Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 49 из 65

С документом на имя русского чаеторговца Попова и с подарками для генерала, в сопровождении своих товарищей, действовавших под видом караванщиков, Ливкин появился в ставке Ма.

Вначале «купцов» встретили холодно и с подозрением. Однако, когда Ливкин был принят самим генералом, положение изменилось. Преподнесенные подарки, умение Ливкииа располагать к себе людей, знание китайских обрядов и обычаев способствовали налаживанию необходимого контакта. Ливкин пробыл в ставке генерала Ма несколько дней и сумел за это время не только наладить хорошие отношения с китайцами, но и подружиться с самим генералом.

В беседах генерал сообщил, что не собирается помогать японцам и никаких наступательных операций проводить не будет. В ходе бесед Ливкин убедился, что китайское командование серьезно обеспокоено захватническими планами японцев, считая их прямой угрозой непосредственно Китаю. Каких-либо признаков, которые говорили бы о подготовке наступления, Ливкин не обнаружил, более того, дружеское отношение к нему и к русским вообще свидетельствовало о доброжелательных намерениях китайского командования.

Полученные Ливкиным сведения были высоко оценены в штабе главкома и сыграли большую роль в планировании боевых операций русской армии на Мукденском участке фронта.

Дальнейшая судьба и карьера этого блестящего русского разведчика и талантливого человека круто изменилась. Под Мукденом он получил тяжелую контузию, потерял дар речи, не мог самостоятельно двигаться, и был уволен в отставку в чине полковника. За время службы был награжден золотым оружием, орденом Св. Владимира с мечами и бантом.

В последние годы жизни, находясь в бедственном положении (временами из-за бюрократических волокит не получал даже ту небольшую пенсию, которая была ему назначена), он неоднократно обращался в разные инстанции с просьбой установить ему положенную по чину и заслугам пенсию, которая давала бы возможность проводить лечение и более или менее сносно существовать. Однако его прошения пересылались из одного ведомства в другое, а положительного решения не принималось. 15 октября 1912 г. он приехал в Петербург и подал прошение непосредственно царю:

«Всемилостивейший державный Великий Государь

Император Николай Александрович

Самодержец Всероссийский Государь всемилостивейший

Просит отставной полковник Уральского Казачьего Войска Давид Иванович Ливкин

В декабре месяце прошлого года состоялось всемилостивейшее повеление Вашего Императорского Величества о передаче на рассмотрение г. Председателю Совета Министров моей просьбы об увеличении пенсии или пособия.

8 мая текущего года Департамент Государственного Казначейства известил меня, что рассмотрение моего ходатайства последует незамедлительно по получении затребованных от Главного штаба дополнительных сведений. Наконец в сентябре мне было объявлено, что вся переписка о пенсии передана в Главное Интендантское управление. Таким образом, со дня передачи мною просьбы прошло 11 месяцев.

За это время здоровье мое значительно ухудшилось, и можно опасаться, что желанная помощь придет тогда, когда уже будет поздно.

В настоящее время я приехал в Санкт-Петербург вновь посоветоваться с врачами. Денег на обратный выезд, а тем более на предписанное немедленное путешествие на юг у меня нет; а между тем окончательное решение моего дела вследствие необходимых формальностей может быть отсрочено еще на несколько месяцев.

Находясь в критическом положении, снова и снова позволю себе прибегнуть к Вашему, Великий Государь, милосердию. Прикажите теперь же, не дожидаясь окончательного решения по моему делу, выдать мне единовременное пособие в размере нескольких сот рублей, чтобы я мог осуществить предписанную поездку и хоть немного поправить мое здоровье, разрушенное на службе Вашему Величеству и Родине.

Вашего Императорского Величества верноподданный полковник Давид Иванович Ливкин

15 октября 1912 г.»[80]

На этом переписка Давида Ивановича прерывается. Неизвестно, дождался он царской милости или нет. В скором времени он скончался.

26. Подъесаул Уланов и лама Ульянов

Министр двора Его Императорского Величества барон Фредерикс был явно раздражен. Только в последнюю минуту ему сообщили, что программа визитов к государю на 14 января 1904 г. должна быть изменена, поскольку Генеральный штаб армии просил Николая II срочно принять для «конфиденциальной аудиенции» двух донских казаков, отправляющихся с секретной миссией в Тибет. Государь согласился, и барону Фредериксу не оставалось ничего иного, как передать организаторам царской охоты в заповедном фазаннике в Ропше, что Его Величество не сможет приехать сегодня и переносит охоту на несколько дней, о чем будет сообщено дополнительно.

Недовольно поморщившись, Фредерикс бросил своему адъютанту: — Надеюсь, вы сказали гостям Его Величества, что им необходимо прибыть на аудиенцию в парадной форме?

— Сказал, — с запинкой ответил адъютант, — но они предпочитают гражданскую, чтобы не привлекать к себе особого внимания. Тем более, что они… калмыки.

Секретная аудиенция состоялась. В своем дневнике в этот день царь записал: «14-го января 1904 года… Встали пораньше. Утром много читал; два раза обежал сад с детьми. После докладов принял десять сенаторов. Облекся в прусский мундир и пошел с Алике и Мишей к завтраку с германским посольством по случаю дня рождения Вильгельма. В 3 часа принял двух донских калмыков — офицера Уланова и ламу Ульянова, которые отправляются в Тибет…»[81].

Изменить свои планы государя заставила угроза конфликта с Англией из-за тибетского вопроса.

Россия уже давно проводила активную внешнюю политику на Дальнем Востоке. Это касалось и Тибета, над которым нависла опасность английского вторжения. У России в этот период стали налаживаться связи с тибетскими властями. Увеличился поток российских паломников в эту страну. Из Лхасы в Петербург в 1901 году прибыла делегация во главе с одним из приближенных далай-ламы.

Издававшаяся в то время в Шанхае немецкая газета «Дер ост азиатише ллойд» писала: «Со времени утверждения русского владычества в Средней Азии тысячи ламаистских паломников, стекающихся в Лхасу, своими рассказами о могуществе России распространяли обаяние русского имени в Азии и таким образом невольно или сознательно способствовали расширению русского влияния»[82].

Отношения с Тибетом сдерживались отдаленностью от России и главным образом отсутствием хорошо обследованных путей доступа в эту страну. Поэтому царское правительство уделяло большое внимание изучению районов, прилегающих к Тибету, и самой территории страны. Это было важно не только для того, чтобы поддерживать регулярную связь с ней, но и четко представлять степень вероятности использования имеющихся путей для переброски английских войск в Синьцзян, к границам Средней Азии.

В эти районы было организовано несколько экспедиций, действовавших под эгидой Императорского русского географического общества, в том числе четыре — под руководством Пржевальского, а также экспедиции под началом Роборовского, Козлова.

Помимо экспедиций использовались и другие пути получения разведывательной информации о положении в Тибете. Издававшаяся в то время в Петербурге газета «Новое время» писала, что в 1898–1899 годах в Лхасе, путешествуя в одежде ламы, побывал, в частности, известный специалист в области тибетской медицины доктор Бадмаев[83], при этом делался намек на то, что он выполнял там секретное задание.

В 1902 году было принято решение направить в Тибет специальную разведывательную группу под видом буддийских монахов, которую должен был возглавить подъесаул Н.Э.Уланов, калмык по национальности, хорошо владевший тибетским языком и знавший буддийские обычаи и обряды. До этого Уланов состоял офицером одного из казачьих полков Войска Донского. В 1901 году привлекался к работе в качестве переводчика с находившейся тогда в Петербурге тибетской правительственной делегацией.

80

Там же, с. 40.

81

Дневник императора Николая II. — М.: «Полистар», 1991. — С.135.

82

Der Ost Asiatische Lloyd. — 1901. — Nr.5.

83

Новое время. — 1900. — 17 окт.