Святые грехи

— Из-за этого последнего дела пресса вцепилась в нас, как клещ. — Капитан Харрис ударил кулаком по столу, на котором лежала газета. — Ладно, дай только выяснить, кто проболтался газетчикам насчет священника…

Оборвав фразу на полуслове, капитан попытался взять себя в руки. Он редко терял над собой контроль. «Ведь ты полицейский, — убеждал он себя, — первоклассный полицейский, хоть и сидишь в этой дыре. А хорошие полицейские не выходят из себя».

Давая себе время остыть, он медленно сложил газету и посмотрел на подчиненных, находившихся здесь же в комнате. Отличные парни. Других он не потерпел бы.

Бен Пэрис присел на край стола, вертя в руках пресс-папье. Работают они вместе давно. Харрис знал особенность Бена: когда тот думает, руки должны быть чем-то заняты. Молод, подумал о нем Харрис, но служит уже десять лет. Надежный полицейский, хотя и не всегда соблюдает формальности. Две благодарности заработал честно. Харрис удивлялся, насколько Бен был похож на типичного голливудского полицейского в штатском — с широкими скулами, крепко сбитый, смуглый и жилистый. Волосы у него густые и слишком длинные, чтобы следить за ними, но Бен стригся в одной из небольших модных парикмахерских, каких немало разбросано по Джорджтауну. Глаза у него светло-зеленые, ничего важного не упустят.

Далеко вперед вытянув ноги, на стуле развалился напарник Бена Эд Джексон. Ростом в шесть футов пять дюймов и весом в двести пятьдесят фунтов. Обычно одним своим видом он уже устрашал подозреваемого. То ли ленился, то ли сознательно не брил густую бороду, такую же огненно-рыжую, как и его вьющаяся шевелюра. Глаза голубые и приветливые. Из табельного оружия с пятидесяти ярдов проделывал дырку в середине четвертака. Харрис отложил газету, но за стол так и не сел.

— Ну, что вы там накопали?

Бен перебросил пресс-папье из руки в руку и поставил его на место.

— Жертвы похожи друг на друга только внешне: телосложением и цветом волос. Ни общих знакомых, ни общих компаний! Досье на Карду Джонсон уже у вас. Барбара Клейтон работала в швейной мастерской, разведена, детей нет. Семья живет в Мэриленде, отец — рабочий. Был у нее постоянный поклонник, но месяца три назад они расстались. Что-то у него здесь не сложилось, и он уехал в Лос-Анджелес. Мы его проверяли, но, похоже, он чист.

Бен потянулся в карман за сигаретой и перехватил взгляд напарника.

— Шестая, — заметил Эд. — Бен старается ограничиваться пачкой в день, — пояснил он, пролистывая отчет.

— Клейтон провела вечер в баре на Висконсин-авеню с подружкой из той же мастерской. Ничего особенного, просто решили посидеть. Ушла около часа. Ее машину нашли в двух кварталах от бара — похоже, забарахлила трансмиссия. Судя по всему, она решила добираться пешком, благо дом неподалеку, всего в полумиле.

— Оба жертвы — женского пола, обе белые и обе — блондинки, — Бен глубоко затянулся, набрал в легкие побольше дыма, затем выдохнул. — Ну а теперь они обе мертвы.

«Убиты на моем участке», — подумал Харрис. Он воспринимал это как личный вызов.

— Орудие убийства — пояс священника.

— Епитрахиль — поправил Бен. — Сначала казалось, что найти убийцу будет нетрудно. Наш «приятель» пользуется самой лучшей, шелковой.

— И купил он ее не здесь, — продолжил Эд, — по крайней мере не в этом году. Мы проверили все магазины, торгующие церковными принадлежностями, все церкви. Проверили все три канала, по которым такие вещи поставляются в Новую Англию.

— Записки написаны на бумаге, которую можно купить в любой лавке, — добавил Бен, — так что здесь глухо.

— Иными словами, у вас ничего нет.

— Да, какими словами ни говори; — Бен снова затянулся, — действительно у нас ничего нет.

Харрис молча перевел взгляд с одного на другого. «Неплохо, если бы Бен носил галстук, а Эд стриг бороду, но это их личное дело. Они — его лучшие люди. Пэрис с его непринужденностью, обаянием и показной беззаботностью наделен нюхом лисицы и острым, словно стилет, умом. Джексон основателен и энергичен, как старая дева. Сложное дело для него — головоломка, и ему никогда не лень складывать и раскладывать содержащие ее детали, пока все не сойдется.

Харрис принюхался к дыму сигареты Бена, однако тут же напомнил себе, что, заботясь о здоровье, бросил курить.

— Возвращайтесь, повторно поговорите со всеми. Мне нужны сведения о бывшем приятеле Клейтон и списки покупателей церковных принадлежностей. — Он вновь бросил взгляд на газету. — Этот тип не должен от меня уйти.

— «Святой отец», — прочитал Бен, пробегая глазами заголовки. — Любят журналисты давать психам звучные клички.

— И массу информации читателям, — добавил Харрис. — Нужно постараться, чтобы с первых полос газет он перекочевал за решетку.

Долгие ночные часы бумажной работы утомили доктора Терезу Курт; сейчас она потягивала кофе и лениво листала «Пост». Со времени второго убийства прошла целая неделя, а «святой отец», как обозвали его газетчики, еще на свободе. Чтение газеты — не лучший вариант начинать день, но с профессиональной точки зрения это было интересно. Она не была равнодушной к гибели двух женщин, однако привыкла смотреть фактам в глаза и ставить диагноз. В этом был смысл ее жизни.

В профессиональном отношении жизнь ее состояла из проблем, болей и крушений. Для компенсации свой личный мир она организовала четко и просто. Выросшая в богатой и культурной семье, она считала естественным украшать стены дома репродукциями Матисса и пользоваться хрусталем. Она предпочитала четкие линии и пастельные тона, однако временами ее тянуло к диссонансам вроде абстрактной живописи маслом с ее резкими мазками и вызывающими цветами — нечто подобное висело у нее над столом. Она нуждалась и в чем-то жестком, и в чем-то мягком, и была довольна, а довольство считала едва ли не главным в жизни.

Тереза отодвинула чашку с остывшим кофе, затем отложила газету. «Неплохо было бы побольше знать об убийце и жертвах, все, до мелочей», — подумала она. Но тут же вспомнила старую пословицу: не желай слишком многого, а то получишь желаемое. Машинально взглянув на часы, она поднялась из-за стола. Раздумывать над газетными материалами не было времени, ее ждали пациенты.

Осенью города восточной Америки, как правило, прекрасны. Лето их иссушает, зима лишает индивидуальности и обесцвечивает, но осень заливает морем красок и придает им необычайный колорит.

Была прохладная октябрьская ночь. Бен Пэрис проснулся внезапно в два часа. Гадать не приходилось, что нарушило его сладкий сон, если в нем участвовали две блондинки. Он встал и нагишом пошел к туалетному столику за сигаретой. «Двадцать вторая», — сосчитал он про себя.

Чиркнул спичкой, подождал, пока небо не ощутит привычный вкус горечи, затем пошел на кухню заварить кофе. Включив одну из матовых ламп над плитой, он огляделся вокруг, не бегают ли тараканы. Нет, не видно. «Похоже, действие последней дезинфекции еще не закончилось», — подумал он, ставя кофейник на огонь. Потянувшись за чашкой, он оттолкнул двухдневную почту, которую до сих пор не разобрал.

В приглушенном кухонном свете лицо его казалось угрюмым, даже грозным. Ничего удивительного, он думает только об убийствах. Без одежды он казался еще стройнее и выше, чем на самом деле, и если бы не бугорки мускулов, мог сойти за костлявого.

Кофе взбодрит его, голова начнет работать, тело подчинится ей — этот опыт приобретен в результате бесчисленных полицейских дежурств.

Тощая, пепельного цвета кошка прыгнула на стол и принялась наблюдать за хозяином, пьющим кофе и курящим сигарету. Заметив его рассеянность, она выпила ночное блюдечко молока и принялась умываться.

Со времени обнаружения первого трупа они нисколько не продвинулись к задержанию убийцы. Стоило прикоснуться к тому, что могло стать хотя бы тоненькой ниточкой к раскрытию преступления, как она тут же обрывалась. «Тупик», — подумал Бен. Ноль. Зеро.

Да, в течение месяца они получили пять признаний, но все — от придурков, жаждущих привлечь к себе внимание. После второго убийства прошло двадцать шесть дней, а они по-прежнему топчутся на месте. С каждым днем следы все сильнее остывают. Поскольку интерес прессы иссяк, публика начала успокаиваться. Такая ситуация ему не нравилась. «Затишье перед бурей», — подумал Бен, прикуривая новую сигарету. Он выглянул в окно: прохладная ночь залита светом полумесяца.