Страница 3 из 9
Больше она ничего не сказала. Развернулась, не дожидаясь ответа, и ушла. Теперь уже быстрым шагом. Не оглядываясь, прошла мимо первых рядов сидений, стоявших вплотную к выходам на посадку, и через мгновение пропала из виду.
Два дня спустя я пришел на работу и увидел ее лицо в газете. Я сразу узнал ее, хотя фотография была сделана пару лет назад.
Это было громкое дело, и, прочитав заметку, я сразу вспомнил все подробности.
Валерия Т. разрабатывала новые ароматические смеси для одной известной парфюмерной фирмы в Париже, и она убила человека. Мужа своей сестры-близняшки.
Он превратил жизнь жены в настоящий ад, долгие годы мучил ее и физически, и морально. Она не хотела доносить на него в полицию и не решалась уйти из дома, как ни старалась Валерия ее убедить.
Из некоторых ситуаций есть только один выход.
Как- то утром сестра позвонила в свой офис и предупредила, что не сможет прийти. Потом застелила постель, прибрала на кухне, вышла на балкон и перелезла через перила. Свидетель рассказал, что бедняжка еще постояла несколько секунд на узкой бетонной кромке над пропастью, держась за перила. А потом разжала руки.
Когда Валерия приехала, тело еще не успели увезти; через два часа она пришла к вдовцу, захватив с собой пистолет. Наследство от отца, с разрешением, все законно. Она выстрели-
ла всего один раз. Прямо в сердце, как говорят - в яблочко; после чего сдалась полиции.
Государственный обвинитель вынес вердикт: предумышленное убийство; ей грозило пожизненное заключение, но адвокат Валерии дело свое знал отлично. Чтобы добиться максимально мягкого приговора, он использовал все возможные приемы - от провоцирующих вопросов до классических риторических фигур - и вынес на обсуждение предшествовавшие преступлению факторы: дурное обращение будущей жертвы с его женой, в физическом и психологическом смысле, медицинские заключения, депрессия, усугубившаяся вследствие царившей в семье сестры жестокости. Процесс тянулся долго, все предусмотренные законом сроки содержания обвиняемой под стражей истекли, и Валерию выпустили из тюрьмы. Когда же был вынесен окончательный приговор и карабинеры пришли арестовать Валерию Т., у нее дома никого не оказалось: осужденная бесследно исчезла.
Это произошло в то самое утро.
Скорее всего, Валерия сбежала незадолго до того, как вступило в силу решение Кассационного суда, и она наверняка использовала поддельные документы.
Кто знает, что за имя было в тех документах? Этот вопрос не давал мне покоя.
Потому что мне-то она назвала свое настоящее имя.
Валерия, именно так.
Разумеется, я должен был доложить об этой встрече. Доложить куда следует, как у нас говорят. Должен был. Но не доложил.
Вместо этого я провел свое собственное маленькое расследование. Взял список самолетов, вылетевших из Амстердама в то утро, и отобрал те, которые направлялись в страны, не заключавшие с Италией договор об экстрадиции. Я же легавый, вот я и задумался, как бы поступил, если бы разыскивал скрывающуюся от правосудия Валерию Т. И вроде бы понял, где она может быть.
Но, конечно, это была только догадка, на многие месяцы ставшая для меня чем-то вроде игры. Я пытался представить себе, что Валерия сейчас делает, что еще приготовила ей судьба, кого она встретит на своем пути. И все в таком духе.
Догадка перестала быть только догадкой несколько дней назад, когда я открыл почтовый ящик и достал оттуда открытку. Это была фотография рыночного прилавка со специями, переливающимися всеми цветами радуги. Красный, оранжевый, ярко-желтый, охряный, фиолетовый… Мне казалось, я чувствую запахи и вот-вот среди них затеряюсь.
На обратной стороне - почтовый штемпель угаданной мною страны, а в пространство для текста вписана лишь одна строчка:
Мудрости нет.
Мне вдруг стало радостно: ощущение весны и свободы - непривычное для меня ощущение. Давно забытое.
Я положил открытку в карман куртки и решил прогуляться до отделения пешком. Или - вообще не ходить туда в это утро.
Я шел, и губы мои шевелились.
Мудрости нет, И старости нет, А может, И смерти нет.
Перевод Яны Арьковой
Города
Этот рассказ основан на реальном случае, произошедшем весной 1996 года на борту самолета.
И ЗВИНИТЕ, можно задать вам вопрос? Я чуть не подскочил. Она заговорила неожиданно - не поворачиваясь ко мне и лишь едва заметно кивнув головой. У нее был едва заметный иностранный акцент. Красивая женщина: высокие скулы, длинные темные волосы, широкий нос, который придавал ей решительный и пикантный вид.
- Пожалуйста.
Пожалуйста. Всю жизнь я обещал себе, что не буду больше употреблять это слово - как и "привет", "день добрый" и тому подобные пошлости.
- Могу я узнать, как называется ваш одеколон?
- Мой одеколон?
Она слегка улыбнулась. Ее голова еще немного повернулась в мою сторону. Было в этом движении, пожалуй, нечто странное.
- Да. Он очень хорош. Терпкий, но со сладкой ноткой. Цветы и что-то еще, никак не могу понять, хотя запах знакомый - мне такой уже попадался. Очень давно.
Я попробовал этот одеколон в одном из магазинов аэропорта и собирался купить его, когда мое имя объявили по громкой связи. Я потерял чувство времени и, как всегда, опаз-
дывал. Поэтому я убежал, поставив флакон обратно на полку. Я не запомнил ни названия, ни логотипа фирмы. Может, я их даже не прочитал. Так я и сказал ей. Она снова улыбнулась - все с тем же не то уверенным, не то отсутствующим видом. Далекая.
И тут я понял, что она слепая.
Наш самолет летел в Мадрид. Там я должен был пересесть на рейс в Чили. Для нее же путь заканчивался: она возвращалась домой.
- Я бы хотела избавить вас от возможного чувства неловкости. Я слепая. - Я ничего не сказал. Я не знал, что сказать. Да и что в такой ситуации скажешь? - Значит, вы это уже заметили? - Я пробормотал что-то невнятное. Она опять улыбнулась. - Итак, в Мадриде у вас пересадка?
- Да, я лечу в Чили по работе.
- А кем вы работаете?
- Я фотограф. -Ох…
Она на какое-то время замолчала.
- Вы что-то имеете против фотографов? - спросил я, стараясь придать голосу непринужденный и шутливый тон. Я определенно чувствовал себя не в своей тарелке. Это было пограничное состояние - между зарождающимся желанием и сожалением. В сознании всплыли слова: mixing memory and desire.
- Мой отец был фотографом. -А…
Ее отец, будучи еще совсем молодым, познакомился с Робертом Капой - моим кумиром - и работал в его агентстве, в легендарном "Магнуме".
Как и Капа, он погиб, снимая эпизоды далекой войны.
Она была слепая от рождения и не могла видеть сделанные отцом фотографии. Когда он возвращался из поездок, он рассказывал ей о том, что видел и снимал.
1. April is the cruellest month, breeding Lilacs out of the dead land, mixing Memory and desire…
Апрель, беспощадный месяц, выводит Сирень из мертвой земли, мешает Воспоминанья и страсть…
Т. С. Элиот. Бесплодная земля. Перевод Андрея Сергеева.
2. Роберт Капа (1913-1954) - фоторепортер венгерского происхождения, в 1931 г. переехал в Берлин, в 1940-м - в США. Работал в разных странах мира, в горячих точках. В 1947 г. вместе с Анри Картье-Брессоном (1908- 2004) и другими основал международное фотоагентство "Магнум", в 1951-м возглавил его, но в 1953-м был вынужден переехать в Европу. Погиб во Вьетнаме в конце Индокитайской войны, подорвавшись на мине.
Но ей мало было слушать его рассказы.
- И вот, папе пришла в голову такая идея. Он начал дарить мне макеты тех городов, где побывал. Не всех, конечно. Тех, которые он больше всего любил. Так я могла потрогать их и представить себе. Острые шпили Нью-Йорка, а в середине - мягкие очертания Центрального парка. Римские холмы, Пантеон. Отец заказал для меня даже пластмассовый макет Венеции, с каналами и водой. Мне очень нравилось "ездить" в Венецию и мочить пальцы в каналах.