Страница 4 из 14
— Да, но дело в том, что Гитлер, который, как всем известно, обожает Вагнера и все оперы композитора знает наизусть, однажды присутствовал на исполнении фон Караяном «Нюрнбергских мейстерзингеров». Певец спел не ту реплику, фюрер сразу же заметил это и указал на ошибку. Он терпеть не может халтуры. Ни в чем. Весь гнев обрушился на фон Караяна. Фюрер решил и, возможно, не без оснований, что если певец ошибся, то виноват дирижер — плохо репетировали. Более того — он заметил, что фон Караян дирижирует без нот. Видимо, так и репетировали, потому и спутали реплики. В тот же вечер фюрер позвал Геббельса и распорядился, чтобы тот выдал фон Караяну предписание выступать только по партитуре. Дирижер теперь так и делает, ведь никуда не денешься, но демонстративно ставит партитуру на пульт вверх ногами. Во всяком случае, когда фюрер в следующий раз посетил исполнение «Тристана и Изольды» все прошло идеально. Теперь фон Караяна приглашают даже играть на концертах, посвященных дню рождения фюрера. Геринг считает, что «Хорст Вессель» там получается лучше всех прочих.
— Не самое лучшее применение для таланта уровня фон Караяна, — вздохнула Маренн. — За это некоторые корифеи, уехавшие из Германии в тридцатых, называют маэстро лакеем, но, скорее всего, это от зависти.
Вальтер кивнул:
— Насколько мне известно, фюрер вообще не жалует творческих людей и считает, что воображение мешает им адекватно воспринимать реальность.
— Что ж, если ты считаешь нужным, я встречусь с Эстерхази, — согласилась Маренн. — Послушаю с ним фон Караяна, а потом послушаю все то, что от имени адмирала Хорти намеревается мне предложить граф. Но я очень сомневаюсь, что англичане и американцы согласятся на возвращение фон Габсбургов в Венгрию. Однажды представители Антанты уже отклонили такой вариант, в двадцатых годах, когда низложенный император Карл попытался вернуться на трон. Они не позволили Хорти уступить ему место.
— Это так, — подтвердил Шелленберг, — но времена изменились. Теперь не красный командир Бела Кун и не румыны — главные противники адмирала и его сторонников. С востока идет сила, которая не может не занимать политиков Англии и Америки. Теперь они окажутся куда более сговорчивыми, потому что не хотят увидеть всю Европу до Ла-Манша покрытой лагерями, ничуть не менее жестокими, чем те, которые в глазах противников Германии стали символом фашизма. Теперь англичане и американцы узнали о большевиках побольше, поэтому, хотя и вынуждены сотрудничать с ними, отдают себе отчет, что сотрудничество временное. Особенно хорошо это понимает Черчилль, поэтому англичане согласятся на то, от чего отказались ранее. К тому же смотря о какой персоне из рода Габсбургов пойдет речь. Как ты правильно сказала, это имеет решающее значение. Одно дело свергнутый император, отказавшийся от престола под давлением народных масс, считай, битая карта, другое — правнучка императрицы Зизи, любимицы Венгрии, похожая на неё и внешне, и по всем душевным качествам. К тому же известный врач, ученый, пользующийся авторитетом как в Европе, так и в Америке. Это совсем другое дело!
— Но вряд ли союзники способны предпринять что-то серьезное в обход Сталина, — возразила Маренн. — Влияние его в связи с положением на фронтах огромно. Они не могут не считаться с этим.
— Конечно, им придется поставить Сталина в известность, это неизбежно, — согласился Вальтер. — Придётся хотя бы для того, чтобы он остановил наступление своих армий. Но он узнает обо всём только после достижения основных договоренностей.
— Вряд ли большевики будут в восторге от восстановления правления Габсбургов в Венгрии. Они почувствуют себя оскорбленными, — заметила Маренн.
Вальтер невозмутимо ответил:
— Им будет предоставлена возможность свободно принять участие в выборах и сформировать правительство, если народ этого захочет. Правительство наряду с парламентом, собственно, и будет определять реальную политику. А вовсе не монарх, как было до революции. Монарх — только украшение, надстройка, объединительная фигура, можно сказать, общенациональное достояние. Конечно, все это будет для Сталина неожиданностью, но, насколько известно, он реалист, поэтому не будет гоняться за постами и идеями, препираясь по пустякам, когда есть возможность вполне законно влиять на положение в стране. С учетом побед Красной армии и воздействия сталинской пропагандисткой машины можно не сомневаться, что большевики получат на выборах весьма солидный процент голосов. Никто препятствовать им не будет, ведь консервативно настроенных избирателей в Венгрии куда больше и при условии восстановления монархии они смело выскажут свое мнение. Так что общий расклад сил сохранится в нашу пользу. Дальше все будет зависеть от предпринятых правительством мер. Однако кроме Сталина, армии которого на подходе, но все-таки сравнительно далеко, для Хорти существует опасность поближе.
— Венгерские нацисты? — догадалась Маренн.
— Да, партия Салаши «Скрещенные стрелы». Это главный резерв фюрера и таких ярых сторонников борьбы до последней капли крови, как, например, Кальтенбруннер. К тому же немалую роль играют и экономические соображения. Венгрия — главный источник нефти для рейха. С потерей Венгрии мы просто лишимся топлива для танков и авиации, а это означает полный крах, неминуемый и скорый. Потому за Хорти очень внимательно наблюдают. И мы, разведка СС, и Риббентроп по своим каналам, и даже доктор Геббельс. Если потребуется, фюрер вполне может отдать приказ об оккупации Венгрии, свержении Хорти и приведении к власти Салаши с его головорезами. Те уж точно никуда рыпаться не станут. Правда, нет гарантии, что за ними пойдет венгерская армия, которая пронизана монархическими настроениями, особенно высшее командное звено. Но и ими можно пожертвовать, в конце концов венгров заменят немцами. А кому совершить такой переворот, Кальтенбруннер найдёт. Есть специалисты. Да и у фюрера есть на примете кандидат, — Шелленберг криво усмехнулся.
— Отто Скорцени? — Маренн сразу поняла, кого Вальтер имеет в виду.
— Да, насколько мне известно, за моей спиной он по личному распоряжению Кальтенбруннера готовит варианты операции. Фюрер в курсе и поддерживает их деятельность. У нас ведь теперь, как получается, два начальника управления: один подчиняется рейхсфюреру, а второй — фюреру через Кальтенбруннера, и работать вместе становится все труднее.
— Генрих тоже с ними?
— Мюллер? Он как всегда и вашим, и нашим. Гестапо — оно везде, всем нужно, все хотят заручиться его поддержкой, ещё бы — такая мощная машина подавления! Но все-таки, как я полагаю, Генрих ближе к нам. Он сам из Баварии, там живут его первая жена и дети. Ему совсем не хочется, чтобы большевики всех их потащили в лагерь как семью обергруппенфюрера СС. Его бы устроило, если бы в Баварию через Италию, Венгрию или Австрию пришли американцы, а он уж сумеет выторговать у них гарантии для своих близких, а сам исчезнуть в послевоенном мире, что для шефа гестапо совсем не сложно. Во всяком случае, умирать на баррикадах он не собирается и своих сыновей не пошлет. Не хотел бы посылать, ведь они ещё подростки, но фюрер уже распорядился, что при приближении противника в ополчение будут забирать с тринадцати лет. Так что у меня есть все основания думать, что Мюллер на нашей стороне. А это немало.
— Да, это немало, — согласилась Маренн. — Но как ты представляешь себе все это, — с той минуты, как речь зашла о Скорцени, женщина стояла в задумчивости, а теперь подняла голову, внимательно взглянув на Вальтера. — Если фюрер пошлет в Венгрию Скорцени с его зондеркомандой, чтобы свергнуть Хорти и привести к власти Салаши, то мне, чтобы отстоять Хорти, придется столкнуться с ним?
— Я понимаю твои чувства, — Вальтер взял руку Маренн и с нежностью пожал. — Если дойдет до такого сценария, тебе уже ничего не придется делать. Я просто этого не позволю. О твоем участии никто даже не узнает. Тогда вся ответственность ляжет на меня, и мне придется постараться, чтобы выйти сухим из всей этой истории. Это было бы худшим развитием событий и означало бы, что всем нам придется пережить ещё одну кровопролитную баталию. Тогда ещё одна европейская страна, скорее всего, окажется под властью большевиков, а наши возможности облегчить судьбу Германии резко сократятся. Но пока не будем так думать. Пока сделаем все, что от нас зависит, чтобы опередить Кальтенбруннера — постараемся помочь адмиралу договориться с Черчиллем и добиться согласия Советов на перемирие. Ты готова?