Страница 2 из 19
С того момента, когда первое издание было отдано в печать, я не переставал изучать стратегию и войну, без отрыва от профессиональной деятельности занимаясь этими вопросами и в полевых условиях, и в качестве советника. С точки зрения как теории, так и практики исходная идея продолжала развиваться, принося все новые и новые результаты, учтенные в настоящем издании. Это и понятие «постгероической» войны (стремления сражаться без жертв и его неожиданные последствия), и анализ последствий вмешательства третьих сил в ход гражданских войн (посредством внешней интервенции), и совершенно новый взгляд на достоинства и недостатки бомбардировок с воздуха (с тех пор, как точность бомбометания стала привычной). Таким образом, хотя общая структура книги осталась неизменной, изрядная часть текста полностью обновилась, а остальное было в значительной мере пересмотрено и осовременено. Конец «холодной войны» не изменил логику стратегии, но потребовал принять в расчет ряд ранее не рассматривавшихся примеров.
Часть I
Логика стратегии
Введение
Si vispacem, parabellum («Хочешь мира — готовься к войне»). Так гласит римская поговорка, которую до сих пор охотно цитируют ораторы, читающие проповеди о достоинствах мощного вооружения. Нам твердят, что хорошая боеспособность отбивает желание нападать, которое слабость может пробудить, и тем самым поддерживает мир. Но, конечно, столь же верно и то, что тщательно подготовленная боеспособность может обеспечить мир и совсем иным способом: убедив слабого сдаться сильному без боя. Это предупреждение, окончательно затертое долгим словоупотреблением, давно не пробуждает в нас никаких мыслей, хотя сама его банальность поучительна: здесь, бесспорно, кроется парадокс, ибо вопиющее противоречие подается так, как будто бы это прямолинейное логическое высказывание — чего едва ли можно ожидать от простой банальности.
Почему же это противоречивое высказывание принимают столь безоговорочно и даже пропускают мимо ушей как самоочевидное? Правда, кое-кто с ним не соглашается, и целое академическое направление — иренология (peace studies) — вдохновляется следующим утверждением: мир нужно изучать как самостоятельное явление и активно трудиться ради него в реальной жизни. Sivispacem, parapacetn(«Хочешь мира — готовься к миру») — могли бы сказать его сторонники. Но даже те, кто отвергает упомянутый выше парадоксальный совет, не опровергают его как самоочевидное и глупое противоречие, которое легко устраняется простым здравым смыслом. Напротив, они рассматривают его как образчик ошибочной шаблонной мудрости; ей они противопоставляют идеи, которые сами считают новаторскими и нешаблонными.
Таким образом, вопрос остается в силе: почему вопиющее противоречие принимается столь охотно? Вдумайтесь в абсурдность подобного совета в любой области жизни, кроме стратегии. «Если хочешь А, стремись к Б, его противоположности», то есть «если хочешь похудеть, ешь побольше», «если хочешь стать богатым, зарабатывай меньше» — конечно, мы с порога отвергли бы такие наставления. И только в области стратегии, охватывающей поведение людей и последствия их отношений в контексте действительных или возможных вооруженных конфликтов[1], мы научились принимать парадоксальные высказывания как верные. Самый очевидный пример — это понятие ядерного «сдерживания» (deterrence), столь основательно усвоенное в годы «холодной войны», что многим оно кажется прозаически плоским. Чтобы защищаться, мы должны быть готовы напасть в любое время. Чтобы извлечь выгоду из ядерного оружия, нам нужно никогда не пользоваться им, хотя его изготовление обошлось недешево и на его содержание приходится тратить огромные суммы. Быть готовым атаковать ради возмездия — свидетельство мирных намерений, но создание противоядерной защиты есть проявление агрессии или по меньшей мере «провокация»: таковы общепринятые взгляды на этот предмет. Споры о безопасности ядерного сдерживания снова и снова разгорались в ходе «холодной войны»; было, конечно, немало препирательств о каждом отдельно взятом аспекте политики в области ядерного вооружения. Но явные парадоксы, составляющие самую суть ядерного сдерживания, остались незамеченными.
Здесь я отмечу следующий важный момент. Дело не столько в том, что стратегия включает в себя то или иное парадоксальное высказывание, вопиюще противоречивое, но при этом все же верное; дело, скорее, в том, что вся область стратегии пронизана парадоксальной логикой, весьма отличной от логики «прямолинейной», которой мы руководствуемся во всех иных областях жизни. В сфере производства и потребления, коммерции и культуры, социальных или семейных отношений, а также внутренней политики законно избранного правительства[2], то есть всегда, когда борьба или соревновательность более или менее сдерживаются законами и обычаями, в отсутствие конфликта (или если он возникает случайно) правит прямолинейная логика, суть которой составляет обычный здравый смысл. С другой стороны, в области стратегии, где человеческие отношения обусловлены реальным или возможным вооруженным конфликтом, действует совсем другая логика, ведущая к совпадению и взаимообращению (reversal) противоположностей. В этих ситуациях оказывается предпочтение парадоксальному поведению и обесценивается смысл обычных прямолинейно-логических действий, приводя к последствиям курьезным или даже смертельно опасным и трагическим.
Глава 1
Осознанное применение парадокса на войне
Представьте себе обычное тактическое решение из тех, что часто принимаются на войне. Чтобы продвинуться к цели, наступающее войско должно выбрать одну из двух дорог. Первая широка, пряма и хорошо вымощена, а вторая узка, извилиста и находится в плохом состоянии. Только в парадоксальной области стратегии может вообще возникнуть такой выбор, ибо лишь на войне плохая дорога может оказаться хорошей именно потому, что она плоха: противник, возможно, не будет особенно заботиться об ее защите или вой№ оставит ее без охраны. Равным образом хорошая дорога может быть плоха именно потому, что она гораздо лучше, а значит, куда естественнее предположить, что вы пойдете именно по ней, и поэтому неприятель выставит заслоны именно там. В этом случае парадоксальная логика стратегии достигает своей крайности, то есть полного взаимообращения противоположностей: А, вместо того, чтобы двигаться к В, своей противоположности (подобно тому как подготовка к войне предположительно готовит мир), на деле становится им, а В становится А.
И этот пример — не выдумка. Напротив, парадоксальная готовность к выбору «неэффективных» методов действия или к принятию решений, которые кажутся слишком опасными, например, сражаться ночью либо в плохую погоду, — вполне обычное проявление тактической изобретательности, причем по причине, проистекающей из самой природы войны. Каждый отдельный элемент стратегии, взятый сам по себе, может быть достаточно простым для хорошо обученного войска (передислокация, использование оружия способами, уже отработанными сотни раз, передача и принятие ясно сформулированных приказов). Но выполнение всех этих простых действий в совокупности может превратиться в предельно сложную задачу, когда перед тобой оказывается живой враг, стремящийся свести на нет все предпринятые тобою усилия, пользуясь своими силами и возможностями в соответствии с собственным умом.
Во-первых, есть сугубо механические сложности, возникающие, когда действие наталкивается на противодействие неприятеля, как бывало в морских сражениях эпохи парусных судов, когда каждая сторона старалась навести бортовые пушки на непрочный нос или корпус корабля противника; как в классической воздушной битве самолетов-истребителей, где каждый пилот стремится «сесть на хвост» врагу; и как постоянно происходит в наземной войне, когда налицо сильные фронты, слабые фланги и еще более слабые тылы, что обусловливает взаимные попытки обойти врага с фланга и проникнуть за линию его фронтов. Думать быстрее врага, оказаться умнее в планировании действий — все это может быть весьма ценным (хотя, как мы увидим, хорошая тактика может оказаться плохой и привести к негативным последствиям). Но само по себе все это не позволит справиться с элементарной сложностью, возникающей из-за того, что враг пользуется собственными силами, собственным смертоносным оружием, собственными умом и волей. При смертельной угрозе даже простейшее действие, повышающее опасность, не будет выполнено, если комплекс таких «неосязаемых составляющих», как личный боевой дух, сплоченность и лидерство, не сможет преодолеть инстинкта выживания отдельных индивидов. И если должным образом осознать решающее значение всех этих неосязаемых составляющих в том, что происходит или не происходит на поле боя перед лицом живого и реагирующего врага, — никакой простоте уже se остается места, даже в случае самых элементарных тактических действий.
1
За отсутствием достойного определения в слово «стратегия» вкладывается много значений. Оно используется по-разному: «стратегия» как установленная доктрина или просто как план; обозначает как реальную практику, так и совокупность теорий.
2
Политика репрессий, напротив, воинственна даже в том случае, если она бескровна. Все ее проявления напоминают военные операции, со своими вариантами атаки и защиты, засады и набега. Как и на войне, здесь существенно важны секретность и обман: полиция стремится проникнуть в круги несогласных путем обмана, а для несогласных секретность жизненно важна; неожиданность же необходима для любого действия.