Ось

— Там было еще хуже, — сказала китаянка.

— В каком смысле хуже?

— Во всех. И землетрясения.

— Землетрясения?

— Толчки. Много повреждено. Все это придется чинить, когда можно будет обратно. Если можно будет обратно.

Двали нахмурился.

— Нам надо бы попасть на западное побережье, — сказал Турк. — Короче говоря, на тот край пустыни.

— Глупее способа добраться туда не придумаешь.

Турк пожал плечами, но возразить ему было нечего.

Под выгоревшей на солнце стеной заправки скопился изрядный вал инородной пыли, перемешанной с песком. С юга дул сухой и жаркий ветер. Лизе подумалось, что весь этот мир словно посыпан тальком. Она размышляла над словами Турка: западное побережье, другой край пустыни. Ей представились волны, разбивающиеся о камни, редкие траулеры, стоящие на якоре в естественных бухтах, дождь, зелень, запах моря. Но видела она перед собой только безжалостный, опаленный солнцем горизонт.

«Глупее способа добраться туда не придумаешь». Да уж — что правда, то правда.

Весь долгий путь Сьюлин Муа внимательно наблюдала за тем, как ведут себя с мальчиком Аврам Двали и Анна Рэбка.

Заботилась о нем в основном миссис Рэбка. Мать, хоть и ставшая матерью почти вопреки собственной воле. Двали держался более отчужденно — с некоторых пор Айзек и сам избегал его, — и все же его взгляд опять и опять обращался на мальчика.

Двали — идолопоклонник, думала Сьюлин. Боготворящий чудовищное. Он верит, что у Айзека и вправду в руках ключи… к чему?.. К «контакту с гипотетиками»? Эта наивная и прямолинейная цель давно уже всерьез не обсуждалась. Решающий скачок познания. Интимная связь с безграничным могуществом, сотворившим мир горний и дольний. Двали хотел видеть в Айзеке если не бога, то избранника, — и ему хотелось коснуться хотя бы полы его одежды, чтобы и самому сделаться осиянным.

А она? Чего она хотела от Айзека?.. Кроме того, что когда-то хотела помешать его рождению. Это и было целью ее бегства из Марсианского посольства в Нью-Йорке: предотвратить на Земле такого рода трагедии. Она ушла в тень, будучи не всегда желанной гостьей в земных коммунах Четвертых, жившей за счет гостеприимства хозяев и при этом осуждающей их нравы. Не поклоняйтесь гипотетикам: они не боги! Не придумывайте никаких воображаемых мостов между ними и нами: этих мостов никогда не удастся навести. Мы уже пробовали. И в результате пришли к тому, что иначе как преступлением не назовешь. Мы принесли в жертву человеческую жизнь. И наши благие намерения привели только к страданиям и смерти.

Дважды в ее земных странствиях ей удалось предотвратить подобные проекты. Две радикальные коммуны Четвертых — одна в Вермонте, другая в датской деревне — были на пороге осуществления своих замыслов по созданию детей «двойной природы». В том и другом случае Сьюлин прибегла к помощи более консервативных общин и к собственному авторитету марсианской Четвертой, чтобы не дать этому свершиться. Но здесь она не сумела этого. Опоздала на целых двенадцать лет.

И все-таки она настояла на том, чтобы сопровождать ребенка в пути, который, без сомнения, окажется для него последним, — хотя могла бы направиться в любое другое место и заниматься тем же, чем прежде. Почему? Захотелось проверить себя, не поддастся ли она так же, как доктор Двали, обольстительному соблазну «контакта» — хотя и понимала всю его невозможность и абсурдность? Нет — скорее потому, что услышала от Айзека несколько слов на языке, которого тот никак не мог знать.

О чем ей и было сказано. Она действительно его боялась.

— Как вы считаете, — спросил Турк, — стоит принимать всерьез то, что эта женщина говорила о землетрясениях?

Он ехал вместе с Двали в головной машине. За рулем сидел Двали. Ветер продолжал разрисовывать дорогу змеистыми пыльными следами, но большую часть пепла уже унесло, или же он впитался в землю — как та хлопающая штука вошла в тело Айзека.

До границы владений нефтяных концессий оставалось ехать еще сутки. Место назначения, отмеченное на карте, находилось в паре сотен миль к западу.

— Не вижу причин ей не доверять, — сухо сказал Двали. — А в новостях что-нибудь было об этом?

Всю дорогу Турк непрестанно слушал радио, держа наушник в одном ухе.

— О землетрясениях — ничего. Кто их знает, может, еще будут. — В устах Турка это «может» означало примерно то же, что, может, там в пустыне есть и гномы, и динозавры. — А вот про пепел много говорят. Как, по вашему мнению, он может выпасть опять?

— Понятия не имею, — сказал доктор Двали. — Кто тут может что-то предугадать?

«Разве только Айзек», — подумал Турк.

Они остановились на ночь в заброшенном мотеле с автомагазином и заправкой, рассчитанном на дальнобойщиков и совершенно обезлюдевшем.

Почему — нетрудно было понять. Фантастические цветы свешивались гирляндами с крыши — ярко размалеванные, трубчатые, уже истлевшие. Поначалу они были не столь уж невесомы, судя по тому, что крыша просела в нескольких местах. И это было далеко не все. Сплетения синих побегов проникли в помещение ресторана и покрыли причудливой вязью толстых и тонких нитей все в радиусе нескольких ярдов от двери — пол, потолок, столы, стулья, тележку официанта. Они тоже пребывали на грани распада — стоило к ним прикоснуться, как они превращались в омерзительно пахнущий порошок.

Турк отыскал ключи от номеров и стал открывать их один за другим, пока не нашлось несколько комнат, пригодных для жилья, где все могли наконец рассредоточиться и отдохнуть. Турк и Лиза заняли одну комнату на двоих, Двали расположился в другой. Сьюлин Муа — в одном большом номере вместе с Дианой, миссис Рэбка и Айзеком.

Для Сьюлин такое расселение вполне отвечало ее желаниям. Она не могла находиться все время с мальчиком, как миссис Рэбка, но по крайней мере надеялась, что ей удастся хоть немного поговорить с ним наедине.

Случай представился в тот же вечер. Двали созвал всех на так называемое собрание общины. Айзек, разумеется, в нем не участвовал, и Сьюлин вызвалась посидеть с ним, отговорившись тем, что по существу дискуссии ей все равно сказать нечего.

Миссис Рэбка неохотно согласилась. Как только она вышла из комнаты, Сьюлин присела к мальчику на кровать.

Жар у него уже прошел. Временами он бывал в ясном сознании, мог садиться, ходить, есть. В пути он был блаженно тих, словно с тех пор, как та летающая штука уселась на него, его слегка отпустила устрашающая тяга к чему-то не вполне человеческому. Двали вспоминал о том случае с отвращением и не желал его обсуждать — произошедшее не укладывалось в его понимание, — а тем не менее это было первое настоящее и глубокое соприкосновение мальчика с той полужизнью, что являли собой творения гипотетиков, «На что это ощущение может быть похоже? — размышляла Сьюлин. — Неужели та штука остается в нем, или она распалась на молекулы, чтобы циркулировать в его кровеносной системе? И если это так, то что может означать? Имеет ли здесь место разумное поведение, или же это своего рода растительный тропизм, развившийся за бессчетные миллионы лет?».

Если б она могла расспросить об этом подробнее самого Айзека. Но времени хватало только на самые насущные вопросы.

Она заставила себя улыбнуться мальчику. Он тут же с готовностью улыбнулся ей в ответ. «А ведь я его друг, — подумала она. — Подружка с Марса».

— У меня был раньше друг, похожий на тебя. Очень давно.

— Я помню, — ответил Айзек.

У Сьюлин перехватило дыхание.

— Ты знаешь, о ком я говорю?

Айзек ответил одним словом:

— Эш.

— Ты знаешь про Эша?

Айзек с серьезным видом кивнул, отводя свои подернутые позолотой глаза.

— Что ты знаешь о нем?

Мальчик принялся рассказывать ей историю короткого детства Эша на станции Бар Ки. Сьюлин снова свело с ума, что он заговорил на марсианском диалекте — том самом, на котором когда-то они с Эшем говорили.