Дело

— Здравствуйте, Алис! — сказал я.

Она ответила чрезвычайно величественно и официально.

Я извинился, что пришел без предупреждения, и спросил, не сможет ли Поль уделить мне четверть часа.

— Боюсь, что муж мой слишком занят, чтобы принять кого бы то ни было, — сказала она.

— Я по довольно важному делу… — начал я.

— Боюсь, что в деловых вопросах муж мой вряд ли может оказаться кому-нибудь полезным.

— Может быть, вы все-таки скажете ему, что я пришел.

Когда-то она относилась ко мне с меньшей неприязнью, чем к большинству других коллег Поля. Она посмотрела на меня в упор. На минуту мне показалось, что она захлопнет дверь у меня перед носом.

— Проходите, пожалуйста, — произнесла она.

Пока я шел вслед за ней по коридору, она просила не обращать внимания на беспорядок в доме. «Мы не ждали гостей!» — восклицала она. На деле дом сверкал безукоризненной чистотой, и в нем удивительно хорошо пахло. Об этом тоже позаботилась она, расставив флаконы с ароматическими смесями, специально подобранными так, чтобы подчеркивать запах смолистых дров, пылавших в камине. На человека с тонким обонянием дом этот произвел бы самое приятное впечатление. Однако этим приятность исчерпывалась. Когда Алис Яго открыла дверь в кабинет и объявила, что я пришел повидать его, Яго не выразил никакой радости.

— Вот не ждал, — сказал он мне.

— Я ненадолго.

Он встал, чтобы пожать мне руку; лицо его было мясисто, глаза смотрели на меня проницательно и беспокойно.

— Пожалуй, я догадываюсь, что привело вас сюда, — сказал он.

— Возможно, — ответил я.

— Ну, ладно, садитесь, — сказал Яго.

Врожденная доброта боролась в нем с раздражением.

Он производил впечатление человека, от природы беспечного и добродушного, изнемогающего под непосильным бременем работы и не знающего ни минуты отдыха, человека, которого приводит в исступление все, что отвлекает его от дела.

Трудно было представить себе более покойный кабинет. Через балконные двери виднелся сад; у забора раскинули свои ветви цветущие деревья. Отсюда так тщательно были изгнаны все заботы, здесь было так светло, так весело, что казалось, будто комната эта окнами выходит на море. Это был их общий кабинет. У каждого были там свой стол, кресло и книжная полка; еще одна книжная полка стояла между двумя столами. Яго увидел, что я смотрю на эту третью полку. Заметив мое недоумение, чуткий, как всегда, он сказал:

— А это те книги, что мы читаем вслух друг другу. Ваше поколение не сохранило такой хорошей привычки. А жаль!

Он рассказал мне, что каждый вечер оба они по очереди читают по часу один другому. Эту зиму они «прорабатывали» миссис Гэскелл. От всего этого веяло безмятежностью. Быть может, вопреки ее нервозности, его гордости, вреду, который она принесла ему, и жертве, которую он принес ей, они действительно обрели сейчас в обществе друг друга душевное равновесие, гораздо более прочное, чем то, что обретает большинство других супружеских пар, живущих на покое. Они единственно хотели, чтобы ничто не нарушало их мирного существования.

Их мирное существование, однако, нарушил я. Миссис Яго смотрела на меня в нерешительности, не зная, как оградить его, как защититься самой. Тоном величественной grande dame она осведомилась:

— Можно предложить вам чашку кофе?

Я ответил, что выпью с большим удовольствием.

— Боюсь только, что оно будет холодным.

Холодным оно не было. Оно было превосходно. В ответ на мои похвалы Алис Яго сказала враждебно:

— Когда из-за положения Поля мне приходилось довольно часто принимать, никто никогда не бывал у нас ради меня лично. Поэтому, естественно, мне приходилось заботиться о хорошем угощении.

— Милая, — сказал Яго, — все это было и прошло.

— Предполагаю, — сказала Алис Яго, обращаясь ко мне, — что сейчас, выпив кофе, вы хотели бы поговорить с Полем наедине.

— Надеюсь, что этого он не предполагает, — возразил Яго. Он так и не садился и сейчас, бесшумно ступая в своих домашних туфлях, подошел поближе к ней.

— Я думаю, он знает, что сейчас я не разговариваю наедине ни с кем. Все, что он хочет сказать мне, он, без всякого сомнения, согласится сказать нам обоим.

— Конечно! — ответил я.

В душе я рассчитывал на другое. Я стоял в раздумье, и внимание мое опять привлекли книги, стоявшие на двух полках. Как и многие другие люди, всю жизнь «мечтавшие почитать в свое удовольствие», Яго, по-видимому, не слишком серьезно отнесся к этой долгожданной возможности. На его полке стояло с полдюжины детективов, несколько не самых знаменитых романов конца девятнадцатого столетия и чья-то биография. На полке миссис Яго стоял Ибсен в переводе Арчера, он же на норвежском языке, и норвежский словарь. По-видимому, она старалась осилить пьесы в оригинале. Ранее, в колледже она была известна, как «эта несносная женщина». Она и сейчас могла извести кого угодно. Однако в культурном отношении она всегда стояла выше его.

— Думаю, — сказал я, — что вы получили сегодня утром письмо от Кроуфорда?

— Да, — ответил Яго. — Письмо от ректора я получил.

— Вы ответили ему?

— Нет еще.

— Надеюсь, — сказал я, — что, — прежде чем отвечать, вы выслушаете меня.

— Конечно, я выслушаю вас, Люис, — сказал Яго. — Вы всегда были прекрасным собеседником, особенно когда старый циник брал в вас верх и вы забывали о том, что вам нужно во что бы то ни стало излучать кротость.

Глаза его выражали сочувствие и какой-то особенный, присущий только ему одному сарказм.

Крыть мне было нечем, и я усмехнулся.

— Не стану скрывать от вас, однако, — продолжал он, — что мне вовсе не улыбается принимать любезное приглашение ректора.

— Подождите с окончательным решением.

— Боюсь, что это вопрос уже решенный, — сказал Яго.

Миссис Яго сидела на кресле рядом со мной, и оба мы смотрели в сад, как будто бы там за окнами было море. Он сидел на ручке ее кресла, положив ладонь на ее руку.

— Мне вовсе не улыбается, — сказал он, — чтобы меня снова вовлекали в дела колледжа. Не думаю, чтобы им от этого была какая-то радость, для нас же в этом определенно никакой радости нет.

— Я прошу вас сделать одно исключение.

— Когда я еще только собирался уходить в отставку, — ответил он, — я так и решил, что сделаю одно-единственное исключение. То есть заставлю себя переступить порог колледжа еще один раз. Но по причине, ничего общего с этой не имеющей, мой милый Люис.

— По какой же?

— О, я думаю мне придется подать свой голос на выборах ректора. Этой осенью. Если я этого не сделаю, мой поступок будет истолкован превратно.

— Да! — сказала Алис Яго. — Как ни прискорбно, но тебе придется это сделать.

В первый момент слова эти произвели на меня очень странное впечатление. Ведь именно во время последних выборов им и была нанесена рана, от которой они так и не оправились и о которой забывали разве что в тиши этой комнаты. И все же такую странность можно было понять если не умом, то сердцем. Я не раз слышал, что он собирается голосовать не за своего старого друга Артура Брауна, а за Гетлифа, как будто отдавая предпочтение качествам, которыми сам не обладал и от отсутствия которых пострадал в свое время. Я хотел было спросить его, так ли это, но потом передумал.

— Послушайте, — сказал я, — ведь здесь речь идет о живом человеке.

Я сказал ему совершенно откровенно, почему мне так хотелось бы иметь его в составе суда. Он был слишком тонким и чутким человеком, чтобы пускаться с ним в дипломатию. Я сказал, что сам глубоко убежден в невиновности Говарда. Однако Яго, возможно, и не согласится с моим мнением, узнав всю историю и познакомившись со всеми доказательствами. По всем своим убеждениям, конечно, он должен был бы быть настроен против Говарда, сказал я, хорошо зная, как сыграть на струнах нашей былой дружбы. Однако Яго несравненно более проницателен, чем все остальные. Я готов пойти на риск. Если бы вдруг случилось все — же, что он склонился бы на сторону Говарда, это повлияло бы на настроение остальных куда больше, чем любые мои речи.