Урок

Однажды редакция получила письмо от читательницы, кандидата наук начинавшееся строками: «Недавно мы узнали, что человек, часто бывавший в нашем доме и пользовавшийся нашим доверием, арестован как взяточник, и в ужасе от него отвернулись…» Интеллигентному по видимости автору письма невдомек, что «отворачиваться» не только не гуманно, но и социально нецелесообразно: общество заинтересовано в том, чтобы даже истинно, доказанно виновный был нравственно исцелен и вернулся к нормальной жизни. Тем более дурно «отворачиваться» от человека, чья вина еще не доказана. Ну, а если тот, от кого вы «отвернулись», будет оправдан, что тогда? Кто от кого должен будет отвернуться?

К счастью, моральный климат, установившийся у нас в стране, тем, в частности, и замечателен, что от человек-а в подобных ситуациях не «отворачиваются» Но было бы недопустимым прекраснодушием полагать, что с неправовым мышлением покончено раз и навсегда.

Истина в конце концов торжествует, но не заживают на живом человеческом сердце ссадины и царапины от несправедливого обвинения, морального самосуда.

Выстрел из двух стволов

В то воскресенье шофер Касимовского участка треста «Росмежгазспецстрой» Вячеслав Аркадьевич Автоносов, как показал он в понедельник на первом допросе, «отвозил в час дня труп на улицу Горького из интерната и выпил немного…».

Чей был это труп, не выяснили. Записано «отвозил…». И все. Будто человек вскользь упомянул о том, что вышел купить сигарет.

Потом Автоносов вернулся на улицу Новая слобода, к дому стариков родителей (сам он давно жил отдельно), где во дворе стояла в гараже его собственная автомашина «Волга-24», которую он с утра в то воскресенье ремонтировал. Помогал ему Ларичев, сосед. Часов в пять они выпили, Ларичев ушел, и Автоносов остался довершать ремонт в одиночестве.

Тут же, в гараже, висело охотничье ружье, двустволка. В обществе охотников Автоносов не состоял, но ружье имел давно.

Да, вот что еще странно. Собственный автомобиль его не на ходу был в тот день, а трестовский, закрепленный за ним по работе, стоял под замком, как и положено в воскресенье, — на каких же колесах он загадочного покойника перевозил в час дня? Но тем, кто допрашивал Автоносова в понедельник, это не показалось странным, потому, должно быть, что их вообще не волновало то, что было в час дня, их интересовало лишь то, что было в семь вечера: это событие они пытались разобрать тщательно, по минутам, а то, что раньше было — за несколько часов, за несколько месяцев или лет, — отрубалось.

Семнадцатилетний сын Автоносова Юрий жил у деда с бабкой и, отсутствовав весь день, вернулся домой около семи.

Дальнейшее известно из показаний старших Автоносовых, родителей Вячеслава Аркадьевича, и новой его жены Левицкой (в документах она фигурирует как сожительница, ибо их союз оформлен юридически не был). По их рассказам восстановить картину ссоры между отцом и сыном непросто, ибо рассказы эти путаны, не подтверждаются актами экспертиз и опровергаются вещественными доказательствами (точнее, отсутствием их: не найдено ни кирпичей, ни поленьев, которые Юра якобы кидал в отца и бабку или лишь собирался кинуть…)

Бесспорно одно — ссора была. И высказана была Юрием угроза, которую услышал и не утаил Автоносов-дед при всем желании облегчить участь собственного сына (может быть, потому не утаил, что не вник в ее обоюдоострую суть). «Кончай тайные базары, кончай базарить! — выкрикивал Юра. — Кончай базарить! — орал он и угрожал — Разобью машину!» Но из этой угрозы в дальнейшем, при исследовании разными лицами обстоятельств дела, вытащено было крамольное обещание разбить машину, новую «Волгу», при оставлении в тени, в забвенье упоминаний о каких-то «тайных базарах».

Ускользающе нечетки, даже размыты подробности в картине ссоры, но вот завершение ее выступает в актах экспертиз, показаниях соседей, да и самого Вячеслава Автоносова отчетливо и рельефно.

Вячеслав Автоносов вошел в гараж (вытолкнутый им со двора Юрий оставался за калиткой), снял со стены ружье, зарядил двумя патронами вышел со двора, вышел на улицу и выстрелил поочередно из двух стволов в Юрия. Буквально изрешеченный (два патрона — сто дробинок), он упал.

В эту минуту на собственной «Волге» ехал мимо сосед — Михайлов, шофер мясокомбината. Он возвращался откуда-то с детьми, увидел распростертого на земле мальчишку, над ним Автоносова с ружьем, остановился, пораженный. «Это что же?!» — ахнул он. «Юрку подстрелил», — пояснил Автоносов. «Надо в больницу!» — ахнул опять Михайлов. Автоносов странно молчал, курил.

Михайлов быстро отъехал, вернулся. Автоносов молчал, курил. Он явно не спешил. Бабка и дед, однако, помогли Михайлову, постелили одеяло, уложили Юрия в михайловскую «Волгу». Никто из родных с ним не поехал.

А Вячеслав зашагал к гаражу, поставил ружье, пошел в дом…

Улица, была уже полна народу. Печальная весть облетела маленький Касимов.

Автоносов вошел в дом, и… вслед за ним вошли работники милиции? Чтобы его задержать? Нет. Вошел сосед Мосягин с бутылкой водки. «Теперь надо тебе выпить», — рассудил он. «Надо», — согласился Вячеслав. Мосягин налил доверху, опять налил…

Через час милиция поместила Автоносова в… камеру? Нет. В медвытрезвитель. В семь утра, оплатив медицинские услуги и расписавшись, что у него к персоналу нет жалоб, Автоносов вышел на улицу и… был наконец задержан? Нет. Он тихо-мирно вернулся в дом родителей, и там его ожидали… ожидали Левицкая и старики. Они общались долгие часы, обсуждая и само событие, и, надо полагать, оптимальные варианты поведения во время расследования. И лишь в три часа дня (через двадцать часов после выстрелов) Автоносов был задержан.

Через несколько часов после того, как задержали Автоносова, умер в больнице Юра.

На одном из первых допросов Автоносов показал: «Я имею охотничье двуствольное ружье Тульского завода, разрешение на него не оформил, у меня есть от первого брака двое детей, сын Юрий, родившийся в декабре 1960 года, числа не помню, и дочь Валентина, лет десяти, но числа, месяца и года рождения не помню…»

Мать Юрия и Вали, первая (а юридически и последняя) жена Автоносова, ушла из жизни при обстоятельствах не совсем обычных, а по мнению некоторых касимовцев, даже необъяснимых, наводящих на страшные мысли. Конечно, при большом желании и скрупулезном исследовании можно было необъяснимое объяснить. Но не исследовали и не объяснили.

Валентина Ивановна Автоносова работала кондуктором автобуса, ей надо было в четыре часа уходить на работу. А в два часа ночи она, по рассказу Автоносова, выкупалась в горячей ванне, вышла, упала ему на руки и умерла. Родственники Валентины, вызванные в три ночи, увидели, что лицо ее и шея покрыты багровыми синяками и ссадинами, которых накануне не было. Автоносов объяснил, что перед тем, как, выйдя, упасть ему на руки, жена, теряя сознание, в самой ванной обо что-то ударялась…

Касимовский судмедэксперт Савин дал наутро (тоже воскресенье было!) заключение, что Валентина умерла от острой сердечно-сосудистой недостаточности. Родственники Валентины потребовали повторной экспертизы. Судмедэксперт, уже областной, из Рязани, Орехов, подтвердил: острая сердечно-сосудистая недостаточность на фоне гипертонической болезни. Синяки и ссадины, по утверждению обоих экспертов, к исходу отношения не имеют.

Но весь город, маленький Касимов, видел эти ссадины и синяки, когда хоронили Валентину. Я их тоже видел на фотографии Валентины, лежащей в гробу. Конечно же это лицо, кажущееся жестоко избитым, отпечаталось в сознании, памяти людей (девятилетнего Юры тоже) и по эмоциональному воздействию было несопоставимо с сухими формулировками судебно-медицинских исследований.

После похорон Валентины ее родственники (ох уж эти родственники!) не успокоились и начали писать в касимовские местные организации, в Рязань и Москву с ходатайством о новом расследовании обстоятельств, кажущихся необъяснимыми, и новой экспертизе силами лучших медиков.