Страница 50 из 62
Комиссар разложил раскладушку и кинул сверху белье. В десяти шагах от него был сеятель. Человек, который рисовал четверки, писал наводящие ужас послания, разбрасывал крысиных блох, человек чумы, который душил и мазал углем свои жертвы. Эти угольные пятна, последний аккорд в спектакле, были его огромной промашкой.
Адамберг снял куртку, брюки и положил телефон на стул. «Да позвони же ты, заклинаю!»
XXXIII
Кто– то не переставая давил на кнопку ночного звонка, видно, дело было срочное. Бригадир Эсталер открыл ворота и впустил потного мужчину в костюме, застегнутом второпях, из распахнутой на груди рубашки торчали всклокоченные черные волосы.
– Скорее, старина, – пробормотал мужчина, вбегая в здание уголовного розыска. – Я хочу сделать заявление насчет убийцы, насчет человека чумы.
Эсталер не осмелился беспокоить комиссара и разбудил капитана Данглара.
– Какого черта, Эсталер, – проворчал Данглар из постели, – чего вы мне звоните? Разбудите Адамберга, он спит у себя в кабинете.
– Да, капитан, но если тут ничего важного, боюсь, он задаст мне жару.
– А меня вы, значит, меньше боитесь, Эсталер?
– Да, капитан.
– А зря! За десять недель, что вы работаете с Адамбергом, вы когда-нибудь слышали, чтобы он ругался?
– Нет, капитан.
– Ну, так и лет тридцать еще не услышите. А со мной все наоборот, и вы сейчас в этом убедитесь, бригадир. Будите его, черт бы вас взял! Ему сон не так нужен, как мне.
– Хорошо, капитан.
– Минутку, Эсталер. Чего хочет этот тип?
– Это паникер. Боится, как бы убийца его не убил.
– Мы же договорились больше не слушать паникеров. Их теперь сто тысяч по всему городу. Выгоните его и дайте комиссару поспать.
– Но он утверждает, что у него особый случай, – уточнил Эсталер.
– Каждый трус считает себя важнее других. Иначе бы и паники не было..
– Нет, он говорит, что его покусали блохи.
– Когда? – спросил Данглар, присаживаясь на постели.
– Этой ночью.
– Ладно, Эсталер, будите его. Я тоже еду.
Адамберг сполоснулся холодной водой до пояса, попросил Эсталера принести кофе – накануне им привезли новый кофейный аппарат – и ногой оттолкнул раскладушку в глубь кабинета.
– Ведите его ко мне, бригадир, – сказал он.
– Эсталер, – назвался молодой человек.
Адамберг покачал головой и достал блокнот. Теперь, когда сеятель пойман, у него будет время заняться этой ротой незнакомцев, которые работали здесь. Он записал: «круглое лицо, зеленые глаза, пугливый – Эсталер». Тут же добавил: «энтомолог, блохи, кадык – Мартен».
– Как его имя? – спросил он.
– Кевин Рубо, – ответил бригадир.
– Сколько лет?
– Около тридцати, – предположил Эсталер.
– Говорит, что этой ночью его укусили, так?
– Да, и он боится.
– Неплохо.
Эсталер проводил Кевина Рубо в кабинет комиссара, держа в левой руке чашку кофе без сахара. Комиссар пил без сахара. В отличие от Адамберга Эсталер помнил о таких мелочах, ему нравилось о них помнить и показывать, что он о них помнил.
– Я не клал сахар, комиссар, – доложил он, ставя чашку на стол, а Кевина Рубо сажая на стул.
– Спасибо, Эсталер.
Мужчина возбужденно почесал густую растительность на груди, явно чувствуя себя не в своей тарелке. От него пахло потом, а запах пота смешивался с запахом вина.
– Раньше у вас не было блох? – спросил его Адамберг.
– Никогда.
– Вы уверены, что вас укусили сегодня ночью?
– И двух часов не прошло, я от этого и проснулся. И сразу к вам.
– В вашем доме есть четверки на дверях, господин Рубо?
– Есть две. Сторожиха нарисовала у себя на стекле фломастером, и еще у одного типа с шестого этажа.
– Тогда это не он. И блохи не его. Можете спокойно идти домой.
– Вы что, смеетесь? – повысил голос мужчина. – Я требую защиты.
– Сеятель рисует на всех дверях, кроме одной, прежде чем подбросить блох, – отчеканил Адамберг. – Это другие блохи. В последнее время к вам приходил кто-нибудь? Кто-нибудь с животным?
– Да, – ответил Рубо, насупившись. – Два дня назад приятель заходил с собакой.
– Вот вам и ответ. Идите домой, господин Рубо, и ложитесь спать. И мы тоже соснем часок, так будет лучше для всех.
– Нет. Не хочу.
– Если вы так волнуетесь, пригласите службу дезинфекции, – посоветовал Адамберг, – и дело с концом.
– Бесполезно. Убийца выбрал меня, и он меня убьет, с блохами или без. Я требую, чтобы меня защитили.
Адамберг вернулся к столу, прислонился к стене и вгляделся в Кевина Рубо более внимательно. Тридцать лет, вспыльчив, встревожен, в больших, темных выпученных глазах мелькает что-то неуловимое.
– Хорошо, – сказал Адамберг. – Он выбрал вас. В вашем доме нет ни одной четверки, из-за которой стоило бы тревожиться, но вы знаете, что он выбрал именно вас.
– У меня блохи, – проворчал Рубо. – В газете же писали. У всех жертв были блохи.
– А как же собака вашего друга?
– Это не то.
– Почему вы так уверены?
Голос комиссара изменился, Рубо почувствовал это и съежился на стуле.
– В газете писали, – повторил он.
– Нет, Рубо, тут дело в другом.
Было пять минут седьмого, только что прибыл Данглар, и Адамберг пригласил его в кабинет. Капитан молча вошел и сел за компьютер.
– Слушайте, – Рубо снова обрел уверенность, – мне угрожают, какой-то псих пытается меня убить, а на меня же еще наезжают?
– Чем вы занимаетесь? – спросил Адамберг более мягко.
– Работаю в отделе продажи линолеума в большом мебельном магазине, за Восточным вокзалом.
– Вы женаты?
– Развелся два года назад.
– Дети есть?
– Двое.
– Живут с вами?
– С матерью. Я имею право навещать их по выходным.
– Вы ужинаете дома или в ресторане? Готовить умеете?
– Когда как, – немного растерянно ответил Рубо. – Когда суп сварю, когда мясо разморожу. Иногда в кафе хожу. В ресторанах слишком дорого.
– Вы любите музыку?
– Да, – отвечал Рубо, немного сбитый с толку.
– У вас есть музыкальный центр, телевизор?
– Да.
– Футбол смотрите?
– Естественно.
– Болеете?
– В общем, да.
– Игру Нант-Бордо видели?
– Да.
– Неплохо сыграли, верно? – спросил Адамберг, хотя сам этой игры не видел.
– С натяжкой, – поморщился Рубо. – Слишком долго раскачивались, и в результате ничья. Уже в первом тайме можно было поспорить, что этим кончится.
– Вы в перерыве новости слушали?
– Да, – машинально ответил Рубо.
– Тогда вам должно быть известно, – Адамберг подошел и сел напротив, – что вчера сеятель чумы был задержан.
– Так говорили, – взволнованно пробормотал Рубо.
– Тогда что же вас пугает?
– Я не уверен, что это он, – дрожащим голосом выпалил посетитель.
– Вот как? Вы разбираетесь в убийцах?
Рубо закусил нижнюю губу, его пальцы зарылись в шерсти на груди.
– Мне угрожают, а вы надо мной издеваетесь? – повторил он. – Так я и знал! К легавым только сунься, всех собак на тебя повесят, чего от них ждать! Сам бы выкрутился. Хочешь помочь правосудию, и вот на тебе!
– Но вы можете нам помочь, Рубо, и даже очень.
– Ага? Слишком многого ждете, комиссар.
– Не гоношись, Рубо, кишка у тебя тонка.
– Чего?
– Того самого. Но если помогать не хочешь, иди домой, пожалуйста. Домой, Рубо. Если попытаешься сбежать, тебя могут препроводить. Будешь сидеть, ждать смерти.
– С каких это пор легавые мне приказывают?
– С тех пор, как ты начал меня доставать. Но ты свободен, Рубо, давай беги.
Тот не пошевелился.
– Что, боишься? Боишься, как бы тебя не придушили проволокой, как тех пятерых? Ты знаешь, что не сможешь себя защитить. Знаешь, что он настигнет тебя, где бы ты ни был, в Лионе, Ницце или Берлине. Ты – его цель. И ты знаешь почему.
Адамберг открыл ящик стола и разложил перед Рубо фотографии пяти жертв.