Святые грехи

Бедра у него были длинные и узкие. Почувствовав скользящий по ним ее язык, он весь изогнулся, словно лук. Ее пальцы продолжали гладить его грудь. Она почувствовала, как задрожало его сильное тело. Потом на место пальцев пришли губы, и Тэсс глубоко вздохнула. О кошмарах она и вовсе забыла.

К нему прикасались и другие женщины. Их было слишком много, но ни одной из них не удавалось так возбудить его. Теперь он часами готов был лежать, впитывая каждое, даже мимолетное, ощущение. Ему хотелось, чтобы она дрожала и покрывалась испариной, как он.

Он сел и крепко сжал ее руки. Довольно долго они смотрели друг на друга, освещенные лишь узкой полоской света. Дыхание Бена становилось все тяжелее и прерывистее. Глаза потемнели и наполнились страстью. В комнате повис терпкий запах желания.

Бен начал медленно укладывать ее, пока спина Тэсс наконец не коснулась постели. Не выпуская рук, он начал ласкать ее губами и языком, стараясь довести до экстаза. Мягко, даже немного застенчиво, она ответила на его ласки. Тело ее задрожало и изогнулось, но не от желания освободиться, а от невыразимого наслаждения.

Его язык скользнул по ее телу, проник внутрь, и ей почудилось, что легкие у нее вот-вот разорвутся. Бен почувствовал ее напряжение и услышал стон — наступил момент высшего восторга. Запах сделался еще резче. Когда он вошел в нее, она обмякла, будто была без костей. • — Я хочу видеть тебя.

Изо всех сил он обхватил ее и, хотя тело его было напряжено, начал двигаться медленно, удивительно медленно. Она застонала и открыла глаза, чувствуя вновь поднявшееся в ней желание. Она попыталась было произнести его имя, но губы ее не слушались, а руки вцепились в смятые простыни.

Бен зарылся лицом в ее волосы, затем расслабленно откинулся на спину.

Глава 14

— Спасибо, что нашли время встретиться, монсеньор, — проговорила Тэсс, усаживаясь напротив Логана. Должно быть, ее пациенты при первом свидании с ней чувствуют себя так же, как в данный момент она, сидя перед священником.

— Всегда рад вас видеть. — Он непринужденно устроился за своим письменным столом. Твидовый пиджак висел на спинке стула, рукава рубашки были закатаны, обнажая крепкие бицепсы, покрытые короткими полуседыми волосами. Не в первый раз Тэсс подумала, что ему сподручнее было бы находиться на теннисном корте или на поле для регби, чем читать проповеди с амвона и вдыхать запах ладана. — Чаю?

— Нет, спасибо, монсеньор, ничего не надо.

— Поскольку мы коллеги, отчего бы вам не называть меня Тимом?

— Да, так будет проще. — Тэсс улыбнулась и заставила себя расслабиться. — Позвонила я вам сегодня случайно, но…

— Когда одному священнику плохо, он обращается к другому. Когда проблемы у ученого… — Логан не договорил, а Тэсс почувствовала, что прилагаемые ею усилия способствуют спаду напряжения.

— Вот именно. — Пальцы, нервно сжимавшие сумочку, разжались. — Полагаю, ваше замечание говорит о том, что к вам обращаются и те и другие.

— Это также означает, что, когда мне самому приходится туго, у меня есть возможность выбирать… Тут есть свои «про» и «контра», но вряд ли вы пришли ко мне обсуждать тяжбу Фрейда с Иисусом Христом. Что же привело вас ко мне?

— Да многое. У меня нет ощущения, что я нашла ключ к сознанию… ну, того человека, которого ищет полиция.

— А вы считаете, что должны были найти?

— Если принять во внимание, как глубоко я увязла в этом деле, можно было ожидать большего. — Она махнула рукой, продемонстрировав этим жестом неуверенность и даже какую-то безысходность. — Я разговаривала с ним трижды. И мне не по себе оттого, что из-за страха, а возможно, и эгоизма я никак не могу задеть в нем нужную струну.

— А вы знаете, где эти струны?

— Искать их — моя профессия.

— Тэсс, нам обоим известно, что шизоидное со стояние — это хаос и дороги, ведущие к главному, могут здесь постоянно меняться. Даже если подвергнуть его интенсивной терапии, притом в идеальных условиях и в течение многих лет, понадобятся годы для поиска правильного ответа.

— О, это мне известно. С логической, медицинской, точки зрения, известно.

— Да, эмоционально — дело другое.

Эмоционально. Она ежедневно имеет дело с человеческими эмоциями. Но, как выяснилось, открывать свою душу другому — куда труднее.

— Я знаю, что профессионально это неправильно, и это тревожит меня, боюсь, что не смогу быть объективной. Монсеньор Логан, Тим, на месте женщины, которую убили, должна была быть я. Я видела ее в том переулке и не могу забыть.

Глаза у Логана были добрые, но сострадания в его взгляде Тэсс не увидела.

— Вини себя — не вини, свершившегося уже не исправишь.

— Это мне тоже понятно. — Тэсс встала и подошла к окну. Внизу группа студентов пересекала газон, торопясь к началу очередного занятия. — Можно задать вам вопрос?

— Разумеется. Отвечать на вопросы — моя профессия.

— Вас не смущает, что этот человек был священником, а возможно, и сейчас им остается?

— То есть вы хотите сказать, смущает ли лично меня, потому что я священник? — Логан в раздумье откинулся на спинку стула, сложив на груди руки. В молодости ему приходилось боксировать, в том числе и за пределами ринга, и костяшки пальцев стали у него грубыми и бесформенными. — Да, должен признаться, отчасти это меня задевает. Разумеется, если разыскиваемый человек — священник, а не программист, например, дело приобретает особый драматизм. Но ведь священники — не святые, а такие же земные люди, как, условно говоря, монтеры, сельскохозяйственные рабочие или психиатры.

— Когда его поймают, вы возьметесь его лечить?

— Если попросят, — после паузы ответил Логан, — и если я сочту, что смогу помочь ему. Но обязанным я себя не считал бы и ответственности не чувствовал в отличие от вас.

— Чем страшнее становится, тем больше я начинаю думать о том, что ему помощь просто необходима. — Тэсс опять повернулась к окну. — Вчера мне приснился сон, страшный сон. Я плутала по каким-то коридорам, которые затем превратились в лабиринт, продолжала бежать, хотя знала, что это всего лишь сон. Мне было жутко. Потом стены превратились в зеркала, и я стала наталкиваться на собственное отражение. — Тэсс машинально прижала руку к оконному стеклу, словно это было зеркало из ее сна. — У меня был портфель, но он был таким тяжелым, что мне пришлось тащить его двумя руками. Остановившись перед одним из зеркал, я увидела вдруг не свое отражение, а Анны Ризонер. Потом оно исчезло так же внезапно, как и появилось, а я побежала дальше. Впереди показалась дверь, я ринулась к ней, но, когда добралась до нее, она оказалась запертой. Я металась в поисках ключа, как сумасшедшая, но нигде не могла его найти… Тут дверь открылась… Как только я подумала, что спасена, передо мной появился мужчина в рясе и епитрахили.

Тэсс повернулась к Логану, но не смогла заставить себя сесть.

— Конечно, я могла бы представить развернутый и детальный анализ этого сна. Боязнь выпустить ситуацию из-под контроля, усталость, отказ отойти от этого дела, чувство вины перед Анной Ризонер, отчаяние от того, что не могу найти ключ к сознанию этого человека, — словом, провал, полнейший провал.

О страхе за свою жизнь она не сказала ни слова. Логану это показалось весьма любопытным и красноречивым. Либо она еще не осознала опасности, либо как-то связывает ее со страхом поражения.

— Так вы уверены, что у вас ничего не получится?

— Да, и меня это страшно угнетает, — призналась она, сопровождая свой ответ самоуничижительной улыбкой. Тэсс погладила мягкую обложку старинной Библии; орнамент на ней оказался глубоким. — Наверное, во мне говорит оскорбленная профессиональная гордость.

— Гордость гордости рознь. Вы дали полиции все, что может дать профессиональный психиатр, Тэсс. Вам нечего стыдиться.

— Раньше у меня никогда не было такого чувства, честное слово. Во всяком случае, себя я не стыдилась. Я хорошо училась, заботливо ухаживала за дедом, пока врачебная практика не стала у меня отнимать почти все время. Что до мужчин, то после одной истории, случившейся еще в колледже, я всегда старалась быть независимой. И все было нормально, пока… словом, до самого последнего времени.