Родительский дом

— О чем так торгуетесь?

— Желаю сделать приобретение, да хозяин шибко настырный, — с досадой сказал покупатель. — А вы кем изволите быть?

— Это мой старший брат, — вспыхнул Терентий.

— Значит, вас уже двое, хозяев-то, — смекнул старичок и насторожился: — Только не вздумайте меня объегорить! Я хоть и не шибко грамотный, но соображение имею. Строения у вас не новые, придется многое ломать, переделывать.

— А хоть все сломай! — бесстыдно объявил Терентий. — Тут мы тебе не указчики. Но цену снижать не станем!

Он говорил уже не от себя, а и от брата, чтобы ему угодить, себе придать вес.

— Вдобавок тебе же и вся мебель достанется.

— Мебелишка у вас своедельная.

— Да, ее отец мастерил, — подтвердил Павел Андреевич.

— По теперешнему времени она для печки на растопку годится, — упорствовал покупатель.

— Ладно, две сотни рублей можно скинуть, — заторопился Терентий. — Кабы не срочность. Мне тут недосуг прохлаждаться.

Павел Андреевич стоял перед ним, вглядывался, не появится ли на его лице хоть чуточное смущение, но Терентий лишь помрачнел.

— Так ведь и мне не от простой поры, — сказал покупатель.

— Оба вы напрасно торгуетесь, — прекратил спор Павел Андреевич. — Еще не решено, продавать ли родительский дом. Ты, брат, поспешил. Я тебе доверенности не давал, с Дареной ты не советовался, родственников вообще обошел. Извинись перед этим гражданином за беспокойство, и пусть он домой отправляется…

Старик сразу понял, что дело не состоится, и полном горстью высыпал на Терентия брань:

— Прохвост, зараза тебя возьми!

— Но, но! — грубо оборвал Терентий. — Сократи язык и поимей немного терпения. Все равно назначим дом на продажу! Погуляй покуда по местности…

Старик плюнул на пол:

— С тобой дальше разговаривать не хочу!

Он хлопнул дверью и ушел. Терентий хотел выдержать марку, показать себя брату честным и справедливым, но с раздражением не справился:

— Я не для себя же старался. Больше выручим от продажи, так и на каждый пай больше достанется. Мужик денежный и здорово соблазнился. Пенсионер. Намерен сад вырастить, фруктами и медом промышлять. Делать деньги надо уметь! На мою цену он все равно согласился бы.

Перед ним на столе лежала опись всего движимого и недвижимого в хозяйстве, которую он успел накануне составить. Терентий подал ее Павлу Андреевичу:

— На, смотри, все ли учтено? Возможно, Дарья что-нибудь утаила, не могу поручиться.

— Эту бумажку порви, — предложил ему Павел Андреевич. — Не пригодится…

— Ты, что ли, с кем уже сторговался?

— Не начинал! Продажа не состоится.

— Сам сюда переселиться намерен?

— Переехал бы, да тут работы себе не найду.

Терентий недоуменно уставился на него.

— Значит, не так, не этак, а как же? Чужому человеку отдать? Дарье?

— Она не чужая.

— Я ее за родню не считаю!

— Воля твоя! Но у нее равная доля в наследстве с тобой и со мной, да еще Женьке в придачу.

— Так пусть мою долю мне выплатит наличными деньгами.

— Обойдешься, — усмехнулся Павел Андреевич. — Говорят, ты богатый стал, даже пьянку забросил.

Терентий не почувствовал скрытой насмешки, развернул плечи, откинулся на спинку стула:

— Хотя бы! Нагулялся вдоволь и образумился.

— А Феньку-то любишь?

— Я днем на нее не смотрю, а ночью все кошки серые, — хохотнул Терентий. — С лица не воду пить, с фигуры не манекена делать. Зато она баба с большим умом. Она меня первая поддержала и пожалела. Не отопрусь, всю молодость провел я беспутно. Почему так — не стану доказывать. Тема эта глубокая, в ней, как в омуте, всяких чертей дополна. Может, еще в ту пору надо было взять меня да встряхнуть, а я слышал только попреки: и тунеядец-то, и выпивоха, и шатун — конченый человек! Но ведь люди все разные. Ты стал инженером, у тебя на учение хватило характера. Работаешь, и в этом твое удовольствие. Но есть ли у тебя время дать волю душе? Нету! Живешь, а истинного вкуса жизни не чуешь! Зато я иначе смотрю: пока не состарился, надо от жизни взять все.

— Не считаясь с бесчестием!

— Какое же это бесчестие? Лучше, что ли, было бы ломать хребет изо дня в день? Ты мне родной брат, Павел, от тебя не стану утаивать: без любви с Фенькой живу, зато в полном довольстве.

— Работаешь где-нибудь?

— Приходится. Чтобы злые языки не болтали. В одной конторе оформился сторожем. Сутки просижу на вахте, двое свободен. Трудовой стаж накапливается, и милиция не пристает.

Он снял очки, аккуратно протер их белым платочком и победно покосился на Павла Андреевича:

— Еще что спросишь?

— Пить перестал, куда же теперь свободное время деваешь?

— Находится дел, — опять уклонился Терентий. — Иногда жене помогаю. Недавно в городе особнячок подсмотрел, собираюсь купить. Цена сносная — двадцать тысяч…

— Ого! — изумился Павел Андреевич.

— Не хибара ведь, не на семи ветрах, а вполне по нашим желаниям, — внушительно произнес Терентий. — Строение из кирпича, четыре комнаты, пятая кухня, веранда, чулан, фруктовый сад на усадьбе, огород десять соток, водопровод, канализация, газ, водяное отопление, телефон…

— Видать, жена у тебя большая добытчица! Но надолго ли? — холодно спросил Павел Андреевич.

Глаза у Терентия тревожно забегали. Наверно, он и сам не был уверен в прочности привалившего ему капитала, но и честно признаться, чтобы не унизить себя, совести не хватило.

— Экономим: рубль к рублю, копейка к копейке! И, конечно, деньги с неба не падают, лишь иногда в прорехи текут, тут их и надо ловить…

Он сказал осторожно, с оглядкой, не выдавая промысел Феньки.

— Однако, Павел, мы уклонились. Давай кончать с разделом. И по домам. Если ты намерен все хозяйство Дарье оставить, то клади мою долю в наличных деньгах на стол, я тотчас уеду, а ты дальше поступай как угодно. Про чужие судьбы я знать не хочу.

Он встал из-за стола, прошелся по горнице, пнул ногой сброшенное на пол одеяло, распахнул настежь окно.

— Не кипятись, не выказывай, каким тебя воспитала Фенька, — потребовал Павел Андреевич. — В довольстве, как сыр в масле, купаешься и неужто еще не насытился?

— Не ты ли мне предел установишь?

— Прежде попытаюсь тебя убедить. В нашей семье, начиная от прадеда, никогда дележей не случалось. Ты первый затеял. Забыл давний обычай: двор Гужавиных неделим! Он корень, а мы всего лишь отростки. Афони нет, зато Женька остался!

— Ему место в приюте!

— Наглец ты, Тереха! Как у тебя язык повернулся. Вот и мальчишке успел уже выдать семейную тайну. Чего этим выгадал? Заставил его пострадать. Если еще раз обмолвишься, предупреждаю, при нем же дам тебе оплеуху.

— Так! Так! Эвон куда дело зашло! — как бы только что догадался Терентий. — За моей спиной сговорились. Недаром же я перед поездкой сюда к адвокату сходил, потом заранее опись составил. Миром не договоримся. Придется в суд подавать.

Павел Андреевич взял у него опись, просмотрел и с усмешкой вернул ему в руки.

— Все чашки, ложки, ухваты зачислены. А почему же за печкой тараканов не сосчитал и в подполе мышей не учел?

— Посчитаю, если понадобится… Да вот еще отцов шкапчик остался. Ключи от него Дарья мне не дала.

— Значит, не понадеялась.

Павел Андреевич сходил на кухню, взял у Дарьи Антоновны ключи от заветного шкафа, подвешенного на крючья в простенке. В нем хранились все семейные документы за многие годы. Там же лежало письмо Терентия, присланное отцу, последнее, злобного содержания. Видимо, старик его не раз перечитывал и держал наверху, сразу под крышкой.

Терентия перекосило. Он это письмо хотел цапнуть, но Павел Андреевич успел отобрать.

— Не тронь! Оно нам еще пригодится…

— Уличить меня собираешься?

— Мы, Гужавины, жили пока без позора, а ты помнить обязан, чем отцу век поубавил.

Лезть в драку Терентий не осмелился, однако побагровел, и глаза у него стали свирепыми.

— Мало ли, чего могло быть! И все же права на наследство отец меня не лишил. Ведь и от тебя он тоже мало радости видел. Ты еще раньше меня убрался из дома.