Страница 5 из 9
Джулия кивнула. Однако женский инстинкт бил тревогу.
– Разумеется, я это понимаю. Отлично понимаю, – торопливо ответила Джулия, пытаясь успокоить себя. Ее голос угас, когда она поняла, сколь нетактичные слова произнесла. Джулия заметила, как напряглось его лицо. Но он вел себя с поразительным спокойствием.
Уилл был красивым мужчиной. Сейчас на его лице из-за худобы обозначились скулы. У Уилла были темные волосы, поблекшие от плохого здоровья, однако их еще не тронула седина, высокие скулы, волевая челюсть, широкий лоб. Глаза Уилла гипнотизировали, они были полны жизни, излучали страсть, гнев на судьбу, приведшую его к подобному состоянию. Они цвета бренди или потемневшего янтаря?
Джулия чувствовала, что краснеет, когда Уилл, сощурившись, уставился на нее.
– Я не так выразилась. Я знаю, что мне ничто не грозит, потому что вы джентльмен.
Новое насилие Джулии не грозит, зато ей грозит десница закона. Впереди маячит виселица.
Она села прямо, вдохнула, чтобы успокоиться, и уставилась на его левое ухо. Какая симпатичная, безопасная часть мужской анатомии.
– Милорд, вы изумительно терпеливы со мной. Обычно я не столь… неумела.
– Мисс Прайор, вы вряд ли каждый день выбиваетесь из сил, приходите в отчаяние, испытываете страх, страдаете от эмоционального стресса после предательства тех, кто должен был защищать вас. Надеюсь, вы почувствуете себя лучше, после того как немного поедите.
Уилл протянул худую белую руку к звонку. Дверь почти тут же отворилась. Вошли два лакея. Перед ними поставили маленькие столики, заставленные едой подносы. Разлили вино, расправили салфетки, затем лакеи удалились столь же бесшумно, как и появились.
– Милорд, ваша прислуга хорошо знает свое дело.
Аромат куриного бульона едва не лишил ее чувств.
Пища богов. Джулия стала неторопливо зачерпывать ложкой, хотя ей хотелось наклонить чашу и выпить бульон залпом.
– Это правда.
Уилл не притронулся к столовому прибору, лежавшему перед ним.
Джулия доела бульон, булочку с маслом и кусочки курицы из бульона. Взглянув на лорда Дерехема, она заметила, что тот разломил булочку и почти на четверть съел бульон, затем отодвинул от себя чашу.
– У вас отличный повар.
– У меня нет аппетита, – откликнулся Уилл скорее на ее тревоги, нежели замечание.
– Когда это началось? – рискнула спросить Джулия. – Как давно вы болеете?
– Семь, нет, уже восемь месяцев, – ответил он и уставился своими янтарными глазами на извивавшиеся языки пламени. Наверное, ему стало легче, когда появилась возможность с кем-то откровенно поговорить, не делая вида, будто с ним ничего не происходит. – Ночью случилась метель, и Бесс пропала. Один из молодых слуг подумал, что это случилось по его вине, и отправился искать собаку. Вскоре он тоже пропал, а к тому времени, когда я нашел их обоих, нас троих постигла довольно печальная участь.
Уилл состроил гримасу, махнул рукой, словно говоря, что поиск был ужасным. Джулия отметила про себя, что Уилл сам отправился на поиски. Он ведь мог, не рискуя из-за юноши и собаки, отрядить на поиск своих псарей и конюхов.
– Я прослужил четыре года в армии и думал, что холод и сырость меня не возьмут. Однако я, видно, слег с обычным воспалением легких. Я начал харкать кровью. Затем показалось, что инфекция отступает, но я совсем ослаб. Мое здоровье стало ухудшаться. Сейчас я не могу спать, силы покидают меня. Пропал аппетит, ночью меня лихорадит. Врачи утверждают, что эту болезнь зовут Phthisis и что она не поддается лечению. Это ведь чахотка, не так ли? – Уилл произнес это слово, точно смертный приговор. – Видно, врачи называют эту болезнь греческим словом, полагая, что тогда они сойдут за умных людей. Либо дают понять, что им следует платить достойный гонорар.
– Вы очень доверяете медикам?
Какие у него изящные руки. Тяжелое кольцо с печаткой на пальце левой руки держалось так свободно, что перевернулось.
– Нет, – призналась Джулия. – Не очень. Вернее сказать, я не испытываю к ним особого доверия.
Врачи так и не сумели помочь ее отцу, хотя были уверены в своих способностях.
– Похоже, вы понимаете, что разговоры о невзгодах приносят облегчение. А ведь все делают вид, будто ничего страшного не произошло.
Уилл отвел взгляд от огня, горевшего в камине, и посмотрел ей в глаза. Джулии на мгновение показалось, что отблески пламени все еще мерцают в этих напряженных глазах.
Взгляд голубых глаз Джонатана был непроницаем, точно Джулия смотрела в витражное стекло. Глаза этого мужчины обнажали его душу, и Джулия подумала, что не обнаружит в ней ничего приятного, с дрожью вспомнив о своих готических фантазиях.
– Станет ли вам легче, если вы доверите историю своей жизни совершенно незнакомому человеку? Тому, кто унесет ее с собой в… – Уилл умолк. – Тому, кто оценит ваше доверие.
Унесет ее с собой в могилу. Уилл ведь не священник, давший обет молчания, Джулии вряд стоит исповедаться перед ним и рассчитывать на то, что он сохранит все в тайне. Однако если выговориться, то, возможно, удастся найти выход из ситуации и решить, как поступить дальше.
– Мой отец был дворянином, занимавшимся сельским хозяйством, – заговорила Джулия. Она удобнее расположилась в кресле и пришла к выводу, что вполне можно начать рассказ так, будто читает его из книги.
Собака обошла кругом коврик у камина, вздохнула и легла, опустив голову на ногу хозяина, будто тоже собралась послушать рассказ гостьи.
– Моя мать умерла, когда мне было пятнадцать лет, у меня нет ни братьев, ни сестер, поэтому я стала компаньонкой отца. Похоже, он часто забывал, что я всего лишь девочка. Я усвоила все, чему он учил меня, – как управлять имением, фермой, даже как покупать и продавать урожай.
Затем, четыре года назад, с ним случился удар. Сначала хотели нанять управляющего, но папа понял, что я сама неплохо справлюсь с такой работой. К тому же я очень любила это имение, на что вряд ли способен наемный работник. Так что я стала управляющей. Я подумала, что все пойдет по-прежнему, однако прошлой весной отец неожиданно умер во сне, а мой кузен Артур стал его наследником.
Джулия была не в силах плакать, она уже достаточно наплакалась. Если только барон не станет выражать свое сочувствие, сочувствие было ей невыносимо. Но Уилл лишь поинтересовался:
– А разве не нашлось молодого человека, способного увлечь вас?
– На ферме приходилось так много работать, что некогда было искать женихов.
Уилл увидел и услышал достаточно, чтобы догадаться – были и другие причины, из-за которых не объявился ни один ухажер. Джулию вряд ли можно было назвать красавицей. Она была слишком высока ростом. И слишком властна, слишком откровенна. Кузина Джейн звала ее женщиной с мальчишескими повадками. Любящей командовать и неуклюжей ученой особой без приданого. Именно такие слова Джонатан обрушил на нее. Он не покривил душой, когда назвал ее непривлекательной. Вспоминая об этом сегодня, Джулия поняла, что в его постели она оказалась совершенно несостоятельной.
– Кузен и кузина позволили мне остаться, поскольку идти мне было некуда. Но они заявили, что мне не полагается интересоваться делами имения. К тому же они дали ясно понять, что имение меня больше не касается. Кузина Джейн нашла во мне полезную собеседницу, – добавила Джулия, слыша свой монотонный голос. Рабочую лошадь, ишака, бедную родственницу, которую держат под их крышей, чтобы сохранить благопристойность.
– Но затем все изменилось?
– Думаю, им надоело содержать меня. Они пожалели денег, хотя мои расходы были скромными, им не понравилось и то, что я вмешивалась в дела имения. Появился мужчина… по их мнению способный избавить их от меня. Он не предлагал мне выйти за него замуж.
«Отвратительная история», – подумал Уилл, когда мисс Прайор умолкла. Эти губы, созданные, чтобы улыбаться, были плотно сжаты. Джулия покраснела. Она поступила неразумно, убежав из дому, но если бы она осталась, то ее также не ждало ничего хорошего. Вряд ли у многих молодых женщин хватило бы решимости поступить так, как это сделала она.