Страница 63 из 65
И, тем не менее, нужно сказать, что именно разведка Генерального штаба являлась центральной, наиболее профессионально подготовленной структурой в системе внешних спецслужб Российской империи до октября 1917 года. Выводы, сделанные руководством царской разведки после поражения в русско-японской войне, не остались на бумаге. Предвидя будущее военное столкновение с Германией, Генштаб российской армии с начала первой декады нынешнего столетия направляет в Германию самых подготовленных и способных специалистов разведки, которым надлежало «быть в курсе» подготовки к войне с германской стороны, а также снабжать российские вооруженные силы секретными техническими и научными новинками, которые можно было бы использовать против армий кайзера.
Основной задачей прибывшего в Берлин полковника Генерального штаба А.А. Михельсона была вербовка надежной агентуры среди сотрудников и технического персонала ряда фирм, работавших над выполнением специальных военных заказов германской армии. Уже первые его шаги привели к заметным результатам. Он организовал приглашение в Германию большой группы офицеров русской армии — сотрудников артиллерийского комитета и конструкторских бюро, а также специалистов электротехнического отдела инженерного управления для «стажировки» на таких важнейших объектах германской военной индустрии, как завод «Рейнметалл» в Дюссельдорфе, завод компании «Сименс-Шуккерт» в Берлине, завод Круппа в Эссене, оптическая фабрика «Карл Цейс Йена» и другие ключевые для военного производства предприятия. Там сотрудники и коллеги полковника Михельсона не теряли времени зря. Один из них — капитан М.М. Костевич — сумел завербовать агента, работавшего в особо секретном конструкторском бюро, которое разрабатывало тяжелые и сверхтяжелые артиллерийские системы. Агент передал Костевичу чертежи новейших германских гаубиц, забыв предупредить, что передает сами оригиналы, а не копии с них. Такая оплошность стоила дорого. Агент был схвачен германской контрразведкой, а капитан Костевич, успевший отправить документы в Петербург, тоже оказался на время за стенами берлинской тюрьмы Моабит. Этот «эпизод» не мог не отразиться и на судьбе полковника Михельсона. Он был объявлен «персоной нон грата» и покинул Германию.
На смену ему в Берлин приехал П.А. Базаров, который с большим размахом принялся за дело. Его интересовало все: и пропускная способность, и мобилизационная готовность железных дорог в Восточной Пруссии, и важнейшие оборонительные сооружения в районах возможных боевых операций, и новые сведения о расположении складов боеприпасов и амуниции немецкой армии. Ему удалось получить документы отдела разведки немецкого Генштаба о его личном составе и агентуре. Вскоре в Варшаве был задержан агент, проявлявший повышенный интерес к российским военным объектам, а в столице империи арестован «исследователь» российской промышленной архитектуры — на самом деле лейтенант германской армии, разведчик Дамм.
Сведения, полученные Базаровым и его людьми в предвоенной Германии, легли в основу многих оперативных мероприятий по линии военной контрразведки. Только по Варшавскому военному округу было арестовано почти полторы сотни австро-германских шпионов.
Принцип необходимости ведения активной агентурной работы не только в военное, но и в мирное время дал хорошие результаты. Достаточно вспомнить вербовку в 1906 году руководителя австровенгерской разведки полковника Редля или вербовку в 1910 году полковника австро-венгерского Генерального штаба Яндржека. От этих агентов поступали исчерпывающие сведения по всем интересовавшим российскую разведку вопросам в этом регионе. Появляются новые агентурные возможности в ряде других стран Европы и Азии.
Расширились горизонты разведывательной работы, вплоть до Африки. На протяжении веков этот континент оставался для России «terra incognita», и только в конце XIX века к нему пробуждается неожиданный интерес в связи с началом осенью 1899 года англо-бурской войны. У разведчиков этот интерес был вызван вполне профессиональными причинами: англичане в этой войне впервые испытали на практике такие «новинки», как разрывные пули «дум-дум», причинявшие тяжелые ранения, автоматическое оружие, новые мощные взрывчатые вещества. Впервые против конницы были использованы бронепоезда. Появились первые концлагеря и колючая проволока. Война в Африке интересовала не только профессионалов, но и самого царя. В одном из частных писем Николай II писал: «Я всецело поглощен войною Англии с Трансваалем; я ежедневно перечитываю все подробности в английских газетах от первой до последней строки…» Впервые в Африку были посланы сотни российских добровольцев. Среди них был А.И. Гучков, известный впоследствии политический деятель, основатель партии октябристов, председатель Государственной думы. Добровольцы не были сторонними наблюдателями: они участвовали в боевых действиях, изучали реальную расстановку сил и истинные интересы ведущих мировых держав на юге Африки. Позднее трижды — в 1908, 1910 и 1913 годах — в командировках в ряде стран Африки побывал замечательный русский поэт Н.С. Гумилев. Его стихи об Африке хорошо известны, но мало кому известна, например, его служебная записка об Абиссинии — информационный документ, характеризующий мобилизационные возможности этой страны… Не случайно во время первой мировой войны Н.С. Гумилев служил в «ближней», войсковой разведке и за храбрость и умелые действия был дважды награжден Георгиевским крестом.
По-разному сложились, судьбы царских разведчиков после 1917 года. Генерал-лейтенант Николай Михайлович Потапов, начальник отдела генерал-квартирмейстерской службы, ведавшей вопросами внешней разведки, остался верен профессиональному долгу и в первые дни после революции, а именно 23 ноября 1917 г., был назначен начальником Генерального штаба. Во время гражданской войны возглавлял Военно-законодательный совет при Реввоенсовете — высшем органе военной власти Российской Республики. Н.М. Потапов был уволен в запас по возрасту только в 1938 году, умер в 1946 году, дожив до окончания Великой Отечественной войны. Герой первой империалистической, Николай Степанович Гумилев, к сожалению, стал жертвой известных трагических обстоятельств.
До 1917 года в работе внешней разведки по-прежнему принимали деятельное участие многие сотрудники Министерства иностранных дел. Среди них были и послы. В 1905 году, например, российский посол в Константинополе Зиновьев заполучил агентурным путем копии нот, которыми обменялись министр иностранных дел Турции и австрийский посол в этой стране Каличе. Австро-Венгрия вступила в тайные переговоры с турками, стремясь добиться от них признания за собой исключительного права на покровительство всем католическим учреждениям на территории Оттоманской империи. Как писал сам Зиновьев, он следил за переговорами «весьма осторожно» и черпал сведения о них «исключительно из сторонних источников»[113]. Позднее российский посол в Константинополе добыл из «весьма секретного» источника письма политического характера, которыми обменялись в 1910–1911 годах в преддверии балканской войны министр иностранных дел и военный министр Турции со своим премьер-министром[114].
Во время первой мировой войны к российской миссии в Берне для организации разведывательной работы по воюющим странам с территории нейтральной Швейцарии был прикомандирован действительный статский советник А. Мандельштам. По заданию военных дипломатами были получены заслуживавшие внимания сведения о военно-морских силах Турции и Болгарии, планах дарданелльских укреплений и минных заграждений в проливе.
В январе 1916 года, в разгар войны, отдел печати МИД направил министру иностранных дел С.Д. Сазонову служебную записку с соображениями о необходимости усиления добычи информации по политическим вопросам в блоке воюющих против России стран. Сведения по этим вопросам предлагалось концентрировать в Министерстве иностранных дел. Однако эти предложения не были реализованы. Российская государственная машина была уже практически запрограммирована на развал. В этих условиях в верхах вопросы политической разведки мало кого интересовали.
113
Архив внешней политики Российской империи, ф.151, оп.482, д.298.
114
Там же, д. 307.