Страница 7 из 10
От этих невеселых размышлений пана Казимира оторвал дребезжащий телефонный звонок. Раздраженно запахнув халат, майор поднялся и взял трубку.
— Пан Дембицкий? Пшепрашам… — Голос портье был вкрадчиво мягок. — Пана хочет видеть доктор Закржевский…
— Хорошо. Пусть поднимается.
Пан Казимир удивленно уставился на потрескивающую мембрану, как будто неуемный доктор собирался вылезти именно оттуда. Не иначе как Зарембо, опростоволосившийся при аресте Кальчука, выдумал новый трюк. Майор сердито брякнул трубку на рычаг и начал оглядываться по сторонам, прикидывая, что бы ему надеть.
Однако времени на переодевание доктор Закржевский пану Казимиру не дал. Буквально ворвавшись в номер и ничуть не шокированный халатом майора, он прямо от двери выпалил:
— Пан Дембицкий, я заявляю официально, что с версией пана Зарембо не согласен!
Пан Казимир только сейчас услыхал о какой-то особой версии и уже собрался было поставить доктора на место, но вовремя вспомнил про свой халат и принялся молча рассматривать Закржевского, сбросившего пальто внизу и теперь красовавшегося в наряде а-ля «спорт зимний». Пауза становилась неприличной, и майор, все еще поджимая губы, сказал:
— Прошу пана доктора высказаться яснее…
— Пан Зарембо считает, что Кальчук был психически ненормален и потому убил Гжельского и застрелился сам…
Эта версия была как раз тем, о чем только что размышлял пан Казимир, и потому он равнодушно осведомился:
— А разве следствие такой вывод опровергает?
— Нет. — Закржевский энергично мотнул головой. — Не опровергает. Я сам беседовал с врачом Кальчука. Но для меня лично психическое расстройство остается под вопросом. Я убежден, что это дело политическое, а не уголовное, и эта украинская идея…
— Меньше эмоций. — Пан Казимир жестом остановил доктора. — Факты?
— Факты? — Закржевский подозрительно замялся. — Мне кажется, у меня есть факты…
— Ну-ну… — Пан Казимир плотнее запахнул халат. — Я слушаю.
— Когда я говорил с Вальчаком, он сказал, что полицейским показалось, будто отстреливались сразу двое. Одновременные выстрелы, понимаете?
— Пан доктор, это всего лишь предположение…
— Конечно. Но, по-моему, в Кальчука стрелял другой человек.
Мысль, высказанная Закржевским, настолько отвечала подспудным желаниям майора, что он не выдержал и переспросил:
— Это сомнение или уверенность?
— Я берусь доказать, что выстрел в голову Кальчука был сделан с некоторого расстояния. И еще. — Закржевский перевел дух. — Чтобы держать пистолет на линии выстрела, ему нужно было вывернуть кисть. А это для таких ситуаций неестественно.
— Так… — Пан Казимир задумался. — И что, пан доктор кому-то говорил об этом?
— Только пану Зарембо!
— Ну и?..
— Он меня просто высмеял!
— Понятно… — Пан Казимир было отвернулся, но тут ему в голову пришла прекрасная мысль и он снова посмотрел на Закржевского. — Собственно говоря, я должен был об этом молчать, но раз пан доктор сам во всем разобрался, я скажу… Кальчук был застрелен нами!
— Как «нами»? — опешил Закржевский. — А как же суд?
— Который бы оставил убийцу в живых?
— Как же так? — окончательно растерялся Закржевский. — Суд бы все доказал… Это нужно…
— Не нужно! — резко оборвал его майор. — Пану доктору известна суть моего доклада в Варшаву. Сейчас главное — сплоченность, и ради этого мы не остановимся ни перед чем! Эти прохвосты навязывали нам процесс. Процесса не будет! Теперь все убеждены, что убийца сумасшедший, а те, кто его послал, поймут — время шуток прошло!
Пан Казимир импровизировал так убежденно, что порой и сам начинал верить в сказанное, не говоря уже о Закржевском, который во все глаза смотрел на преобразившегося майора.
— Но та же обстановка, а она, я подчеркиваю, жесткая, обязывает меня предупредить пана доктора, что за сохранение тайны, ставшей ему известной по долгу службы, он с этой минуты отвечает головой!
Пан Казимир неожиданно ткнул в Закржевского пальцем.
— Пан понял меня?
— Так точно! — Каблуки зимних окованных ботинок Закржевского оглушительно щелкнули. — Як бога кохам, пан может рассчитывать на меня!
— Не я! — Майор резко, по-строевому, вскинул голову. — Это Польша рассчитывает на пана Закржевского!
На этот раз пан Казимир нисколько не плутал в старом городе и, проскочив почти незамеченным по закоулкам «Шанхая», оказался в каморке позади пивной. Из общего зала доносился шум, и майор начал было раздумывать, как ему вызвать хозяина, но Мендель сам заглянул во внутреннюю дверь, тут же исчез и, возвратившись, поставил майору стул, после чего вопросительно посмотрел на пана Казимира. Майор кивнул, и Мендель, усевшись на чурбачке, наконец-то заговорил:
— Я имею что сказать, но должен предупредить пана, одно дело — допрос с пристрастием и совсем другое — беседа за кружкой пива с друзьями… Надеюсь, пан Казимир понимает меня?
— Разумеется. Точности меньше, зато информации больше.
— Мне рассказывать все или сразу выводы? — осторожно поинтересовался Мендель.
— Пан Мендель, я же читал вашу аттестацию… — улыбнулся пан Казимир.
— Тогда сразу выводы, — вздохнул Мендель.
— Итак… У нас треугольник. — подсказал пан Казимир.
— И вовсе нет… Посудите сами, Яновская — зубной врач, почти столичная штучка.
— Почему «почти»?
— Она же сюда из Варшавы перебралась…
— Знаю. Дальше.
— Сам Кальчук был, конечно, с тараканом в голове, но заявлял твердо, что женится только на местной. Замечу, правда, на приеме у пани докторши бывал. Что же касается пана поручика, то, смею заверить, он серьезных намерений не имел.
— Так что, треугольником и не пахнет?
— Какое там! — пренебрежительно махнул рукой Мендель и тут же хитро сощурился. — Но вот вы, пан Казимир, имели счастье упомянуть такого себе Пилюка Тараса, так это, я вам доложу, штучка…
— Я догадываюсь… — Майор напрягся. — Националист?
— И таки да, и не просто да…
Это была удача! Наконец-то такая долгожданная зацепочка попала к нему в руки, и если соединить информацию, полученную от Менделя, с тем, что так взволнованно утверждал Закржевский, то выходило совсем интересно. Да, прав был полковник Янушевский — теперь майору пришло время оставить позицию стороннего наблюдателя и, проверяя в последний раз самого себя, пан Казимир переспросил:
— Что, неужто ОУН?
— Здесь, конечно, не суд, и я не прокурор… Но тут, похоже, обрисовался с ним рядом такой себе Лемик Михайло. Приказчик в магазине Кронштейна. Так мне про него такое шепнули, что, я вам скажу, это просто ой-ей-ей! Я, конечно, не смею советовать, но на месте пана я очень бы поинтересовался паном приказчиком…
— Понял, — кивнул пан Казимир и, сделав короткую паузу, спросил: — А у нашей пани Яновской никаких связей с националистами?
— Чего не знаю, того не знаю, но одна зацепочка есть. Пани Яновская — завсегдатай украинского клуба. Есть тут у нас такой… «Ридня хата»…
К удивлению майора, информация оказалась более чем исчерпывающая, а вот насчет украинского клуба, находившегося в самом центре, у пана Казимира мелькнула одна мысль, и он решил здесь не задерживаться.
— Хорошо… Значит, так, — майор хлопнул себя по колену. — К Лемику не соваться, это я сам, а вот докторшу, на всякий случай, попасти надо… У тебя подход к ней найдется? Какой-нибудь Шмальц-Пфальц, фактор по женскому товару?
— Об чем разговор? Все найдется…
— Ну и отлично.
Пан Казимир поднялся, бросил испытывающий взгляд на Менделя, подумал, как же грамотно неизвестный ему одесский полковник Криштофович умел подбирать кадры, и, кивнув на прощанье хозяину, шагнул к двери…
Понятие «центр» оказалось весьма условным, и пока майор смог добраться по узенькой заснеженной улице до украинского клуба «Ридня хата», он не раз позволил себе чертыхнуться. Поминутно сворачивавший каблуки и щиколотки на весенней наледи нечищеного тротуара, пан Казимир наконец вздохнул с облегчением, разглядев слабоосвещенное крыльцо.