Колодец Единорога

Он не знал, сколько минуло времени. Но вот в храмах и на улицах зазвонили колокола, и кто-то подошел к нему со словами:

— Сегодня твоя свадьба, государь. Пора наряжаться!

Ему помогли подняться и под руки проводили по ступенькам на улицу, и люди обнажали перед ним головы, бормоча что-то сочувственное. Никто больше не требовал вздернуть предателей: горожане искренне соболезновали его горю. Но за пределами квартала ювелиров, там, куда не дошли скорбные вести, шапки летели в небо, а со всех сторон слышалось:

— Да здравствует Хозяин Дейларны!

— Счастливой свадьбы тебе, государь!

Его уже поджидал господин Ладомир, а с ним Рогей и Микалегон — два шафера.

— Мой отец умер, — простонал Эйрар, и тут горе и слабость, причиненная страшным заклятием, совсем скосили его, он подломился в коленях и упал на застланную коврами скамью. Рыдания душили его. Старый рыцарь коснулся его плеча, произнося добрые и достойные слова утешения. Но они не облегчили душу, как не облегчила ее и совсем уже дикая мысль, что по-настоящему сейчас мог бы помочь лишь один человек — Мелибоэ-чернокнижник, Мелибоэ-философ — Мелибоэ, который и послужил причиной всему. Эйрару показалось, что измученный мозг стянуло узлами… и, как ни странно, именно это ощущение все-таки придало ему сил и помогло справиться со слезами.

— Я должен идти, — сказал рыцарь, обрадованный тем, сколь действенны оказались его увещевания. — Мне следует побеседовать с невестой, ибо я, как опекун, замещаю ее отца.

И он удалился.

— Ну так что, парень? — спросил герцог Микалегон. — Собираешься пережить своих предков — или как?

И протянул Эйрару кружку с глотком огненного вина.

Явился горбатый портной и принес одеяния. Явился священник и принялся наставлять Эйрара в предстоявшем обряде. А снаружи неслись радостные клики, писк скогалангских свистков мешался с торжественным звоном колоколов, город полнился ликованием, сладкое вино лилось в чаши, люди шутили и подзадоривали друг друга…

Аурарий считался престолонаследником, и его свадьба, конечно, должна была совершиться первой. Время тянулось. Эйрар никак не мог взять в толк, о чем это говорил ему священник, и в добрых глазах святого отца росло недоумение: юноша вновь и вновь забывал, как следовало отвечать на вопросы.

И вот наконец, сияя и пританцовывая, по ступеням взбежал мальчик-посыльный с новеньким значком Кошки, вышитым на рукаве, и радостно объявил:

— Все готово! Пожалуйте, государь!

К тому времени Эйрар успел прийти в себя настолько, чтобы спросить:

— Где Мелибоэ?..

Ему ответили, что нынче с самого утра колдуна никто не видал, а вообще-то он безвылазно сидел в своем курятнике с тех самых пор, как ему доставили отысканные в городе философические инструменты.

Трубы пели на улицах. Эйрару все еще казалось, что кожа лица натянута, точно на барабане, и тем не менее, все вместе — музыка, взгляды, необычность происходившего — словно бы сговорилось встряхнуть его, вдохнуть силы. Микалегон подсадил его в свадебный экипаж, хлопнув по плечу со словами:

— Держись, парень! Вспомни Медвежий фиорд — я-то тогда уже понял, ты не из той породы, чтобы сдаваться!

В соборе не оказалось епископа, обряд совершал простой священник — духовный владыка Наароса был валькингом, и его отпустили с Богом по его просьбе. Преклоняя колени подле Аргиры, Эйрар покосился на нее и понял: она знает, что у него случилась беда. Как бы то ни было, он ухитрился запутаться лишь в одном ответе — насчет того, что он, дескать, берет эту женщину в жены безо всякого приданого, кроме крови короля Аргименеса в ее жилах — да и то, вопрос не входил в обычную службу и был задан лишь ради имперской наследницы.

Под звуки флейт и звон струн, под крики скачущих свадебных танцоров их повели прочь от алтаря, через боковой неф к двери наружу.

— Я скорблю вместе с тобой, — шепнула она, и ему подумалось: «Первые слова, произнесенные моей женой!»

Поскольку титул принца был выше, его свадебный пир происходил в ратуше, а для свадьбы Эйрара отвели зал гильдии кожевников. Зал был убран со всей подобающей роскошью, но неистребимый запах кож витал в воздухе, вливаясь сквозь высокие окна. Люди, кому надо было поздороваться или попрощаться, переходили с пира на пир. Герцог Микалегон пил больше всех и без конца сыпал шутками, далеко не всегда пристойными. Уже горели факелы, когда Аргиру и Эйрара подняли с мест под звуки свадебной песни:

— «И наедине оставляем…» — последние слова еще звучали за дверью на лестнице, когда герцог Эйрар обнял и прижал к сердцу ту, что некогда клялся завоевать… Но его страстное объятие осталось почти безответным, а потом ее руки безвольно повисли вдоль тела, и его ищущие губы натолкнулись на холодную щеку… холодную, как щека Гитоны тогда… как ледники неведомых северных гор…

Он выпустил ее и отшатнулся, шепча едва слышно:

— Ты… не любишь… ты не желаешь меня? Аргира, единственная моя!..

На улице фальшиво протрубил рог, кто-то — судя по голосам, вольные рыбаки — лупил в сковородки, выкрикивая бесстыжие свадебные напутствия своей родины. Принцесса Аргира взглянула ему прямо в глаза:

— Государь Эйрар, я твоя жена и принадлежу тебе по праву. Ты волен развязать мой девичий пояс и поступить со мной, как тебе вздумается. Но любить… Я уже говорила тебе когда-то: Семь Сил стоят между нами. Я — дочь Колодца… а ты в эту ночь, для любой женщины самую драгоценную, приходишь ко мне, осквернив себя магией — магией нечистой и смертоносной! Что же я могу тебе подарить?..

На миг его объяло желание стиснуть ее в объятиях, стиснуть грубо и властно. Он даже оглянулся на приготовленную постель… Но только на миг.

С улицы вновь донеслись веселые непристойности, но Эйрар ответил на них криком, полным ярости и отчаяния:

— Я покончу с ним!.. Покончу!..

Схватил меч и как безумный ринулся в двери, а потом — по лестнице вниз.

38. Белоречье. Брачная ночь

— Ах, юноша… — сказал Мелибоэ. — А ведь другой на твоем месте еще и благодарил бы меня за то, что я избавил мир от худшего твоего врага. Ума не приложу — и с какой это стати случайные обстоятельства рождения налагают на людей столь крепкие узы, что они уже и не вольны выбирать друзей, которых следует держаться?.. Пойми, юноша, от этого зависело твое будущее, и не только твое — многих и многих. Старика невозможно было обратить в нашу веру. Тут мы сошлись, я и твой рыцарь-советник, большой, между прочим, негодяй в некоторых отношениях…

Сбитый с толку, Эйрар только и нашелся сказать:

— Негодяй? Рыцарь Ладомир?..

— Он самый — господин Ладомир Ладомирсон. Ну да, он доверху полон красноречия и высоких стремлений, с этим я соглашусь. Мне приходилось видеть подобных ему: Валька Неразумного, например. Цель Валька — соединить два народа — столь высока, что средства становятся безразличны. Вроде того, как если бы он учил своих детей плавать и не слишком печалился, начни они при этом тонуть…

Эйрар не стал спорить с ним. Он сказал:

— Насчет Валька не знаю, а вот тебя нынче точно интересовала цель, но никак уж не средства. Кроме того, ты пытаешься направлять судьбы других людей — а ведь ты, помнится, сам говорил мне когда-то, что никому из смертных не стоит этого делать. И еще я знаю: ты одним ударом убил моего отца и мою любовь. Ты не имеешь права жить в свободной Дейларне. И ты не будешь в ней жить.

Мелибоэ пожал плечами:

— Нынче ты не потерял ничего такого, чего тебе не случалось бы уже утрачивать в прошлом… так что с философской точки зрения ты, конечно, неправ. А высоких целей у меня нет вовсе, кроме одной — наблюдать за судьбами мира. И мне вовсе нет нужды подавать кому-то советы… Поступай, словом, как знаешь… а мне не привыкать к доле изгнанника. Я слышал, Дзик — красивая страна, да и народ там не столь щепетилен… Не даст ли ваша светлость мне корабля, чтобы я мог уехать?