Страница 37 из 66
Мне сразу понравился этот красивый, сильный и мужественный человек. Слушаю его голос, ровную речь с заметным акцентом. Но то, что он говорит, все больше тревожит меня. Нервно шагаю по комнате.
— Где сейчас эти снаряды?
— В Ямполе. Склад сильно охраняется.
— Вы говорили еще кому-нибудь об этом?
— Только вашему комиссару Богатырю. Он меня встретил и привел сюда.
— Хорошо, — немного успокаиваюсь я. — Об этом пока никто не должен знать.
— Понимаю, — соглашается Юзеф.
И в этот момент является посыльный и докладывает, что меня приглашает комиссар.
Выхожу на поляну и вижу, Богатырь собрал партизан. Целый митинг.
— Что он, с ума сошел? — Бегу со всех ног, чтобы помешать ему раньше времени рассказать о страшных снарядах.
Рядом с Богатырем стоит улыбающийся Саша Хабло, наш старший радист, протягивает комиссару бланк радиограммы. Богатырь поднимает руку, призывая к вниманию:
— Митинг объявляю открытым.
Только этого еще не доставало! Хватаю комиссара за плечо, но он только озорно кольнул меня взглядом.
— Товарищи!
И он рассказывает партизанам, что Президиум Верховного Совета СССР 19 мая 1942 года присвоил товарищам Ковпаку, Федорову, Копенкину и Сабурову звание Героя Советского Союза. Зачитывает правительственную радиограмму в мой адрес:
— «Горячо поздравляем всех партизан и партизанок вашего соединения с высокой наградой, а вас — с присвоением звания Героя Советского Союза. Партия и правительство высоко оценили ваши заслуги перед Родиной. Желаем вам, партизанам и партизанкам вашего соединения наибольших успехов в развитии партизанской борьбы».
Свое состояние я мог бы сравнить разве только с таким явлением: вот навис над тобой грозовыми тучами затянутый небосвод, и вдруг прорезал его яркий, слепящий до слез луч солнца. И это произошло в то время, когда ненастье могло разразиться химическим нападением, от которого у нас, партизан, не было никаких средств защиты…
Читатель поймет мои чувства. Это была моя первая в жизни правительственная награда. Первая и такая высокая!..
Радовало прежде всего то, что мы не забыты, что за нами, за нашими делами следят в Москве.
Что ответить моей партии, моему правительству, моему народу, всем партизанам, собравшимся тут, на этой полянке?..
— Это не моя, это ваша награда, товарищи. Так поклянемся же, что с честью оправдаем ее…
В Москву отправлено наше очередное донесение о результатах диверсионной деятельности за май и первую половину июня.
На выбор несколько строк.
21 мая 15 диверсантов под командованием Смирнова в результате засады на дороге Суземка — Горожанка уничтожили 40 оккупантов и сожгли повозки с горючим.
25 мая на шоссе Севск — Середина-Буда взрывом мины уничтожено две походные кухни и четыре солдата.
28 мая группа подрывников под командованием Блохина из отряда имени 24-й годовщины РККА, заминировав участок на железной дороге Комаричи — Льгов, пустила под откос эшелон противника. Уничтожено 600 гитлеровцев.
9 июня на шоссе Чернацкое — Жихов миной уничтожено 2 повозки, 4 лошади, 8 фашистов.
20 июня на шоссе Гремяч — Камень миной уничтожено 2 повозки, 4 лошади, 6 гитлеровцев…
А всего нашими отрядами — имени 24-й годовщины РККА, имени Ленина, Донецким и Харьковским — пущено под откос 32 воинских эшелона противника, разбито 28 паровозов, 558 вагонов, 149 платформ и 9 цистерн с горючим.
Цифры, цифры, цифры… А за ними нелегкий партизанский труд, изобретательность, безудержная смелость и рассыпанные по родной земле почти неприметные холмики партизанских могил…
Когда стало известно о замысле гитлеровцев применить химическое оружие, мы окончательно поняли, почему они без серьезного боя оставляют Брянский лес. Именно сюда они собираются согнать всех партизан и уничтожить одним ударом.
Из Хинельских лесов прибыл отряд, возглавляемый Ивановым и Куманьком. Отряд успел нанести удар по Марчиховой Буде, но потом враг стал теснить партизан и отжал их именно сюда, к Брянскому лесу. Начальник штаба отряда Боровика Ушаков, вернувшийся из-под Новозыбкова, куда его группа ходила на диверсии, доложил, что оккупанты ведут наступление на отряды Черниговской области, которые возглавляет прославленный командир, секретарь подпольного обкома партии Алексей Федорович Федоров. Гитлеровцы и их теснят к Брянщине, хотя в Хлуплянских лесах партизаны нанесли врагу значительный урон. Дошли до нас сведения, что и под Путивлем Сидор Артемьевич Ковпак ведет тяжелые бои, его тоже отжимают в нашу сторону.
Нет, в лес мы теперь не пойдем.
Ранним утром Бородачев, Рева и я стоим на высотке. Думаем, как безопаснее расположить наши отряды, как лучше организовать их оборону.
Илья Иванович вычерчивает на карте будущие рубежи, а я и Павел в бинокли изучаем окрестности.
На западе за селом Ново-Васильевское до самой Десны простирается болотистая топь, поросшая где камышом, где низкорослым кустарником, а местами и ольховником. Она огибает село с юга, раскинувшись по обоим берегам тихой неторопливой Зноби. А вдали на левом берегу Десны растянулся узкой полосой сосновый лес. Между этими двумя урочищами пролегла до самых полей гнилая лощина. — Это болото непроходимое, — замечает Бородачев, показывая мне на карту. — И лес, который вы видите у Десны, недоступный и никчемный ни для нас, ни для противника.
— А мне он нравится. И даже очень… А что, если проложить гать через эти болота?
— Гать? — удивленно переспрашивает Бородачев. — Да что вы, ведь тут… Погодите, сейчас я вам скажу. — Он сверяется с масштабом карты. — Восемь километров.
— Пусть даже двадцать, — говорю я.
— Но что дает эта гать? Ну разорвете дня на три блокаду, ну протянете по этой гати две-три коровенки, а за их хвостами увяжется целый полк эсэсовцев. Вы сами заметили, что эти болота непроходимы. Так разве нет смысла именно ими прикрыться нам?
И вот уже на карте на синюю штриховку ложится от одного крохотного островка до другого четкая красная линия. Чуть прищурив глаза, Бородачев задумчиво смотрит на нее.
— Может быть… Может быть… Если сумеем удержать в секрете, будет хороший выход для диверсионных групп…
Спрашиваю Павла Реву, сколько понадобится людей, чтобы за двое суток построить такую гать. Павел вместе с Бородачевым принимаются за расчеты. Чтобы не мешать им, отхожу в сторонку и останавливаюсь над самым обрывом. Внизу огоньки костров: партизанки варят пищу. Осторожно спускаюсь. Лиза Попова трет кулаками глаза, покрасневшие от дыма. Говорит командиру роты Смирнову:
— Со вчерашнего дня вожусь с этим обедом, товарищ командир. Лошадка уж очень староватая досталась, намучилась. Не знаю, как кушать-то будем. Честное слово, без соли, ну, просто не идет, да и только…
— В пустой желудок кавалерия и без соли на полном карьере влетит, — оптимистически замечает Смирнов.
— Если бы кавалерия, — парирует Лиза. — А то теперь и обозные клячи пошли. На них вместо ложки надо хворостину брать, иначе в рот не загонишь.
Я едва не расхохотался и поспешил отойти подальше от греха: я и сам с неимоверным трудом ем жесткие, совершенно безвкусные, с противным запахом пота куски конины. К тому же я еще не пришел в себя от вчерашнего угощения, которым меня потчевали артиллеристы. У них там боец Никита Самошкин из шкуры и конских ног сварил холодец. Отказываться было неудобно, отведал я этот деликатес, и до сих пор такое ощущение, будто выхлебал всю жижу из болота.
Возвращаюсь к Реве и Бородачеву, и мы вместе направляемся в Ново-Васильевск.
В центре села, в старом здании школы, разместился госпиталь. Здесь нас встретил наш постоянно бодрствующий доктор Александр Николаевич Федоров.
Этого высокого немногословного человека глубоко уважают все партизаны. Превосходный врач, он берется за самые сложные операции, хотя их чаще всего приходится делать под открытым небом — на болоте, на телеге, в лесу, и все же, как правило, они заканчиваются благополучно. Скажу сразу же, что наш замечательный доктор к концу партизанской деятельности с полным правом мог гордиться результатами своей и своих помощников работы. До тысячи раненых и больных партизан, не считая жителей тех районов, по которым мы проходили, побывали в нашем госпитале. Большинство раненых благодаря мастерству доктора Федорова смогли возвратиться в строй. Днем и ночью наш партизанский доктор и его помощники несли свою вахту, вкладывая в спасение людей все свое умение и душевную чуткость. Об этом и сегодня вспоминают с благодарностью их многочисленные пациенты…