Блудная дочь

— Входите.

Флорентина медленно открыла дверь и посмотрела на мисс Тредголд, читавшую книгу.

— Меня не выбрали президентом, — тихо сказала она. — Меня даже в совет не выбрали.

— Знаю! — Мисс Тредголд закрыла Библию.

— Откуда вы знаете?

— Потому что я и сама не стала бы голосовать за тебя. — Гувернантка задумалась. — Но давай поставим на этом точку, дитя моё.

Флорентина подбежала к ней и крепко обняла.

— Ну хорошо, надо отстраивать мосты заново. Вытри слёзы, дорогая, и мы начнём немедленно. Нельзя больше терять время. Понадобятся бумага и карандаш.

Флорентина записала всё, что сказала мисс Тредголд, не оспорив ни одного пункта. В тот же вечер она написала длинные письма отцу, мисс Паркер, присовокупив к нему письмо для Джесси Ковач, а также Эдварду Винчестеру. На следующий день девушка исповедовалась у отца О’Рейли. Придя в школу, она помогла вновь назначенному секретарю разобраться с её первыми протоколами, рассказав ей о своей системе, которая прекрасно работала. Флорентина пожелала новому председателю школьного совета удачи и обещала ему любую помощь, которая только понадобится. Всю следующую неделю она отвечала на вопросы членов совета, но сама никаких рекомендаций не высказывала. Вскоре Эдвард сообщил Флорентине, что совет проголосовал за то, чтобы оставить ей привилегии члена. Мисс Тредголд посоветовала с благодарностью принять любезное предложение Эдварда, но никогда им не пользоваться. Флорентина согласилась и сунула свои нью-йоркские рубашки на нижнюю полку шкафа.

В один из дней директор школы пригласила её к себе. Когда Флорентина вошла в кабинет, невысокая, безупречно одетая женщина улыбнулась ей и усадила в кресло.

— Ты, должно быть, разочарована результатами выборов.

— Да, мисс Аллен, — сказала Флорентина в ожидании очередного выговора.

— Но по всему видно, что этот опыт стал для тебя хорошим уроком.

— Слишком поздно, мисс Аллен. Председателем я уже не буду…

— Это верно. Поэтому мы должны найти другую вершину для штурма. В конце года я ухожу на пенсию после двадцати пяти лет работы в качестве директора, и, скажу тебе честно, я достигла почти всего, чего хотела. Ученики Латинской школы показывают прекрасные результаты на вступительных экзаменах в Гарварде, Йейльском университете и Редклиф-колледже. Мы лучше любой другой школы в Иллинойсе и ни в чём не уступаем ведущим школам Восточного побережья. Но есть одно достижение, которое мне пока не далось.

— Какое же, мисс Аллен?

— Мальчики выигрывали главные стипендии в Лиге плюща хотя бы раз. В Принстоне даже три раза. Но вот девочки за четверть века ни разу не выигрывали стипендию Джеймса Адамса Вулсона по классической литературе в Редклиф-колледже. Я хочу внести твоё имя в список соискателей этой стипендии. Если ты её выиграешь, моя задача будет выполнена.

— Я бы попыталась, — сказала Флорентина, — но мои оценки в последнее время…

— Это так, — подтвердила директор, — но, как однажды миссис Черчилль заметила Уинстону, когда он неожиданно проиграл выборы: «Может быть, это благо, только замаскированное».

В тот вечер Флорентина изучила анкету соискателя премии Джеймса Адама Вулсона. Стипендию могла получить любая девушка в возрасте от шестнадцати до восемнадцати лет. В том году её вручали 1 июля. Экзаменов было три: латынь, греческий и современная политика.

Все следующие недели Флорентина до завтрака говорила с мисс Тредголд только на латыни или по-гречески, на каждый уикенд она получала от мисс Аллен три темы по современному положению и к понедельнику должна была написать ответы. По мере приближения дня экзаменов Флорентина вдруг поняла, что вся школа болеет за неё. Она вечерами читала Цицерона, Вергилия, Платона и Аристотеля, а каждое утро после завтрака писала пятьсот слов на такие темы, как двадцать вторая поправка к Конституции, важность влияния президента Трумэна на Конгресс во время войны в Корее, и даже о том, какое влияние окажет телевидение, когда распространится по всей стране.

В конце каждого дня мисс Тредголд просматривала работы Флорентины, добавляя сноски и комментарии, после чего обе валились в постель, чтобы на следующее утро подняться в половине седьмого и продолжить подготовку к экзамену. Флорентина признавалась мисс Тредголд, что не только не обретает уверенности, но, наоборот, ей с каждым днём становится всё страшнее.

Экзамен на стипендию был назначен на начало марта в Редклиф-колледже. Мисс Тредголд провожала Флорентину на вокзал. По дороге они обменялись всего несколькими словами, но и те были на греческом.

— Не трать слишком много времени на простые вопросы, — был последний совет мисс Тредголд.

Когда они вышли на платформу, Флорентина вдруг почувствовала чью-то руку у себя на талии, а перед ней возникла роза.

— Эдвард, да ты пижон!

— Не следует так разговаривать с председателем школьного совета. И не вздумай приезжать назад без стипендии Вулсона! — сказал он и поцеловал её в щёку.

Ни один из них не заметил улыбки на лице мисс Тредголд.

Вагон был почти пуст, и Флорентина плохо запомнила поездку, поскольку редко поднимала глаза от страниц «Орестеи».[11]

В Бостоне Флорентину встретил «Форд» с деревянным кузовом, который отвёз её и ещё четырёх девушек, приехавших этим же поездом, в Редклиф-колледж. Во время поездки нечастые обмены вежливыми репликами прерывались долгим напряжённым молчанием. Флорентина с облегчением узнала, что ей выделена отдельная комната, так что никто не увидит, как она волнуется.

В шесть часов девочек собрали в зале Лонгфеллоу, где декан факультета в подробностях рассказала им об экзаменах.

— Завтра с девяти до двенадцати утра вы будете сдавать письменный экзамен по латыни, а во второй половине дня, между тремя и шестью часами, — письменный экзамен по греческому языку. На следующее утро у вас будет последний письменный экзамен по общему политическому положению. Было бы глупо желать удачи каждому, поскольку стипендия Вулсона достанется не всем, поэтому я просто выражаю надежду, что вы покажете всё, на что способны, когда будете писать свои сочинения.

Флорентина вернулась к себе в комнату и внезапно почувствовала, как мало она знает и как ей одиноко. Она спустилась на первый этаж и по телефону-автомату позвонила матери и мисс Тредголд. Она легла спать, но проснулась в три часа ночи. Попыталась прочитать несколько страниц из «Политики» Аристотеля, но в голову ничего не лезло. К семи она спустилась и несколько раз обошла Редклиф, перед тем как отправиться на завтрак. Флорентину ждали две телеграммы: одна от отца, который приглашал её присоединиться к нему летом, когда он поедет в Европу, а вторая от мисс Тредголд, в которой было написано: «Единственное, чего нам следует бояться, это самого страха».

После завтрака Флорентина ещё немного погуляла на улице, на сей раз в компании других девушек, а потом заняла своё место в зале Лонгфеллоу. Двести сорок три девушки терпеливо ждали, когда пробьёт девять и им позволят открыть небольшие коричневые конверты, лежащие на столах перед ними. Флорентина наскоро прочла задание по латыни целиком, а затем ещё раз — уже внимательно, выбирая вопросы, к которым она была готова лучше. Когда часы пробили двенадцать, у неё забрали тетрадку. Она вернулась в комнату и два часа занималась греческим. Потом в одиночестве пообедала в баре. Во второй половине дня ей предложили три вопроса по греческому языку, а в шесть велели сдать работу. Она вернулась в свою комнату совершенно без сил, рухнула на кровать и не двигалась до ужина. За поздним ужином она прислушивалась к разговорам за столом и немного успокоилась, когда обнаружила, что другие девушки нервничают не меньше, чем она. Флорентина знала, что почти каждой, кто победит на экзаменационном конкурсе, будут предложены стипендия и место в Редклиф-колледже, и таких наберётся двадцать две студентки, но только одна получит стипендию Джеймса Адамса Вулсона.

11

«Оресте́я» (греч. Ορέστεια) — тетралогия Эсхила (458 г. до н. э.), включавшая три трагедии — «Агамемнон», «Хоэфоры» и «Эвмениды», а также утраченную сатировскую драму «Протей». — Ред. FB2