Страница 88 из 93
Шире дорогу.
Дело Андреева юридически совершенно уникально: должностное лицо судили по обвинению в доведении до самоубийства (статья 107 УК РСФСР) при «разовых» отношениях данного лица с потерпевшей, и надо было доказать, что она действительно находилась от него в зависимости. Суд это доказал, определив ему наказание — четыре года в колонии усиленного режима. (Шманевой — три года.)
Но при совершенной юридической уникальности дело это заставляет задуматься о нравственной его неуникальности. Оно открывает важную черту современной социальной жизни: новый уровень и новый характер зависимости человека от человека. Наряду с устойчиво традиционными зависимостями, ну, например, падчерицы от злой мачехи, появились и усложняются новые нетрадиционные зависимости человека в той или иной социальной роли от того или иного должностного лица.
Марина Березуева находилась в кабинете Андреева не более получаса (а в его «маленьком государстве» час с небольшим). Никогда она раньше не видела людей, с которыми неожиданно вошла в конфликтные отношения и при желании могла не иметь с ними дела в будущем, и все же в их силах было нанести сокрушительный удар по ее основным жизненным ценностям, потому что она (отчасти, разумеется, из-за социальной неопытности и неведения) зависела от них.
Андреев, угрожая, что добьется ее исключения из университета, по существу, вынес ей исключительную меру наказания за будто бы совершенное хищение размером два рубля тридцать три копейки.
Но дело не в одном университете, который действительно дорог был ей бесконечно, честь ее и достоинство были подвергнуты должностными лицами непосильному испытанию в обыденных, по сути даже мимолетных, отношениях. Она в этот магазина попала, как попадают под трамвай. Будничный, рядовой конфликт обернулся катастрофой, и мы увидели на Суде с анатомической ясностью и наглядностью всю меру социальных зависимостей сегодня, зависимостей человека от человека. Пока мы не осознаем эту меру и не извлечем действенных уроков из нашего осознания, рассуждения о человеческом достоинстве останутся беллетристикой.
Кстати, понимая новую структуру социальных зависимостей, государство, абстрагируясь от добродетелей или пороков того или иного должностного лица, с максимальной четкостью регламентирует его поведение. Суд доказал, что если бы Андреев соблюдал все существующие и обязательные для него инструкции, данная ситуация не завершилась бы трагично, да и самой ситуации не было бы.
Конечно, хочется возмечтать о золотой поре, когда нравственный закон в душах людей заменит все инструкции, но будет ли он когда-нибудь торжествовать во всех без исключения? Пока этого нет, люди, заключающие в себе самих высший нравственный закон, несут потери, иногда невосполнимые, от тех, кто и закона в душе не имеет, и инструкций не исполняет.
Верховный суд РСФСР рассматривал это необычное дело в кассационном порядке по жалобе Андреева и его адвоката, рассматривал скрупулезно, даже дотошно, в течение двух дней, что было несколько похоже на работу суда не второй, а первой инстанции, оценивающего доказательства непосредственно, похожесть усиливалась тем, что в рассмотрении участвовал и сам Андреев.
Участвовал в нем и Юрий Андреевич Березуев, инженер из города Кургана, с большим достоинством защищавший от имени семьи истину. Честь его дочери Андреев топтал опять, вызывая, как мне показалось, чувство неловкости у судей.
Я надеялся накануне разбирательства увидеть хотя бы оттенок раскаяния, но тщетно. Андреев был исполнен лишь жалости к себе, пострадавшему из-за досадной нелепости. Он легко топтал честь чужую, но к собственной относился неадекватно, даже торжественно. Когда Березуев, отвечая адвокату Андреева, говорившему о нем, как об одном из лучших наших современников, может быть даже гордости общества, заикнулся о тех шести кожаных пальто на меховой подкладке (стоимостью не в 2 рубля 33 копейки, а четыре тысячи), Андреев — он сидел в зале перед Березуевым — резко повернул голову и повелительно его остановил развернутым междометием: «Что это вы!»
За этим немедленно последовало точное и весьма содержательное замечание одного из судей: «Андреев, в этом зале не вы хозяин».
Жаль, подумалось, что раньше никто не дал ему решительно понять, что не он хозяин в этой жизни.
Верховный суд РСФСР, рассмотрев дело на высоком уровне компетентности и беспристрастности, отклонил жалобы Андреева и его адвоката, оставил наказание в силе.
Наша, в сущности, несложная история подошла к концу. Несмотря на обилие действующих лиц, которые или участвовали в ней, или расследовали ее, в этой истории особое место занимают двое.
Жила-была Марина. Любила Пушкина и астрономию, записывала в особую тетрадь понравившиеся мысли и строки, окончила с золотой медалью десятилетку. Боготворила университет, хотела учиться, жить хотела, была домашней, замкнутой, гордой и сомневающейся в себе, как все люди, наделенные чувством юмора. Последняя запись в тетради: «Я живу в ожидании чуда» — и рисунок под ней полудетский. Пальма, на которой растут бананы, с забавной мартышкой на ветке.
И жил-был Анатолий Павлович Андреев, о котором мне не хочется больше говорить ничего…
Однажды их пути скрестились. И Андреев поставил Марину на колени.
А потом вытеснил ее из жизни.
Музыканты
С самого утра ей казалось, что откуда-то издалека доносится, духовая музыка. Одеваясь, потом завтракая, она то и дело подбегала к открытому окну.
Улица была пустынна. С моря дул ветер.
Она стояла, пытаясь расслышать в этом шуме далекие трубы и барабан. Желтые листья, танцуя, опускались на камни мостовой.
Ветер ослабевал, деревья успокаивались. Музыки не было.
Но когда, допив молоко, она вышла на улицу, музыка послышалась уже совершенно явственно. Это был веселый и торжественный морской марш. Та-та-та-та-бум-бум-бум. Она выбежала на середину мостовой, надеясь увидеть духовой оркестр, и замерла: дома перед ней и небо колыхнулись, и, показав, что они состоят из маленьких, разноцветных, тихо подрагивающих ромбиков, чуть изменились в очертаниях, подобно картинке в калейдоскопе, который едва-едва повернули. Камень мостовой показался шатким, как доска качелей. Она посмотрела на него и по обыкновению, как на качелях, напружила ноги, но камень не подался, а мир, когда она подняла голову, уже вернулся в обычное состояние. И она пошла по твердой мостовой, думая, что это дело рук Тревизана. Он расколдовывает янтарь.
Сегодня они увидят музыкантов! Они увидят их в шесть часов, когда шар солнца повиснет над морем и вечереющую улицу заполнит нарядная публика. Они и музыку услышали первый раз вчера ровно в шесть. Кто бы поверил! Улица была полна народу, а эта веселая старая музыка существовала лишь для двух человек: ее и Тревизана. Музыкантов они не видели, лишь различали в воздухе голубизну. А сегодня увидят. Тоже ровно в шесть, в тот самый час, когда тысячу лет назад духовой оркестр моряков в голубых мундирах, радуя детей, шествовал изо дня в день от мола к курортному парку.
Она шла быстро, не останавливаясь у любимых домов, как делала это обычно. Ей хотелось хотя бы на несколько минут зайти к Тревизану, заглянуть в янтарь, обращенный к солнцу уже несколько лет, с того самого дня, когда она увидела в его золотой мгле тихо пульсирующую живую голубизну.
Тревизан рассердится, конечно, потому что вчера говорил строго, что ждет ее не раньше шести. Но ведь он же делает это ради нее. Когда он рассказал ей первый раз о музыкантах, ей было восемь лет. Она восторженно закричала, уставясь в янтарь, в таинственную голубизну на его дне: «Подари мне их, Тревизан!» Завтра ей исполнится одиннадцать. А вечером сегодня он подарит ей музыкантов.
Ей одной, потому что никто больше их не увидит пока…
Она шла быстро и не остановилась даже у дома, где жил когда-то великий поэт. Обычно она тут подолгу стояла, положив ладони на выступающие под высоким окном холодные камни. Окно кабинета выходило на запад, рассказывали, что поэт любил сидеть, покусывая перо, наблюдать, как солнце уходило за белые паруса и они начинали гореть, отражаясь в море языками огня. Парусов, как и гусиных перьев, уже нет в мире, наверное, тысячу лет, пожухли, растрескались даже картины с их изображением, но если рано утром постоишь у этого дома, подумаешь о поэте, то вечером, выйдя на берег, увидишь белые паруса, а потом языки огня в синей воде.