Страница 26 из 79
«Если мы не Милису, а гексоген повезем или какое-нибудь запрещенное радиоактивное вещество, или террористов-смертников с поясами шахидов, для их переправки, например, в Ирак, или в Израиль запустить по такой тропинке, которой я шла… Опять никто не проверит, раз мулла позвонил? — с горечью подумала Джин. — Так все и происходит. Муллы и прочие приближенные всем заправляют, море крови льют, и семейство, конечно, в курсе. Дивиденды с подобной гнуси стригут немалые, откладывают в заграничных банках. Так же и Каддафи действовал, сколотя себе немалое состояние — на чужих смертях, страданиях, горе. Про него теперь пишут, дескать, американский спецназ в местных жителей переоделся и убил благодетеля, а они, бедненькие, его жалели, только помочь ничем не могли. Так уж не повезло полковнику Каддафи».
— Со мной и братом не так обошлись. Я его вез, за плату, конечно, не просто так, оливковое масло продавать. Он у меня тоже в деревне живет, машина не всякая туда пойдет, а на телеге слишком долго. Вот, думаю, подвезу, как раз по пути было. Отвозил одного чиновника, застрявшего у любовницы и очень домой торопившегося. Дай, думаю, брата прихвачу, легче ему будет. Чиновника того без всяких вопросов пропустили, едва он только документ свой показал. Нас не пустили, а сразу остановили. Всю машину перешерстили, масло из канистр вылили, побросали на землю. Брат плакал. Столько труда, и товар ведь. Денег нет, а у него семья из пятнадцати человек. Они хохочут, ведь прислуживают кому надо и за это получают свой паек. Ты живи, как хочешь. Не столько даже товар пожалели, сколько сам труд. Плевать им на чужое горе! Они нас в грош не ставят, — словно в подтверждение мыслей молодой женщины вдруг рассказал свою историю водитель.
— Они к простым людям относятся хуже, чем к скотам! — согласилась Снежана. — К своим, — неожиданно добавила она по-русски, обращаясь к Джин. — Мы тут и вовсе мусор. Ты сейчас увидишь, что они с Милисой сделали.
— Я понимаю, — произнесла Джин вслух. Она не могла высказать Снежане бушевавшие в ней страсти.
«Вечная история автократических режимов — есть избранные, а есть просто народ, который надо использовать и угнетать посильнее ради своего блага. Закон — только для избранных. Они неприкасаемы, неподсудны, почти святые. Как вот мулла Снежаны. У остальных просто нет никаких прав, они рабы. Еще где-то, например в России, удивляются восстанию народа против Асада. Впрочем, там в основном удивляются те, кто сами принадлежат к такой избранной элите, и народ свой презирают».
— Сейчас здесь свернешь налево, и все, стой, — Снежана наклонилась вперед, к водителю, показывая путь. — Будешь ждать нас. Мы постараемся быстро. Да? — Девушка повернулась к Джин.
— Как получится. Мы же должны попытаться довезти ее живой, — ответила та, пожав плечами.
Машина остановилась, и Снежана с Джин вышли из нее. Вокруг поднимались горы, поросшие алеппской сосной. Внизу, в узком ущелье бежал, перескакивая на камнях, пенистый ручей.
— Сюда, — Снежана показала рукой на вход в небольшую пещеру, скрытую в кустах орешника.
Она направилась туда первой, подойдя к пещере, и позвала по-арабски:
— Кала, это я, Снежана.
В темноте пещеры что-то зашевелилось, через мгновение показалась женская фигура, закутанная в черный хиджаб.
— Я здесь, госпожа, — ответила она, откинув паранджу.
— Как Милиса? Я привезла доктора, — спросила Снежана.
— Мне кажется, она умерла, госпожа, — покорно ответила женщина.
— Умерла?! — Снежана бросила пакет с лекарствами и, отстранив женщину, помчалась внутрь пещеры.
Джин подняла пакет и быстро последовала за ней.
Внутри было темно и сыро. Стоял отвратительный, сладковатый запах разложения. Все пространство освещала одна масляная лампа. Войдя со света, Джин на какое-то время вообще ничего не могла различить и даже не сразу поняла, где находится больная. Только по голосу Снежаны она сориентировалась.
— Доктор, доктор, посмотрите!
Джин подошла, пригляделась и вздрогнула. За свою двадцатилетнюю практику на службе в Медицинском корпусе Соединенных Штатов она повидала много страшных случаев, начиная от множественных ранений при разрывах мин, заложенных террористами, и до отравления полонием, когда радиация безнадежно сжигала человека изнутри, превращая его в обугленную головешку, как недавно в Иране. Увиденное сейчас потрясло ее жестокостью. Джин не увидела перед собой женщины, человека, а лишь обваренный, бесформенный, распухший кусок мяса, воспаленный, склизкий, покрытый кишащими белыми червями. Этот кусок мяса был когда-то человеком, женщиной, весьма образованной, миловидной и, видимо, имевшей собственное достоинство, не забывшей о нем, несмотря на все превратности судьбы.
— Она умерла, доктор? — испуганно спросила Снежана.
— Не исключено. Сейчас посмотрим, — ответила Джин.
Поставив пакет, она взглянула в зрачки женщины, потом встала на колени и бесстрашно приложила ухо к ее груди. Сердце билось очень слабо, но билось.
— Нет, она пока жива, но ненадолго, если ничего не делать. Гипертермический шок, причем тяжелый, — ответила Джин, вставая.
— Слава богу. Значит, успели, — Снежана перекрестилась.
— Радоваться рано, — Джин натянула на руки резиновые перчатки, — фактически она умирает. Я даже не знаю, удастся ли что-то сделать. Дыхание затруднено, — она продолжала осмотр, — и я не исключаю отека легких. Сейчас ее нельзя везти, — решила молодая женщина через мгновение. — Надо оказать первую помощь прямо здесь. Отпусти машину. Мы будем ставить капельницу. Такая процедура займет много времени. Еще надо вынести Милису на свежий воздух. Здесь невозможно что-то сделать.
— Хорошо, я поговорю с водителем, — сказала Снежана, поспешно выходя из пещеры.
— Помогите мне. Давайте вынесем ее и положим в тень, — попросила Джин иракскую женщину.
Они взялись за подстилку с двух сторон. Нести девушку было тяжело, но смотреть на пострадавшую просто не хватало мужества. На улице Милиса выглядела еще ужаснее. Все тело посинело, утратив бордовый цвет, и в некоторых местах уже начался некроз тканей. Вместе с Калой Джин положила Милису под небольшой сосной, перевернув верблюжью подстилку, на которой она лежала. Это дерево молодая женщина выбрала, чтобы повесить на его сук бутылку с лекарством для капельницы.
— Пожалуйста, Кала, накройте ее пока простыней. Сейчас я поставлю капельницу, потом будем смотреть на результаты и делать уколы, — попросила Джин.
— Как ее дела? — спросила подошедшая Снежана.
Рядом с ней Джин с изумлением увидела водителя.
— Он решил выключить счетчик и остаться, — объяснила Снежана. — Я сказала ему, это сделали сирийские генералы. Он готов помочь, если что-то тяжелое надо носить, да и вообще во всем. Может, лучше перенести ее в машину?
— Пока не надо. Там нет достаточного пространства для закрепления капельницы. Снежана, вы умеете обращаться со шприцами? Не делать уколы, а набрать, например, лекарство? — спросила Джин.
— Да, могу, — ответила та.
— Тогда подготовьте мне обезболивающее, в зеленой упаковке, причем всю ампулу, а также антибиотик. Он находится в упаковке с белой этикеткой, тоже всю ампулу, — попросила Джин.
Наклонившись над рукой женщины, она осторожно вставила катетер, закрепила его лейкопластырем, потом взяла бутылку физраствора, замотала ее в полиэтиленовый пакет, разорвав его впереди, чтобы было видно, как расходуется лекарство, и повесила пакет с бутылкой на сук. После столь тщательных процедур Джин воткнула трубку капельницы и, прогнав физраствор, подключила трубку к катетеру.
— При ожогах вся вода внутри высыхает быстро. Надо обязательно поддерживать водный баланс. Раньше это считалось недопустимым, но теперь — норма, — сказала она.
— Уколы готовы? — повернулась Джин к Снежане.
— Да, готовы, Зоя, — та протянула ей набранные шприцы.
— Хорошо, все правильно, — внимательно осмотрев работу новой подруги, кивнула Джин.
Приподняв простыню, она осторожно уколола женщину в бедро.