Дикий берег

– Откуда вы знаете? И как это связано с вашим приходом?

– До нас доходят кой-какие вести с Каталины, – туманно сказал Дженнингс. – Но это не все. Похоже, япошки следят, чтобы между поселками не было сообщения. Чтобы мы не объединились. Когда тянули рельсы по восьмой магистрали, – он состроил возмущенную гримасу, – то построили несколько больших и прочных мостов. И вот в один прекрасный вечер, на закате, их взорвали.

– Что?! – вскричал Том. (При слове «взорвали» он подпрыгнул.)

– Ничего особенного, – сказал Дженнингс. Ли фыркнул. – Это и не взрыв даже. Просто на закате красная полоска с неба. Чик – и готово.

– Сжигают? – спросил Том. Ли кивнул:

– Огромный жар. Рельсы плавятся, шпалы превращаются в пепел. Иногда загорается что-нибудь по соседству, но редко.

– Мы не разбиваем лагерь вблизи мостов, – усмехнулся Дженнингс. – Как легко можно догадаться. Никто не засмеялся.

– Мэр, когда узнал, пришел в ярость. Он твердо решил проложить пути, несмотря на бомбежку. Он сказал, что общаться с другими американцами – наше законное право. Раз япошки пока творят, что хотят, и бомбят нас, как увидят, значит, наше дело – оставаться невидимыми. Так он сказал.

– Мы нашли-таки выход, – с внезапным воодушевлением произнес Ли. – Опоры большинства старых мостов сохранились, и мы просто кладем на них шпалы, а рельсы укладываем сверху. Дрезины легкие, им особой опоры не надо. Мы переправляемся, снимаем рельсы и шпалы, прячем в лесу, и от переправы не остается следа. Теперь так натренировались – небольшую речку пересекаем за пару часов.

– Конечно, бывают проколы, – добавил Дженнингс. – Раз возле Джулиана красные полосы сожгли опоры моста до самой воды.

– Может быть, они поняли, что мы зашевелились, и теперь начеку, – сказал Ли. – Кто их разберет. Они непоследовательны. Мэр говорит: может, они не сговорятся между собой, как с нами быть. Или ведут выборочное наблюдение. Поэтому мы никогда наперед не знаем, как они поступят. Но возле мостов не останавливаемся.

Все наши в почтительном молчании глазели на людей, которые, пусть не прямо, но борются против японцев. Дженнингсу внимание явно льстило, Ли как будто не замечал. Потом Джон повторил свой вопрос:

– Ладно, коли вы сюда добрались, чего вашему мэру от нас надо?

Ли буравил Джона взглядом, но Дженнингс ответил вполне дружелюбно:

– Думаю, он хочет передать вам привет. Сказать, что при необходимости мы можем быстро связаться. Еще он надеется, что вы пришлете к нему кого-нибудь из начальства – заключить торговое соглашение и все такое. Кроме того, мы хотели бы тянуть рельсы дальше на север, разумеется, с вашего согласия и с вашей помощью. Мэр очень хочет иметь связь с Лос-Анджелесом.

– Как бы мусорщики из округа Ориндж не помешали, – сказал Рафаэль.

– А начальства у нас нет, – враждебно вставил Джон.

– Тогда кого-то, кто будет говорить от вашего имени, – миролюбиво ответил Дженнингс.

– Мэр хотел бы поговорить и про мусорщиков, – сказал Ли. – Я так понимаю, вы их не обожаете? – Никто не ответил. – Мы тоже. Похоже, они помогают япошкам.

Стив так часто тыкал меня в бок, что заныли ребра; сейчас он чуть их не проломил.

– Слыхал? – яростно прошипел Стив. – Я знал, что эти старьевщики – сволочи! Так вот откуда у них серебро!

Мы с Кэтрин цыкнули на него, чтобы не мешал слушать.

Однако слушать было нечего; даже крыша больше не дребезжала. Дождь перестал, хотя бы и ненадолго. Те, кто хотел добежать до дома сухими, спросили Дженнингса и Ли, сколько они у нас пробудут. Гости отвечали, что хотели бы остаться на день-два. Часть поселковых надели пончо, башмаки и вышли. Том пригласил приезжих к себе, те сразу согласились. Ко мне подошел отец.

– Ты не против пойти домой перекусить?

Похоже было, что разговор окончен, поэтому я согласился. Мы уходили смущенные и пришибленные. Слишком много нового рассказали чужаки, такого, чего и на толкучке не услышишь. Народ от растерянности не мог отыскать заранее оставленную в бане сухую одежду. Я огляделся: после всего сказанного Дженнингсом и Ли даже баня не казалась прежней. Мы с отцом натянули мокрое – у нас нет запасной одежды, чтобы держать ее в бане, – и заспешили домой мимо вздувшейся бурой реки. По дороге снова начало накрапывать. Мы развели жаркий огонь, сели на кроватях, поужинали вяленой рыбой с лепешками и поговорили о гостях из Сан-Диего и об их поезде.

– Может быть, они поведут рельсы к нашему мосту, – сказал я. – Готов поспорить, он выдержит, а туда, где пути шли раньше, все равно не подобраться. – В том месте из реки торчали гнутые рельсы. – Том говорит, река теперь втрое шире.

– Здорово придумал, – одобрил отец. – Ты у меня головастый, Хэнк. Посоветовал бы им.

– Может, и посоветую.

Я заснул, думая о поездах и о мостах, сплошь состоящих из рельсов.

На следующее утро я выуживал овощи из нашего затопленного огорода, когда увидел Кэтрин – она шла по тропинке, снова чумазая, и несла охапку колышков для кукурузы. Видать, сматывала рулоны, а раз так, значит, вместе с работниками вышла в поле со светом. Снимать пленку – это не расстилать, народу не дозовешься, вроде как это ее дело. Само собой, Кэтрин увидела, сколько посевов смыто. Сразу было понятно, что она вне себя. Из сада Мендесов с радостным лаем выбежала собака, но Кэтрин чертыхнулась и занесла на нее ногу. Шавка с визгом увернулась и убежала обратно в сад. Кэтрин осталась браниться на дороге, потом с размаху пнула ствол громадного эвкалипта. Я решил обойтись коротким «здравствуй» – поговорить успеется в другой раз. Кэтрин пошла дальше, не переставая ругаться.

С противоположной стороны на тропинке показался Том.

– Генри? – окликнул он.

Я помахал рукой.

Том подошел, остановился и, сощурив глаз, сказал:

– Генри, как насчет прокатиться до Сан-Диего?

– Чего-чего? – завопил я. – Конечно!

Том рассмеялся и сел на бочонок в нашем дворе.

– Вчера вечером я говорил с Джоном, Рафом, Кармен и ребятами из Сан-Диего. Мы решили, что к мэру отправлюсь я. Мне нужен кто-нибудь еще, старшие заняты. И я подумал, может, ты не будешь возражать.

– Возражать! – Я забегал кругами. – Возражать!

– Так я и предполагал. А с твоим отцом мы как-нибудь договоримся.

– А, что? – спросил отец, выходя из-за дома. Он нес два ведра воды и улыбался. – Из-за чего шум?

– Понимаешь, Скай, – объяснил Том, – хочу взять твоего парня с собой в поездку.

Отец поставил ведра и слушал, дергая себя за ус. Потом они поспорили, сколько стоит неделя моего труда. Оба сходились, что немного, оставалось выяснить, сколько именно. В конце концов Том согласился купить нам швейную машину, которую отец два месяца назад присмотрел на толкучке.

– Даже если она не работает, ладно, Скай?

– Ладно, – кивнул отец. – Мне она и нужна-то, чтобы Раф снял с нее запчасти.

Решили, что Том уговорит и Николена отпустить меня на неделю с рыбалки.

– Эй! – сказал я. – Надо бы и Стива позвать. Том взглянул на меня, потеребил бороду, сказал:

– М-да… наверно, надо. Отец крякнул.

– Ладно. Не знаю, что скажет Джон, но ты прав. Коли я беру тебя, надо позвать и Стива. Посмотрим. Кончишь рыбачить, спроси Джона, когда мне можно поговорить с ним о ребятах из Сан-Диего. И не проболтайся Стиву, не то он первый пойдет к отцу, а это может плохо кончиться.

Я согласился и побежал к обрывам, распевая: «Сан-Диего, Санди-Данди-ого-го». На берегу я заткнулся и полдня рыбачил, как обычно. Когда мы вернулись на берег, я сказал Джону:

– Том хотел бы поговорить об этих, с поезда, сэр. Он спрашивает, когда можно зайти.

– В любое время, когда я дома, – по обыкновению резко ответил Джон. – Скажи, пусть приходит нынче вечером, – добавил он. – К ужину. И ты приходи.

– Спасибо, сэр, – сказал я, загадочно подмигнул Стиву и взбежал на обрыв. Я мчался вдоль реки, нарочно наступая во все лужи. В Сан-Диего! В Сан-Диего на поезде!