Я зарекалась любить

- Какая? – я легкомысленно заглянула в его глаза.

- Спокойная, умиротворенная, лохматая, голая… твои серые глаза дурманят, твои губы всегда пахнут вишней, а на вкус они еще привлекательнее. А волосы… они сводят меня с ума, - с этими словами он поднес прядь моих волос к своему лицу и глубоко вздохнул. - Ты вывела меня к свету, ты научила меня ценить жизнь, теперь я могу получать от нее удовольствие, а не закапываться в работе, чтобы поскорее прошел очередной день. Я теперь не ищу наказания.

Я немного отстранилась от него и заглянула в его лицо.

- О каком наказании ты говоришь?

Уголки его губ слегка приподнялись в легкой улыбке, но она не коснулась его глаз. Он продолжал гладить меня по волосам, разглядывая мое лицо.

- Ты веришь в Бога? – спросил он меня.

Я по обыкновению сморщила носик и притихла, подбирая слова. Этот вопрос был на протяжении всей моей сознательной жизни открытым и неоднозначным.

- Я верю. Но не думаю, что у моего Бога есть имя, - ответила я, усаживаясь напротив него, закутавшись в одеяло по самую шею. «Как можно обсуждать Бога голышом?»

- Интересно, - ухмыльнулся он, а в возмездие?

Я прикусила внутреннюю сторону щеки, обдумывая ответ.

- Я думаю, что человек сам способен себя карать, но не Бог.

Иван нахмурил брови, обдумывая мой ответ, а я продолжила:

- Иначе тогда как объяснить, что преступники, такие как насильники или убийцы, живут до глубокой старости?

- Почему?

- Потому что они не испытывают чувства вины. Наше общество установило само рамки правосудия, а мы лишь можем им соответствовать или нет, при этом страдание от чувства вины - исключительно наш выбор, из-за того, что мы воспитаны в этом обществе. Вот к примеру, - я уселась поудобнее, - в Африке есть племена, которые занимаются каннибализмом, но только в периоды ужасного голода, и при этом они начинают со стариков своего же племени. Для них это закон, все приняли его. И пожилые люди тоже, это ведь не значит, что их покарает христианская вера, у которой главная заповедь «не убей».

- Значит, ты считаешь, что можно убить?

- Нет! – воскликнула я, - у убийства всегда есть обстоятельства, мы говорим об осознанном убийстве, спланированном, продуманном, целенаправленном. Я верю в хорошее, я верю в высшие силы, я верю в добро, но мне для этого не нужна церковь или мечеть, все, что с этим связано – это просто атрибутика. У кого- то это пляски с бубном у костра, у кого-то молитвы перед распятием. Это личное решение каждого. Просто я не могу привязать себя к конкретной вере, - Иван слушал меня внимательно, прищурив глаза, явно обдумывая мои слова, - но мы ушли от темы. Получается, что и покарать тебя может Бог, но исключительно основываясь на твоих чувствах вины. Ты становишься сам себе палачом. А ты ни в чем не виноват. То , что произошло с тобой, является ужасным стечением обстоятельств, никакого возмездия не будет, если ты не будешь грызть себя изнутри. Это все работает исключительно на ментальном уровне.

- Как же все у тебя легко получается, - с улыбкой произнес Ваня, убирая мой локон за ухо, - пойдем есть, я умираю с голода.

Разочарование нахлынуло на меня, он снова меняет тему и закрывается. Он не хочет это обсуждать, он не верит мне, я удрученно уронила руки и тихо спросила:

- Почему ты не хочешь поговорить об этом со мной?

Иван стоял перед окном, из-за чего вокруг него лучился дневной свет, а его фигура стала темнее.

- Посмотри на себя, - его тон стал требовательным, резким. Он подошел вплотную ко мне, опираясь на кровать.

Я не понимала, о чем он говорит.

- Ты же красавица, умница, ты невинная душа, обиженная на мир, я не хочу тебя окунать еще и в это дерьмо. Мы вообще это никогда не будем обсуждать, слышишь?

Я кивнула, боясь ему перечить.

- Я рассказал тебе, потому что мы обещали друг от друга ничего не скрывать. Но больше это тебя не коснется.

Я с грустью посмотрела в сторону, понимая, что он закрылся окончательно.

- Взгляни на меня, - он коснулся пальцами моего подбородка, заставляя посмотреть на него.

- Сегодня мы будем отмечать твой День рождения, - его голос стал нежным и ласковым,- тебя ждет сюрприз, - он погладил большим пальцем меня по щеке и поцеловал, заглушая резкие слова, сказанные до этого.

Я ступила на минное поле и подорвалась, теперь мне было запрещено гулять одной.

***

- Так и какие у нас планы на сегодня? – с лукавой улыбкой я стояла в огромной то ли кухне, то ли гостиной.

Стильный черно- белый кухонный гарнитур был напичкан навороченной бытовой техникой, в комнате стоял также бежевый диван и черный обеденный стол с двумя стульями в цвет. Ничего лишнего. Все строго, просто и немного неуютно. Сразу чувствовалась мужская рука при выборе интерьера: строгие прямые линии чем- то напоминали офис.

Я только что вышла из душа, нарядив свое вчерашнее платье, волосы заплела в косу, от макияжа отказалась. Весь мой организм бунтовал против свершившихся двадцати трех лет. Понимаю, что для кого- то это покажется смешным и юным возрастом, возможно, это, действительно, так, это все равно, как если бы я смеялась над шестнадцатилетней девочкой, которая огорчена, что ей уже не пятнадцать. Не то, чтобы я страдала аэтатемофобией, в пятнадцать я ждала двадцати, а когда двадцать исполнилось – мне захотелось остановить время, поэтому каждый последующий год я невольно старалась казаться моложе, например, джинсы с дыркам у меня появились лишь месяц назад, а макияж с каждым годом ложился все более тонким слоем. А может это просто мудрость наступила, что молодая непроблемная кожа не требует значительной корректировки.

Ваня стоял, облокотившись на столешницу кухонного гарнитура, скрестив руки на груди, рассматривая меня и с улыбкой давая понять, что он не расколется так легко и просто.

- Сейчас мы позавтракаем, потом погуляем по городу, а вечером тебя будет ждать сюрприз.

От широкой улыбки у меня начало сводить скулы, я подошла к нему вплотную и обняла за шею.

- Целый день мы будем вдвоем? – он тут же обнял меня за талию, коснулся лбом моей челки и ответил: - Только вдвоем, - и спустя минуту добавил, - вот только с завтраком проблемы, может, сходим сейчас куда- нибудь поесть?

Я оторвалась от него и по-хозяйски заглянула в холодильник:

- Зачем тебе столько творога?

- Ну, - Иван пожал плечами и ответил, - белок, и он долго хранится.

- Так, - продолжила я ревизию, - два яйца и молоко. Ну, - я открутила крышку у бутылки, резкий запах ударил мне в нос, - молоко точно прокисло.

- Меня неделю не было дома, - с извиняющейся улыбкой отозвался он.

В остальном холодильник имел чуть ли не стерильное состояние, как будто в нем хранили лекарство, а не продукты питания, ничего протухшего или заплесневевшего…

- Значит, творог… - снова повторила я, - предлагаю подвергнуть его термальной обработке!

- Что? – переспросил он.

- Ты сырники любишь?

- Ты точно необыкновенная, - Ваня подошел ко мне и обнял сзади за талию, - ты только что приняла душ за пять минут, так еще и готовить собираешься. – Я развернулась к нему, оставаясь перед открытым холодильником, он посмотрел мне в глаза и сказал:

- Я обожаю сырники.

***

Я стояла с завязанными глазами, чувствуя крепкую руку Ивана в качестве опоры и на ощупь пыталась зайти в лифт. Слишком однозначно звуковой сигнал дал мне понять, что сейчас мне предстоит подняться куда- то наверх. Я уговорила Ивана заехать к себе домой, чтобы надеть что- то более подобающее для романтического свидания, чем простенькое трикотажное платье. Надо отдать должное Ивану, он стойко выдержал многозначительные взгляды Киры, всем своим видом показывающую, что она в курсе, что я прелюбодействовала сегодня ночью, так как не обнаружила меня утром в моей комнате. Я краснела до корней волос за ее ужасное любопытство, и даже периодически шикала, но ей удалось припереть меня к стенке своими вопросами, когда мы остались вдвоем в моей комнате под ее предлогом оказания непосильной помощи в подборе наряда.