Страница 2 из 10
— Что, винтовка?
Товарищ Иван замер и инстинктивно пригнулся, как будто стреляли в него.
— Та чого ви боитесь? — удивился Петро. — Ну и що, що стрельнули?.. Тут в дубняках кабанов до чорта, вот пани по дзикам из карабинов й палять…
— А у вас что, запрета на охоту нет?
— А які у пана запрети?.. У пана тут на все дозвіл…
Они выбрались на дорогу и молча зашагали дальше. Уже на самой развилке, еще раз глянув на лыжню, круто свернувшую в сторону, товарищ Иван вдруг сказал:
— Ты не думай, что я выстрела испугался. Это у меня, брат, привычка такая…
— Не знаю…
— И хорошо, что не знаешь, — негромко отозвался товарищ Иван и зачем-то поглядел на чащу, в которой минуту назад кто-то стрелял из карабина по кабанам…
Кабинет полковника Янушевского больше напоминал малую гостиную 10 х годов начала века. Сюда не долетали звонки варшавских трамваев, гудки автомобилей, да и вообще шум столичной улицы только угадывался за плотно зашторенными окнами. И только большой трехдиапазонный «Телефункен», что-то мурлыкавший на приставном столике, точно указывал на время, царившее где-то там снаружи. Дневной свет тоже не проникал в помещение, и его заменяла настольная электрическая лампа, сильно напоминавшая зеленоватый стеклянный гриб.
Сам полковник, утонув в глубоком кожаном кресле, только что срезал кончик сигары и, затягиваясь дорогой «Гаваной», внимательно наблюдал за своим визави, плотным майором, который сидел подчеркнуто прямо и быстро просматривал листки тоненькой папки.
— Познакомились, пан майор? — Янушевский положил сигару и, зная, что его собеседник не курит, вежливо разогнал ладонью поднявшуюся над пепельницей струйку дыма.
— Так, пан полковник. — Майор поднял голову. — Но, признаться, пока только уяснил, что поручик Гжельский убит во время лыжной прогулки и не более.
Янушевский откинулся на мягкую спинку и, глядя на дымок, вновь поднявшийся над пепельницей, заговорил:
— Дело в том, что Гжельский отвечал за сохранение тайны на объекте С-22. Это сборочная площадка в шестнадцати километрах от железной дороги. Детали поступают из Варшавы, Львова и Люблина. Руководит работами инженер Брониславский, и факт убийства поручика меня весьма настораживает.
— Но это, так сказать, не мой профиль, — осторожно возразил майор. — Кажется, что-то связанное с пресловутыми «живыми торпедами»?
Последнее время начали ходить слухи о новом оружии под этим интригующим названием. Были даже добровольцы, готовые записаться в «живые торпеды», и сейчас собеседник Янушевского слегка прошелся на этот счет, но полковник не принял иронии.
— Да, связано. — Янушевский наклонился вперед и снизил голос: — И именно здесь мне нужен человек, которому я доверяю безоговорочно.
Майор признательно поклонился, и Янушевский снова откинулся назад.
— Я думаю, знакомить пана майора с обстановкой нет нужды. Скажу только, что считаю необходимым сохранить все детали расследования втайне.
— Но, насколько я понял, о гибели поручика знают все.
— Разумеется. И официальное следствие идет полным ходом.
— Так. Догадываюсь… Значит, в целях сохранения тайны желательно вести два следствия и соответственно иметь два вывода?
— Именно так, — кивнул Янушевский. — Общественность должна быть успокоена, а тайна, по возможности, сохранена.
— Понимаю. Но, боюсь, одному мне…
— Предусмотрено. Вам передается группа офицеров Польской Организации Войсковой.
— Из местных?
— Само собой. Люди проверенные. Так что никаких приезжих.
— Но тогда и мне лучше сохранить инкогнито.
— Именно так, — согласился Янушевский. — Кстати, два года назад здесь, в Варшаве, вы носили имя Казимира Дембицкого и имели связи в журналистских кругах. Как вы на это смотрите?
— Значит, снова пан Казимир… Пожалуй. — Майор задумчиво покачал головой. — А нельзя ли организовать от моего имени две-три статейки, ну, скажем, что-то вроде очерков по родному краю?
— Вполне.
— И еще… Мне кажется, в воеводстве следует намекнуть, что истинная моя цель совсем другая.
— Поясните… — не понял полковник.
— Ну, скажем, анализ общественного мнения и национально-политической ориентации в связи с изменением международной обстановки. Поскольку наша «двуйка»[9] считает, что мы вступили в предвоенный период, это будет убедительно и обеспечит мне полную поддержку в поле деятельности.
— Пан майор верен себе и, как всегда, стремится зарыться поглубже? — полковник дружески улыбнулся и, не выдержав, потянулся за сигарой.
— Что делать? Когда я еще служил у генерала Самойло, один веселый штабс-капитан… — Майор развел руками и шутливо показал на Янушевского. — Называл это системой «луковка», ибо, чем больше шкур на нас напялено, тем труднее нас разоблачить.
Полковник быстро посмотрел на майора, и в глазах у него промелькнули веселые бесики.
— У вас хорошая память… — Улыбка внезапно пропала, и Янушевский перешел на деловой тон. — Дополнительные просьбы есть?
— Да. Я хотел бы детально пересмотреть наш резерв.
— Хотите подыскать для себя еще кого-нибудь? Ну что ж… Не возражаю. — Полковник окончательно отложил сигару и встал. — Желаю успеха… пан Казимир…
Шеф воеводской полиции пан Зарембо был явно не в духе. Он сидел в своем кабинете и бесцельно крутил в руках карманное зеркальце, время от времени ловя в нем отражение белого орла на красном квадрате, украшавшем за его спиной стену. Дело в том, что вчера пану Зарембо конфиденциально сообщили, что из Варшавы выехал некто Казимир Дембицкий с самыми широкими полномочиями. При этом шеф «коменды» нюхом чуял, как эти самые полномочия распространяются на дело Гжельского, отчего зеркальце в его руке вздрагивало.
Внимание начальника привлек шорох у двери, и пан Зарембо метнул бешеный взгляд на вошедшего чиновника в прилизанной униформе.
— Что?
Пан Зарембо владел собой, и его голос звучал ровно, но белки глаз начальника постепенно наливались кровью, и уж кто-кто, а подчиненные слишком хорошо знали, что это значит.
— Что по делу Гжельского? — с некоторым нажимом спросил Зарембо.
— Версия о случайном выстреле отработана. — Офицер полиции неслышно приблизился. — Опрошены все, кто был в тот день в лесу и кто кого видел.
— Лес большой. — Поджав губы, со знанием дела Зарембо многозначительно добавил: — И нет гарантии, что все говорят правду.
— Учитываем.
— Ну и?..
— Уже есть кое-какой результат.
— Слушаю.
— В Загайчиках политический отдел вел слежку по своей линии. Оказалось, что некто Меланюк вывел за околицу кого-то неизвестного и пошел с ним в сторону леса.
— Это все?
— Нет. В сарае с сеном прятались двое. Остались очень характерные следы.
— Одних следов мало.
Голос начальника звучал так же, однако белки постепенно становились нормальными. Заметив это, подчиненный позволил себе возразить по ходу дела:
— Но лыжня Гжельского делает там странный поворот. Как будто он что-то увидел и вильнул в сторону. Следователь Вальчак считает возможным выстрел из этого сарая.
— Но от сарая до места, где нашли Гжельского, больше ста метров.
— Конь мог испугаться выстрела, а если ремень был перехлестнут через руку, то и тащить тело.
— Логично… — Шеф задумался. — Меланюк арестован?
— Уже.
— Хорошо. И учтите, Варшава заинтересовалась нашей работой.
— Я понял… Да, меня просили передать, что какой-то Дембицкий, литератор из Варшавы, хочет поговорить с вами.
— Кто?.. Литератор? — Зарембо не сумел сдержаться и слишком поспешно спросил: — Где он?
— Здесь.
— Здесь? — Взгляд шефа снова уперся в зеркальце. — Так! Через пару минут… Ко мне.
Офицер понимающе кивнул и неслышно вышел из кабинета.
Против ожидания посетитель появился почти сразу и еще в дверях расцвел лучезарной улыбкой.
9
«Двуйка» — Отдел Польского Генерального штаба.