Страница 5 из 16
Рост культуры состоит, как мы знаем, в прогрессирующем обуздании животного начала в человеке. Это процесс одомашнивания, который не может осуществляться без протеста со стороны животной природы, жаждущей свободы. Время от времени втягивающиеся во власть культуры шеренги человечества охватывают волны безумства и неистовства. Античность пережила это в дионисийских оргиях, докатившихся с Востока, которые стали существенной и характерной составной частью классической культуры. Дух этих оргий немало способствовал тому, что в многочисленных сектах и философских школах последнего дохристианского столетия стоический идеал развился в аскетизм и из политеистического хаоса того времени вышли аскетические религии Митры и Христа. Вторая волна дионисийской распущенности и беспутства прошла через западное человечество в эпоху Ренессанса. Трудно оценивать дух своего времени, но в последовательности революционных вопросов, возникших в последние полвека, был и «сексуальный вопрос», породивший новые виды литературы. В этом «движении» коренились и начала психоанализа, на теории которого это движение оказало весьма одностороннее влияние. В конце концов, никто не может быть полностью независим от течений своего времени. Так и «сексуальный вопрос» был по большей части оттеснен далеко на задний план политическими и мировоззренческими проблемами. Это, однако, ничего не меняет относительно того основополагающего факта, что инстинктивная природа человека снова и снова приходит в столкновение с ограничениями, возводимыми цивилизацией. Названия меняются, а суть дела остается той же самой. Кроме того, сегодня нам известно, что отнюдь не всегда только животная инстинктивная природа находится в разладе с культурным принуждением, но часто именно новые идеи, стремясь выйти из бессознательного на дневной свет, оказываются так же, как и инстинкты, в разладе с господствующей культурой. Например, сейчас нетрудно выдвинуть политическую теорию невроза, поскольку современный человек снедаем главным образом политическими страстями, – теорию, в отношении к которой «сексуальный вопрос» выглядит лишь незначительным прологом. Может получиться так, что политика окажется не более чем предвестником некоторого еще более глубокого религиозного потрясения. Не осознавая этого, невротик участвует в господствующих течениях своей эпохи и отображает их в своем собственном конфликте.
Невроз теснейшим образом связан с проблемой нашего времени и в действительности представляет безуспешную попытку со стороны индивида разрешить всеобщую проблему в своей собственной личности. Невроз есть разлад с самим собой. У большинства людей причиной этого разлада становится то, что сознательный разум хотел бы придерживаться своего морального идеала, в то время как бессознательное стремится к своему в современном смысле безнравственному, аморальному идеалу, который сознательный разум пытается отвергнуть. Люди подобного типа желали бы быть более респектабельными, чем они в действительности являются. Но и сам конфликт легко может стать обратным: есть люди, которые по всем признакам весьма непорядочны, и это их вполне устраивает, они палец о палец не ударят, чтобы в чем-то себя ограничить. Но, по сути, это лишь наигранная поза грешника, так как на заднем плане у них моральная сторона, оттесненная в бессознательное, точно так же, как у нравственного человека оттесненной оказывется его безнравственная природа. (Крайностей поэтому по возможности следует избегать, ибо они всегда возбуждают подозрение в противоположном.)
Общее рассуждение было необходимо для того, чтобы прояснить идею «эротического конфликта». И теперь можно рассмотреть, с одной стороны, психоаналитическую технику, а с другой – проблему психотерапии.
Очевидно, что самый главный вопрос, касающийся этой техники, звучит так: как мне кратчайшим и вместе с тем наиболее эффективным путем прийти к знанию о том, что происходит в бессознательном пациента? Первоначальный метод был гипнотическим: либо опрос в состоянии гипнотической концентрации, либо спонтанное продуцирование фантазий пациентом, находящимся в этом состоянии. Этот метод иногда еще применяется, однако по сравнению с современной техникой он примитивен и часто неудовлетворителен. Второй метод был разработан в психиатрической клинике в Цюрихе – так называемый метод ассоциаций[18]. Он очень точно демонстрирует присутствие конфликтов в форме «комплексов» чувственно-окрашенных идей, которые обнаруживают себя в характерных нарушениях в процессе эксперимента[19]. Но самый важный метод, позволяющий добиться знания о патогенных конфликтах, это, как показал Фрейд, анализ сновидений.
Что касается сновидения, то тут подтверждается поговорка «Тот камень, который строители отбросили, стал краеугольным». Лишь в современную эпоху сновидение, этот мимолетный и неясный продукт психического, стало объектом столь основательного пренебрежения. Прежде его ценили, видя в нем предсказателя судьбы, посланца богов, предостерегающего и утешающего. Теперь же мы рассматриваем его как провозвестника бессознательного; оно должно поведать нам тайны, скрытые от сознательного разума, и делает это с удивительной полнотой. «Манифестное сновидение», т. е. сновидение в том виде, в каком мы его запоминаем, есть, согласно концепции Фрейда, лишь фасад, который не позволяет нам получить представление о внутреннем содержании дома, но, напротив, тщательно скрывает его с помощью «цензора сновидения». Если же мы, однако, соблюдая определенные технические правила, побуждаем сновидца говорить о деталях своего сновидения, то вскоре оказывается, что его фантазии обладают определенной направленностью и концентрируются на определенном тематическом содержании, имеющем личностное значение и высказывающем смысл, который мы вначале не предполагали обнаружить, но который, как можно показать с помощью тщательного сравнительного анализа, находится в очень тонкой и охватывающей мельчайшие детали связи с фасадом сновидения. Этот особый комплекс идей, в котором соединяются все нити сновидения, есть искомый конфликт, представленный в определенной, обусловленной обстоятельствами версии. Согласно Фрейду, мучительные и непримиримые противоречия конфликта при этом настолько скрываются или же разрешаются, что можно говорить о своего рода «осуществлении желаний». Однако лишь в редких случаях это осуществление явных желаний, как, например, в снах, вызванных телесными возбуждениями, в случае ощущаемого во сне чувства голода, когда желание насытиться удовлетворяется во сне роскошной трапезой. Как и настойчивая мысль о том, что нужно вставать, конфликтующая с желанием продолжать спать, ведет к сновидческой идее о том, что ты уже встал, и т. д. Однако далеко не все сновидения имеют столь простую природу. По мнению Фрейда, существуют бессознательные желания, природа которых несовместима с представлениями бодрствующего сознания, тягостные желания, которые человек предпочитает не допускать к себе, и именно такие желания Фрейд рассматривает в качестве подлинных архитекторов сновидения. Например, дочь нежно любит свою мать; но во сне ее мать, к величайшему горю, появляется умершей. Фрейд считает, что у дочери наличествует неосознанное, в высшей степени болезненное желание, чтобы ее мать как можно скорее исчезла из этого мира, поскольку она тайно оказывает ей сопротивление. Даже самая безупречная дочь не застрахована от подобных настроений, которые она, пожалуй, стала бы отрицать самым отчаянным образом, если бы ее захотели на этом поймать. Манифестное сновидение по всем признакам не содержит в себе следов осуществления желаний, а, напротив, скорее опасение и озабоченность, т. е. как раз то, что противоположно предполагаемому бессознательному побуждению. Но мы хорошо знаем, что преувеличенная тревога очень часто и по праву вызывает подозрение в противоположном. (Критически настроенный читатель вправе задать вопрос: в каких случаях представленное в сновидении опасение является преувеличенным?) Таких сновидений, где по видимости нет и следа осуществления желаний, – бесчисленное множество. Обрабатываемый в сновидении конфликт не осознается, бессознательна и вытекающая из него попытка его разрешения. Сновидица в нашем случае фактически стремится избавиться от своей матери; выражаясь языком бессознательного, она хочет, чтобы мать умерла. Но сновидица, однако, не обязательно одержима подобным стремлением, так как, строго говоря, не она сфабриковала сновидение, а бессознательное. Бессознательное несет в себе эту тенденцию, неожиданную с точки зрения сновидицы, – избавиться от матери. Именно тот факт, что это ей снится, доказывает, что она не думает об этом сознательно. Она вообще не понимает, почему нужно избавляться от матери. Мы знаем теперь, что определенный слой бессознательного содержит в себе все то, что утрачено из реминисценций памяти, включая и все те инфантильные инстинктивные побуждения, которые не могут найти реализации во взрослой жизни. Можно сказать, что многое проистекающее из бессознательного носит инфантильный характер, как, например, данное желание, которое выглядит очень просто: «Это правда, папа, если мама умрет, то ты женишься на мне?» Это инфантильное выражение желания представляет собой замену сегодняшнего желания сновидицы выйти замуж – желания, которое по причинам, подлежащим в данном случае выяснению, для нее мучительно. Мысль о браке или, скорее, серьезность соответствующего намерения, как говорят, «вытеснена в бессознательное» и с необходимостью должна получить там инфантильное выражение, ибо материал, находящийся в распоряжении бессознательного, состоит главным образом из инфантильных реминисценций.
18
Jung С.G. Diagnostische Assoziationssfudie». 1906 und 1910. 2 Bd. Ges. Werte. Bd.
19
Jung С. G. Allgemeines zur Komplextheorie // Über psychische Energetik und das Wesen der Träume, 1948. Ges. Werke, Bd. 8. Рус. пер. – Юнг К Г. Общий обзор теории комплексов // Юнг К. Г. Синхронистичность. К., 1998.