Страница 5 из 43
Шестнадцатого января 1940 года в «Нью-Йорк дейли ньюс» появляется статья под заголовком: «Биржевой маклер из высшего общества вызван в суд по делу о разводе». Далее следует длинный список внебрачных связей Джека Бувье: эти факты раздобыл частный детектив, нанятый Дженет. Статья произведет сенсацию. Ее перепечатают все американские газеты от Нью-Йорка до Лос-Анджелеса, и семейная драма Бувье будет выставлена на всеобщее обозрение.
Двадцать второго июля 1940 года в Рино, штат Невада, Дженет Ли Бувье получает развод. В ее далекой от идиллии супружеской жизни поставлена точка. Мать двух дочерей, одиннадцати и семи лет, будет получать алименты в размере тысячи долларов в месяц[5]. И если Дженет Бувье еще мечтает о новой, сказочной любви, то маленькая Джеки больше не верит в сказки.
На фотографиях той поры ее огромные черные глаза уже не улыбаются, не смотрят на мир прямым, бесстрашным взглядом. Они какие-то потухшие, безжизненные. И ее взгляд — это взгляд печального, боязливого, замкнувшегося в себе ребенка.
Она была с Дженет в Рино. Там она услышала из уст матери, что развод оформлен окончательно, и по решению суда отец сможет видеться с ней два раза в неделю, по выходным, и вдобавок проводить с ней один месяц в году. Она ничего не сказала. Не изменилась в лице, не заплакала. Она еще слишком мала, чтобы самостоятельно принять решение и остаться с отцом. Она воспринимает случившееся как страшную несправедливость. Взрослые распорядились ее судьбой, не спросив у нее. Перебрасывали ее друг другу, словно мячик для пинг-понга, не задумываясь о том, что ей может быть больно. Для Джеки это было крушением мира, ее мира. То, чего она так боялась целых четыре года, все же произошло. Но больше в ее жизни не будет таких страданий. Теперь она станет осторожной, никого больше не полюбит. Слишком это мучительно — любить. Слишком неосмотрительно, слишком опасно. Она доверяла отцу. Верила всем ласковым словам, которые он шептал ей, а получается, все это было неправдой: он уходит, бросает ее.
И Джеки принимает решение: впредь она не допустит, чтобы ее жизнь стала игрушкой в руках другого человека. Теперь это будет ее главной заботой. А значит, она никому не должна доверять.
Так девочка в одиннадцать лет осознанно бежит от реальности. Она замыкается в своем внутреннем мире, где можно никого не бояться, куда никому нет доступа. Разумеется, она делает вид, будто продолжает участвовать в повседневной жизни. И в какой-то мере действительно участвует. Но издали, как наблюдатель.
Она станет принцессой на горошине. Одно неосторожное слово, косой взгляд, чье-то неодобрение, чье-то невнимание к ней — и она впадает в смятение, близкое к отчаянию, но по ней это незаметно. Она умеет страдать молча. Она поняла: надо притвориться не такой, какая ты есть, надо казаться волевой, упрямой, высокомерной, это защитит тебя, словно броня, и люди не увидят твоих страданий.
II
Со стороны кажется, что она не изменилась: по-прежнему много читает, даже больше, чем раньше. Причем, как подчеркивает Дэвид Хейман, оказывает явное предпочтение романтической литературе. С неимоверной быстротой прочитывает всего Байрона, наслаждается его поэмами. Она прилежно посещает уроки классического танца и собирает целую библиотеку по этой теме. Слушает музыку, пишет маслом, сочиняет стихи, рисует. Покупает книги об акварели, о живописи, о рисунке. За что ни возьмется, все делает с энтузиазмом, даже с одержимостью. Как будто хочет дать выход переполняющей ее ярости. Наклеивая марку, не приглаживает ее пальцем, а ударяет по ней кулаком. Не читает книги, а глотает. Не играет, а командует другими детьми.
Джеки слишком энергична, чтобы поддаться депрессии и меланхолии в повседневной жизни. Как и прежде, она всюду берет первый приз, будь то на балу или на скачках. Как и прежде, у нее нет близкой подруги, да она и не стремится ее завести. Ей больше нравится вызывать у сверстниц любопытство, поражать их воображение, а не шептать им на ушко всякие никчемные секреты или глупо хихикать вместе с ними. Ей претят слишком доверительные отношения. Ведь она чувствует себя выше остальных. Пусть в школе на нее показывают пальцем из-за того, что ее родители развелись, пусть взрослые, глядя на нее, с умилением шепчут: «Бедная малышка!», но она во всем опережает других и не похожа ни на кого. Она отвергает презрительное сочувствие, которое замечает во взглядах «людей из общества». Ей не надо, чтобы ее жалели. Если ей больно, этого не должен видеть никто.
Кроме того, она вскоре убедилась, что держать окружающую жизнь и людей на расстоянии полезно вдвойне: во-первых, меньше страдаешь, а во-вторых, становишься особенной. Не такой, как другие. Эта непохожесть возвышает ее в собственных глазах. И придает ей обаяние. Быть может, девочки и мальчики ее возраста не находят ее такой уж очаровашкой, но все же испытывают к ней интерес, а она умеет использовать этот интерес к своей выгоде.
«Угадайте, о какой песенке я думаю сегодня утром?» — спрашивает она однажды у стайки детей, собравшейся вокруг нее. И дети совещаются все утро, пытаясь проникнуть в мысли этой принцессы, окутавшей себя тайной.
Когда ей скучно, она забирается на дерево, прихватив с собой книжку, или опять принимается сочинять свою бесконечную историю о Королеве цирка, которая выходит замуж за красавца гимнаста. Эта история принадлежит ей одной, а значит, никто не сможет ее испортить.
Конечно, не все так просто и гладко. Можно сказать себе: я неуязвима, но глупо надеяться, что после этого жизнь, как по волшебству, вдруг перестанет волновать и ранить тебя. Под маской загадочной принцессы прячется впечатлительная детская душа. Сколько ни приучай себя смотреть на все сквозь пальцы, все же бывает, и нередко, что чье-нибудь колкое замечание заденет тебя или ты почувствуешь, как тебе не хватает любви и нежности. Ведь рядом больше нет Блэк-Джека с его жизнерадостностью и беззаботностью, с его заверениями в любви, с его манерой появляться неожиданно, словно фокусник. Иногда она приходит из школы и начинает искать его по всей квартире, звать: «папа, папа!..», а потом вдруг, очнувшись, садится на стул и вспоминает: его здесь нет. Он уехал. И оставил ее. Ей становится дурно. Как же она будет жить без него? У нее не хватит сил. Она устала притворяться. Ей хочется стать, как все, обыкновенной маленькой девочкой, заплакать, броситься в любящие объятия. Перестать разыгрывать надменное бесстрастие. Но если подумать, оглядеться, вокруг нет ни одного человека, который мог бы ее утешить, приласкать ее. Мать не выносит телячьих нежностей, няню уволили, а сестренка Ли еще слишком мала. В такие минуты Джеки горько сожалеет, что у нее нет настоящей подруги. Некому поплакаться, некому излить душу. Приступы глубокого отчаяния накатывают на нее внезапно, без всякой видимой причины. И она кажется себе самым одиноким и беспомощным существом на свете. Не на кого опереться, непонятно, как дальше жить. Ощущение подавленности, безысходности выражается у нее в резких перепадах настроения, которые совершенно непонятны для окружающих. Как, впрочем, и для нее самой. Она зла на весь мир, а почему — не знает. Она жестоко ссорится с матерью, а потом запирается у себя в комнате и не желает оттуда выходить. Если бы она была иначе воспитана, то решилась бы прямо сказать, что ей плохо, сумела бы, пусть и не слишком внятно, поведать о своем горе, чтобы это горе обрело конкретность, и она либо смогла бы его превозмочь, либо научилась бы с ним жить. Но ведь ее учили как раз обратному: никогда не показывать своих чувств. И Джеки еще больше отдаляется от реальности, еще глубже погружается в свой выдуманный мир. Она здесь, но душой она далеко.
Будь у нее мать более чуткая, более нежная и внимательная, чем Дженет, все сложилось бы иначе. Но, по мнению Дженет, то, о чем люди не знают, не существует, да так оно и лучше. Всякий беспорядок вокруг нее портит ей настроение, и потому она упорно избегает ссор, вспышек гнева, бурных объяснений. У нее и без этого забот хватает. Во-первых, надо найти средства на жизнь, а во-вторых, снова выйти замуж. Ибо женщина из высшего общества не должна оставаться одна. И наконец, она должна достойно выдерживать борьбу, которая развернулась между нею и Джеком Бувье, — борьбу за любовь дочерей.
5
Сумма, эквивалентная сегодняшним шести тысячам.