Большие пожары

Потом аэродром перебазировался на запад, ближе к врагу, потом еще дальше на запад.

Через два месяца после победы к нему приехала Лена и пробыла целую неделю, все над ним подтрунивали, что жена майор, а он лишь капитан.

Демобилизовался он раньше, чем Лена, но она до этого перевелась в госпиталь в их город и была уже дома. В обкоме его спросили:

— Ну как, Гущин? Думаешь лесной институт оканчивать?

Он удивился:

— Конечно.

— Ну, так вот, есть для тебя работа. Лесной кончаешь, в авиации, можно сказать, служил. В общем, хотим тебе доверить авиационную охрану лесов, парашютно-пожарную службу. Дело важное и интересное. Соглашайся.

И он согласился.

В глубине большого двора, во втором этаже бревенчатого двухэтажного дома уже были пять комнат его «конторы». Но, боже мой, что творилось кругом. Внизу помещалась какая-то артель по пошиву шляп и кепок, рядом на площадке жили люди, на крыльце и в подъезде на лестнице визжали ребятишки, бродили куры. Андрей, привыкший в армии к порядку, был поражен. «Надо, чтобы их всех выселили,—подумал он,—иначе невозможно». Его встретила пожилая милая женщина.

— Голубева,— представилась она.— Я тут пока и бухгалтер, и счетовод, и машинистка. Штаты ведь не укомплектованы.

Он прошел к себе в кабинет, сел за стол.

— Товарищ Голубева!

— Слушаю вас.

— Карту нужно, большую карту всей территории, нам доверенной. Где можно достать?

Теперь он с головой ушел в работу. И в институте нужно заниматься, и тут хлопот полон рот. Он требовал выселения из дома всех посторонних — обещали помочь — и набирал штаты, и торчал на аэродроме, и читал-читал все, что ему доставали по вопросу о лесных пожарах, начиная с более чем полувековой давности записок академика Обручева и кончая сегодняшними сводками и опытами тушения. Его все интересовало. Еще по сути ничего не было организовано и подготовлено. Хорошо хоть, кончался пожароопасный период. Появилась статья в областной газете и снимок: он, Гущин, стоит около карты. Газетчики любят такие вещи: тайга, пожары, парашютисты — романтика! Польза статейки была в информационности: теперь парашютисты могли узнать об этом деле.

Однажды Андрей сидел в конце дня у себя в кабинете. За окнами было еще светло, но в комнате уже можно было зажечь лампу. Однако Андрей сидел, задумавшись о чем-то, глядя на висящую перед ним карту, уже не различая на ней почти ничего, лишь зная все по памяти. Должно быть, он сидел так довольно долго. В дверь постучали, и Голубева, просунув голову и удивившись тому, что он сидит в темноте, сказала:

— Андрей Васильевич, к вам.

— Да, да.

Он тряхнул волосами, зажег свет. Вошла девушка лет двадцати, может быть, чуть старше, поздоровалась. Андрей пригласил сесть, она не села.

— Что у вас?

— Андрей Васильевич, я хочу попросить вас, чтобы вы меня... чтобы вы помогли мне, помогли устроиться на работу к вам.

— К нам? А какая у вас специальность?

— Специальность? Специальности сейчас у меня нет. Но не в этом дело. Андрей Васильевич, вы меня, конечно, не помните. Но я училась в одном классе с вашим братом Мишей. И еще вы знали моего отца. Аркадия Викторовича Валединского.

— Лида?

Он был взволнован, растерялся:

— Лида! Как же ты, где?

— Я вообще сейчас нигде. Я работала на лесозаготовках, потом заболела.

Он замолчал, не зная, что сказать. Она тоже молчала.

— Лида, зайди ко мне завтра. Я подумаю, куда тебя устроить.— И, чувствуя, что надо еще что-нибудь сказать, опросил зачем-то: — Зайдешь? Только обязательно. Ладно?

— Хорошо. До свидания.

Когда она уже бралась за ручку двери, он окликнул ее:

— Лида! А ведь Мишка-то погиб...

Потом он шел домой, временами останавливаясь, кривясь от боли и стыда. Иногда он даже чуть слышно стонал. «Посоветуйся, посоветуйся,— повторял он про себя,— Елена Ивановна женщина толковая. Мужу с женой советоваться не зазорно».

— Почему ж ты не позвал ее к нам?

— Я не знаю. Как-то неловко получилось. Не знаю, не знаю.

— Где же она сейчас?

— Ну, Лева, ну, не знаю!

— Я боюсь, что она завтра может не прийти.

— Почему? Она должна прийти.

Назавтра он должен был ехать на аэродром, не поехал, отменил встречу в облисполкоме, сидел, ждал. И она пришла.

— Лида,— встретил он ее вопросом,— ты умеешь печатать на машинке? Ну, ничего, Голубева научит. Будешь секретарем-машинисткой. Ладно?

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

Петька Тележко теперь тоже работал на базе.

До этого он перебывал на нескольких местах — в СМУ-12 возил кирпич, известь, глину, что попало — не нравилось: грязная работа. Лес возить в город из леспромхоза было лучше, по крайней мере, действительно едешь, а не пятишься задам по стройплощадке, высунувшись из кабины и выкручивая до отказа баранку. А здесь дорога прямая, длинная, через тайгу. Тележко сидел свободно, придерживая одной рукой руль, опустив, когда позволяла погода, левое стекло и выставив наружу локоть. Темнело, он включал фары и гнался за их зыбким светом. Иногда сзади тяжело грохал на выбоине прицеп, крякнув, обдирая кору, слегка сдвигались с места бревна. Время от времени Петька длинно сигналил в ночь, просто так, от нечего делать,— знай наших. Потом впереди, за перевалом, возникало обычно зарево, оно разрасталось, как будто всходила луна или поднимался пожар, и вдруг появлялись лучистые кошачьи фары встречной машины. Они приближались, мигали, слабли, чтобы не слепить ему глаза, и встречная машина с шуршанием проносилась мимо — только что расстояние между ними все сокращалось, теперь оно с каждой секундой увеличивалось. Он подолгу стоял у переезда, у опущенного шлагбаума, ждал, пока не прогремит мимо, обвевая его песком и дымом, поезд... Но и здесь работать ему надоело: слишком уж были темные тоскливые ночи, слишком длинные ездки. Он устроился в торговую сеть — развозил промтовары со склада по магазинам в закрытом фургоне. Но вскоре обнаружились недостачи, раскрыли шайку жуликов, было долгое следствие, суд, и, хотя Петька был ни при чем, его тоже привлекли в качестве свидетеля. Это ему не понравилась. Тут как раз областной базе авиационной охраны лесов и обслуживания лесного хозяйства дали легковую машину, «Победу», для начальника, и прибавили одну штатную единицу. Тележко и стал этой самой единицей — по рекомендации Мариманова. У Васи вообще была идея — собрать всех своих вместе, весь взвод, всех, кто остался во взводе, с лейтенантом во главе.

Когда кончался пожароопасный период и парашютисты перебирались в город, Сергей вместе с Петькой захаживал иногда к Маримановым. Кларита к их посещениям привыкла, хотя это и не вызывало у нее восторга.

— Ох, не любит нас твоя жена, Мариманыч,— оказал как-то Сергей.

— Почему! — запротестовал Вася.

— Да, наверно, думает: «Не испортили бы мне мужа, шаромыжники, холостые».

— Нет, Серега, — не согласился Тележко,— она нас терпит только потому, что мы холостые. Понял? Женщины это ценят. Поскольку она, понимаешь ли, замужем, больше нам жениться не на ком, вот мы и холостые.

— Трепло, — беззлобно сказал Мариманов.

Была осень, холодно, дождь. Давали получку, Сергей пришел к концу, все уже разбрелись. Денег причиталось много: за лето зарплата, и полевые, и командировочные, и за прыжки.

— Проверь, сколько авансом получал,— сказала Голубева.— Правильно? Вычитаю. Это в кассу, остальную сумму на сберкнижку перевожу. Текущий счет тот же самый?

В коридоре топтался Тележко, ждал начальника куда-то ехать. Из-за двери дробными сериями разносился треск пишущей машинки.

— Во Лида дает,— восхитился Петька,— как из автомата. Хорошая девчонка. Скромная.

Он просунул голову в дверь:

— Лидочка, можно? Ты в глиже или не в глиже? А то ведь я не один, с Лабутиным. Ну, ладно, ладно, я ведь пошутил.— И вздохнул: — Что-то у нас, Лида, с тобой разговорная речь не клеится.