Гоголь

ГОГОЛЬ Анна Васильевна (1821–1893),

сестра Гоголя. Она вспоминала: «Перед отправлением дочерей в институт (в петербургский Педагогический институт в сентябре 1832 г.; сестры отправились в столицу вместе с Гоголем. — Б. С.) Мария Ивановна Гоголь была очень озабочена назначением к ним горничной, но всё находила, что было бы лучше, если бы человек Николая Васильевича Яким был женат. И вот она призывает Якима и предлагает ему жениться на выбранной горничной, объясняя, что против желания женить его не хочет, а что желает только слышать его мнение. Но Яким на все отвечал: „Мне все равно-с, а это как вам угодно“. Видя такое равнодушие, его женили за три дня до отъезда, и таким образом совершенно неожиданно для себя и для всех Яким отправился в Петербург с женою, и барышни — с горничною; а Марья Ивановна была очень довольна, что все так устроилось по-семейному».

13 октября н. ст. 1840 г. Гоголь писал Г. из Рима: «…Теперь наконец приходится сказать, чему я не был рад. Уши вперед и слушай! Выговор тебе следует жестокой, какой только ты когда-либо получала от меня. Ты, приводя причины, отвлекающие тебя от занятий, привела одну такую, за которую я никогда не могу простить тебе. Именно ты сказала, что у вас много было праздников и что приняться за иглу в праздник здесь (т. е. в Васильевке) считается за ужасный грех. И ты могла покориться глупому предрассудку, повторенному горнишными девками или глупыми невежами-соседками, тогда как против этого кричит и здравый смысл и рассудок! И ты не сгорела от стыда, написавши это мне! И ты после этого умна! и ты сестра мне! Итак, над тобою уже имеют власть все мнения околодка и пошлые толки и речи».

В декабре 1847 г. Гоголь писал Г. из Неаполя по поводу своего племянника и крестника Н. П. Трушковского, сына М. В. Гоголь, которого Г. воспитывала: «Насчет племянника нашего скажу тебе, что мне показалось, будто в нем ни к чему нет особенной охоты. Я его совсем не спрашивал, в какую он хочет службу. Он — дитя и не может еще и знать даже, что такое служба, я думал только, не вырвется ли как-нибудь в словах его любовь и охота к какому-нибудь близкому делу, которое под рукой и о котором мальчик в его лета может иметь понятие. Но мысль о дипломатии ни к чему нe показывает наклонности (сравни сцену у Манилова в „Мертвых душах“, когда тот говорит Чичикову, что хочет определить детей по дипломатической части, и когда у юного Фемистоклюса, выразившего готовность стать посланником, служитель едва успевает подобрать соплю, которая грозила упасть в суп. — Б. С.). Там большею частью праздные места и должности без занятий, куда назначаются только богатые и знатные люди, да и при том мало одного французского языка. Нужно их знать много. Стало быть, об этом нечего и думать. А ты внуши ему, по крайней мере, желанье читать побольше исторических книг и желанье узнавать собственную землю, географию России, историю России, путешествия по России. Пусть он расспрашивает и узнает про всякое сословие в России, начиная с собственной губернии и уезда: что такое крестьяне, на каких они условьях, сколько работают в этом месте, сколько в другом, какими работами занимаются. Что такое купцы и чем торгуют, что производит такой-то уезд или губерния и чем промышляют в другом месте. Словом, нужно, чтобы в нем пробудилось желанье узнавать быт людей, населяющих Россию. С этими познаньями он может сделаться потом хорошим чиновником и нужным человеком государству. Ты можешь слегка приучать его к этому даже в деревне Васильевке. Например, в первую ярманку, какая случится у вас, вели ему высмотреть хорошенько, каких товаров больше и каких меньше, и записать это на бумажке, скажи, что это для меня. Потом пусть запишет, откуда и с каких мест больше привезли товаров и чьи люди больше торгуют и больше привозят. Это заставит его и переспросить, и поразговориться со многими торговцами. А потом может таким образом и в Полтаве замечать многое. Нужно, чтобы он не пропускал ничего без наблюдательности. Если в нем пробудится наблюдательность всего, что ни окружает, тогда из него выйдет человек, без этого же свойства он будет кругом ничто».

По свидетельству Г.: «Когда Гоголь собирался в путь за границу, ему хотелось получить непременно от кого-нибудь образ в виде благословения. Долго он ждал напрасно, но вдруг получил неожиданно образ Спасителя от известного проповедника Иннокентия, епископа херсонского и таврического. Это исполнение его желания показалось ему чудесным и было истолковано им, как повеление свыше ехать в Иерусалим и, очистив себя молитвой у гроба Господня, испросить благословение Божие на задуманный литературный труд. Мысль была торжественно и неожиданно сообщена Аксаковым, окончательно сбитым с толку столь частой и притом внезапной переменой решений. Когда весть о благочестивом желании нового знакомого дошла до Шереметевой, набожная старушка, посвятившая всю жизнь молитве и добрым делам, сразу горячо полюбила Гоголя, как сына, принимая горячее участие в столь сочувственном для нее плане. В свою очередь, она встретила в Гоголе задушевный отклик: он нашел в ней одну из тех женщин, о которых он говорил, что они „живут в законе Божием“. Он стал называть ее „духовной матерью“, прося позволения время от времени посылать ей деньги для раздачи бедным».

Г. рассказала об истории знакомства Гоголя с Н. Н. Шереметевой: «Шереметева, желая со своей стороны навестить Гоголя, сначала несколько раз не заставала его и оставалась беседовать с его матерью, с которой сошлась очень скоро. Марья Ивановна, сама очень добрая и сообщительная, приходила в восторг от чистосердечия наивной старушки и особенно от любви ее к сыну. Обе женщины охотно проводили целые часы в беседе об общем любимце в уютном антресоле погодинского дома, причем Шереметева неоднократно повторяла свои уверения, что она полюбила ее сына не как знаменитого писателя, а как хорошего человека и доброго христианина». В июле 1851 г. в письме сестрам Елизавете и Анне Гоголь писал о последней, что она «любит вперед сочинять план, не спросясь с карманом, а потом выходить из себя, когда план не выходит, как ей хочется».

ГОГОЛЬ Василий Афанасьевич (1777–1825),

урожденный Яновский-Гоголь, отец Гоголя, владелец имения Васильевка в Миргородском уезде Полтавской губернии. В имении было более 200 крепостных и около 1100 десятин земли.

Отец Г. Афанасий Демьянович (Дамианович) Яновский (1738-начало XIX века) происходил из священников, окончил Киевскую Духовную Академию, дослужился до секунд-майора и, получив потомственное дворянство, придумал себе мифическую родословную, восходящую к мифическому казацкому полковнику Андрею Гоголю, будто бы жившему в середине XVII века. Г. окончил Полтавскую духовную семинарию. По утверждению историка В. А. Чаговца, автора «Семейной хроники»: «В 1797 году Афанасий Демьянович думал, по старинному дворянскому обычаю, записать своего сына Василия в гвардию с тем, чтобы он выслуживал чины и жил дома, но получил уведомление, что теперь пошли новые порядки и приобретать чины таким образом нельзя. Думали послать Василия Афанасьевича в Московский университет, хлопотали через Д. П. Трощинского, но и это не удалось. Пришлось избрать гражданскую службу в малороссийском почтамте». Историк П. Е. Щеголев, изучавший родословную Гоголя, утверждал: «Василий Афанасьевич „находился при малороссийском почтамте по делам сверх комплекта“. В 1798 г. он был произведен из губернских секретарей в титулярные советники. Служба была номинальной, и Василий Афанасьевич не был даже внесен в списки почтамта и должен был ходатайствовать перед Д. П. Трощинским, который был в это время директором почт, о выдаче ему аттестата по службе. „За приключившимися мне тягостными и продолжительными припадками, — изъяснялся он в своем прошении, — проживал я в доме для пользования себя и в списки почтамта остался не вписанным“. — В 1805 г. Василий Афанасьевич вышел в отставку с чином коллежского асессора и с этого времени он жил в деревне. Только когда Трощинский приехал на житье в свое имение и был выбран в поветовые маршалы или предводители, Василий Афанасьевич стал служить при нем в роли секретаря маршала (в 1806 г.). В 1812 году Василий Афанасьевич принимал участие в заботах о всеобщем земском ополчении и, по предписанию Трощинского, как дворянин, известный честностью, заведовал собранными для ополчения суммами. Некоторое время он исправлял даже должность маршала».