Страница 47 из 49
Тим поднял глаза. Из какого-то уголка его памяти должен был сейчас возникнуть человек с помятым лицом и в помятом костюме. Но образ этого человека то и дело расплывался. Вместо него перед глазами Тима вставал другой образ: живой, огромный Джонни. И когда он увидел рулевого Джонни, к нему снова вернулось настоящее: ночь перед трактиром в Овельгёне, свет на лестнице, ведущей вверх, в темноту, и трое друзей, — на их лицах, казалось, вот-вот проступит нерешительная улыбка.
Его возвращенный смех был словно буря. А теперь наступило затишье, буря улеглась. Тим снова почувствовал власть над своим смехом. Он вытер рукой слезы и спокойно спросил:
— Помните, господин Рикерт, что я обещал вам, когда уезжал из Гамбурга?
— Нет, Тим.
— Я сказал: когда я вернусь, я буду смеяться. И теперь я смеюсь, господин Рикерт! Я смеюсь, Крешимир! Джонни, я смеюсь! Только… — переливы со счастливым, захлебывающимся смешком помешали ему говорить, — только я сам не пойму, как это случилось…
Друзья Тима, начинавшие уже бояться, как бы он не потерял от счастья рассудок, очень обрадовались, что он снова говорит так разумно.
— Ты давно уже мог бы смеяться, — улыбаясь, сказал Крешимир.
— Не понимаю.
— Ну-ка повтори, какое пари ты со мной заключил, Тим?
— Я поспорил с тобой, что получу назад свой смех.
— Верно. Что должно было случиться, если бы ты выиграл?
— Я получил бы назад мой смех. И я правда его получил!
— Но ты получил бы его и в том случае, если бы проиграл, Тим!
И тут Тима осенило. Он со смехом ударил себя по лбу и крикнул:
— Ну конечно! Ведь проигранное пари должно было вернуть мне мой смех. Значит, я мог поспорить с любым человеком, что получу мой смех назад! И все равно — проиграл бы я или выиграл — мой смех вернулся бы ко мне!
— Нет, парень, — сказал Джонни, — не так-то уж все это просто. Ты никак не мог бы поспорить с первым попавшимся человеком. Ведь тогда бы ты выдал себя, сказав, что твой смех тебе не принадлежит. А этого сделать ты не мог. Спорить можно было только с тем, кто сам догадался про твой контракт с Тречем.
— Со мной, — добавил Крешимир, — дело было верное! Успех был обеспечен!
Теперь, когда к Тиму снова вернулся смех и он словно выздоровел, он понял вдруг, как все это было просто. А он-то в смятении и отчаянии столько лет пробирался окольными путями, вместо того чтобы выйти на прямую дорогу! Он-то разрабатывал запутанные планы, в которых ворочал акциями и миллионами! А смех, оказывается, можно было вернуть назад куда более легким способом, и стоило это дешевле, чем сто граммов маргарина, — всего один грош.
Значит, так дешев смех, если считать на деньги. Но настоящую его цену не измерить никакими миллионами. «Смех, — сказал тогда Селек Бай, — это не маргарин, не товар для купли-продажи… Смехом не торгуют. Его можно только заслужить».
Лист тридцать третий.
ВОЗВРАЩЕННЫЙ СМЕХ
Дождь уже не моросил, а лил как из ведра. Но никто из них этого не замечал. Никто не слышал и нетвердых тяжелых шагов по лестнице. Только сейчас, когда все на минутку замолчали, стало ясно, что кто-то ощупью спускается вниз по каменным ступенькам, и все, как по команде, обернулись.
По узкой лестнице, постепенно выступая из темноты, сходила вниз худощавая, шатающаяся фигура. В свете фонаря возникли длинные ноги в черных брюках и бледные руки с длинными пальцами; затем появилась белая манишка, и над ней длинный овал лица. Наконец, вся фигура вынырнула из тьмы и стояла теперь полностью освещенная под табличкой с надписью: «Чертов спуск». В изнеможении она прислонилась к стене из тесаных камней,
Это был барон.
Еще мгновение — и из груди Тима вырвалась бы переливчатая трель. Это было и вправду смешное зрелище. Это был черт из кукольного театра — кукла, фигура настолько комичная, что вызывала чуть ли не сострадание.
Но Тим Талер — мальчик, который снова умел смеяться, — удержался от смеха.
Барон сел на ступеньку и взглянул — с поджатыми губами и белым как мел лицом — на людей, стоящих внизу. Тим поднялся к нему на ступеньку.
— Вам надо вернуться в больницу, барон.
Треч взглянул на него снизу вверх. Губы его были крепко сжаты.
— Вам нельзя здесь сидеть, барон!
Теперь наконец Треч раскрыл рот. Он спросил хрипло:
— На что вы спорили, господин Талер?
— На грош, барон.
— На грош? — Барон подскочил. Потом снова прислонился к стене. И вдруг взвизгнул каким-то бабьим голосом: — Да ведь вы же могли поспорить на все мое состояние, болваны!
Знакомый Тиму шофер сбежал вниз по лестнице:
— Господин барон, вам нельзя так волноваться!
— Дайте мне поговорить еще две минуты с молодым человеком! Потом можете везти меня в больницу.
— Я не отвечаю за последствия, господин барон!
Шофер поднялся на несколько ступенек и остановился в нерешительности. У подножия лестницы стояли Джонни, Крешимир и господин Рикерт — словно молчаливая стража Тима.
— Можно мне на вас опереться, господин Талер?
— Ну конечно, барон. Сил у меня достаточно.
Он сказал это с едва заметной улыбкой. Барон оперся о его плечо.
— Ваше наследство, господин Талер…
— Я от него отказываюсь, барон!
Барон запнулся, но всего на секунду, затем продолжал:
— Это вполне разумно и значительно упрощает дело. Благодаря вашему пароходству, я думаю, вы будете жить довольно прилично. Во всяком случае, не будете знать нужды.
— Пароходство, барон, я дарю моим друзьям.
Глаза барона удивленно расширились — это было видно даже сквозь темные стекла его очков.
— Так, значит, вам, господин Талер, наш контракт не принес никакой выгоды? Вы остались таким же бедняком, каким были? С погоревшим кукольным театром…
Теперь Тим разрешил себе усмехнуться:
— Вы правы, барон. Я кончил тем, с чего начал. Но то, чем я владею, приобрело для меня за последние годы ценность, несравнимую ни с одной акцией в мире.
— О чем вы говорите?
Вместо ответа Тим просто рассмеялся. Барон почувствовал, как дрожит под его рукой от смеха плечо молодого человека. Он услышал в его смехе какие-то новые нотки. Более низкие звуки, более глубокие тона сопровождали, казалось, словно аккомпанемент, его светлый смех. Треч обернулся и махнул рукой шоферу. Тот поспешно спустился вниз и подставил барону свое плечо. Они начали медленно подниматься наверх.
— Счастливого выздоровления, барон! Поправляйтесь скорее! И спасибо за все, чему вы меня научили!
Треч не оборачивался. Шофер услышал, как он пробормотал:
— «Поправляйтесь… Поправляйтесь! Будьте целы и невредимы»! Как же! Будешь тут цел и невредим!
Тим глядел вслед барону, пока того не поглотила тьма. Друзья поднялись по лестнице и стояли теперь рядом с Тимом. Они тоже смотрели вслед уходящему Тречу. Джонни пробормотал.
— Богат, как черт, а вообще-то — эх и бедняга! Ни черта у него, в сущности, нет, у старого черта!
И все четверо тоже стали взбираться вверх по ступенькам. Они услышали, как заработал мотор машины. Потом шуршание шин, ставшее было совсем явственным, начало удаляться.
И вот они вышли на шоссе, тянувшееся вдоль Эльбы. На той стороне его чернел контур такси Джонни.
— Поставьте пока машину в мой гараж, Джонни, — сказал господин Рикерт, — а мы немного пройдемся пешком.
— Вы живете все там же, господин Рикерт? В белой вилле, здесь, на шоссе? А барон мне рассказывал, что вы стали докером…
— Я и вправду стал докером, Тим. Завтра я тебе все объясню. Ведь ты, я думаю, не против погостить у нас, правда?
— Ну конечно, господин Рикерт! Ведь я должен доказать вашей маме, что я могу смеяться, если… — он отвернулся, — если она…