался на лошадь Блэйда.
— Черт побери, что ты надумал?
Блэйд попытался сбросить Миднайта. Но, лишь пошевелив раненым плечом, он чуть не потерял сознание от боли.
— Успокойся, — сказал Миднайт. — Думай лучше о своей ране.
— Ты не заставишь меня вновь заняться твоим ремеслом. Я не…
— Ты считаешь меня таким дураком? Да я лучше змею пригрею у себя на груди, чем вновь попытаюсь сделать из тебя настоящего разбойника. А теперь — не дергайся. Если я не доставлю тебя к замку, ты свалишься с лошади и истечешь кровью.
Блэйд слабо засмеялся; он чувствовал себя так, будто выпил бочонок вина. Миднайт стегнул лошадь, и они тронулись.
— Вместе с кровью ты теряешь сообразительность, — пробурчал он.
Пытаясь держать голову прямо, Блэйд продолжал тихо посмеиваться.
— Ты даже не представляешь, какую услугу ты мне оказал. Я не смог бы придумать ничего лучшего, даже если бы потратил на обдумывание целый месяц; Боже, почему земля так далеко…
— Держись! — Миднайт схватил Блэйда за воротник плаща. — Или ты перестанешь дергаться, или я оглушу тебя.
— Ссади меня у ворот Ричмонд-Холла. Я отдам себя во власть зеленоглазой феи, живущей там, — пробормотал Блэйд, улыбаясь с закрытыми глазами.
5
Несправедливый бог любви, что за закон такой, что любовь несет с собой муки и страдания.
Ее снова будут ругать за то, что она ездила верхом по снегу.
Ориел направила свою кобылу к конюшне. Она потеряла счет времени, пока совершала прогулку, а густые низкие облака мешали ориентироваться по солнцу. Она здорово проголодалась, видимо, время обеда уже давно прошло. Во время прогулки она думала о странном поведении дедушки Томаса.
Уже несколько дней подряд он испуганно вздрагивал, когда она входила к нему в библиотеку, к тому же ему стали приходить в голову какие-то странные идеи. Так, три дня назад он настоял, чтобы она прочла все стихотворения сэра Томаса Уайета. Ветхозаветный Уайет показался ей человеком, для которого земное существование потеряло всякий смысл. Ей представилось, что виновницей его страданий была женщина, к которой он испытывал неразделенную любовь, и все свои горькие чувства излил затем на бумаге.
Сегодня утром она завершила чтение и убежала из дома, чтобы сменить затхлую атмосферу старых трагедий на чистый воздух зимней природы. Уайет, должно быть, любил Анну Болейн больше жизни. Что испытывает женщина, когда в нее так безоглядно влюблен мужчина? Ориел вздохнула и потрепала лошадь по шее. Она не могла представить себя в подобной роли. Ей казалось, что она скорее раздражает молодых аристократов, чем внушает любовь
Глубоко вдыхая морозный воздух, она огляделась, любуясь белым ковром, укутавшим землю, и почувствовала прилив бодрости
И тут ее взгляд привлекла двигавшаяся к воротам Ричмонд-Холла лошадь с двумя всадниками. За ними следовала лошадь без седока. Едва они приблизились к красным кирпичным колоннам, к ним навстречу на коне помчался, что-то крича, Лесли.
Когда Лесли подъехал к всадникам, один из них неожиданно соскочил на землю и, пересев на другого коня, галопом устремился прочь. Другой всадник полулежал в седле Но при первом же движении лошади без чувств свалился с нее.
— Ориел, быстрее сюда!
Она ввела лошадь во двор и бегом по снегу поспешила к двоюродному брату. Лесли откинул капюшон плаща упавшего, и Ориел увидела, что это был тот самый молодой человек, который назвал ее куницей. Ее сердце на мгновение остановилось.
— Это, это…
— Николас Фитцстивен.
— Да, этот полуфранцуз, — сказала она, — Сир де… Он ранен?
— Само собой ранен, кряква. Побудь с ним, пока я позову людей, чтобы внести его в дом.
— Быстрее. Он закоченел и совсем бледный.
Ориел поднялась и, подойдя к коню, порылась в переметной суме. Она вытащила оттуда теплую попону и, вернувшись к раненому, накрыла его. Голова молодого человека лежала прямо на снегу, и она попыталась приподнять его. Ориел с трудом удалось, собрав все свои силы, приподнять раненого, и теперь его голова лежала на ее плече.
Приложив руку к его щеке, она обнаружила, что кожа почти такая же холодная, как снег. Полная тревоги, пощупала рукой камзол: он был пропитан заледеневшей кровью. Ориел прошептала слова молитвы и снова посмотрела на молодого человека. Его волосы были темными и гладкими, но мертвенно бледный цвет кожи, синева губ еще больше встревожили ее. Она вспомнила тот яркий, алый цвет его губ, запомнившийся ей во время их первой встречи.
Он лежал недвижно на ее руках, и страх все больше охватывал ее. Ориел уже собиралась звать Лесли, когда он, к ее великому облегчению, наконец явился сам, ведя с собой несколько слуг. Она не удержалась, чтобы не поторопить их. Хотя ей было тяжело держать неподвижное тело, она, к своему удивлению, без особой охоты передала его слугам.
Войдя вслед за ними в дом и не обращая внимания на истерические крики тетки Фейт, Ориел распорядилась, чтобы раненого отнесли в комнату для гостей — соседнюю с библиотекой. Пока она смотрела, как его укладывают в кровать, Ливия вместе с Джорджем и Робертом постоянно находились рядом. Ливия беспрестанно задавала вопросы ей и Лесли, в то время как Фейт, Джейн и Джоан крутились в дверях. Когда сестры начали слишком громко хихикать, Фейт рявкнула на них, и все трое убежали.
— Поймай ты этого бродягу вовремя, этого бы не случилось, — сказала Ливия Джорджу. — Вот уже два месяца они нападают на путников, а ты так ничего и не сделал.
Джордж недовольно посмотрел на мать.
— Я чуть не загнал лошадь, мотаясь за ними по всем окрестностям, спину разогнуть не могу.
Ливия сменила тему разговора.
— Я послала за лекарем. А тебе, Ориел, лучше выйти из комнаты — молодого человека нужно раздеть.
Ориел позволила Лесли вытолкнуть себя из комнаты, но сразу же вернулась, как только с молодого человека сняли лишнюю одежду и укутали одеялами.
Слуге она приказала:
— Растопи-ка посильнее камин. В этой комнате должно быть жарче, чем в августовский зной. И еще принеси горячей воды и полотенце. — Она взяла несколько подушек. — Джонатан, когда я приподниму его, подложи подушки ему под голову и плечи. Нужно, чтобы плечи были выше ног. Вот так. Теперь принеси побольше горячих кирпичей и положи между одеялами.
В комнату вбежал запыхавшийся лекарь, его черная шапочка съехала набок.
— Леди, это тот раненый молодой человек?
— Да. Это сир де… это сын лорда Фитцстивена.
— Сир де Расин? — Лекарь склонился над телом. — Н-да, н-да, н-да.
— Он будет жить?
— Думаю, да. Но он потерял, много крови. Он вспыльчивый человек?
— Я так не думаю.
— Вот и хорошо. А вы не знаете дату его рождения? Я должен свериться со звездами
— Может, вы лучше зашьете его рану?
— Да, леди. Я как раз и собираюсь это сделать. Прижмите вот здесь, рядом с раной, а я подготовлюсь.
Ориел была довольна собой. Хотя у нее кружилась голова при виде впивающейся в плоть иглы, она оставалась рядом, пока лекарь занимался раненым. Наконец рана была промыта, зашита и забинтована, после чего лекарь ушел. Он сказал ей, чтобы через некоторое время она перенесла подушки из-под головы молодого человека под его ноги.