Под парусом мечты

— Я спрошу отца, сделает ли он для камня оправу, — важно заявила она. — Тогда я повешу его на золотую цепочку и буду носить на шее. А когда познакомлюсь с мужчиной, за которого выйду замуж, он… он… — Лилиан не могла определиться между «будет жечь, как раскаленный уголь» или «будет биться, как сердце».

Глория не могла поддержать игру. Для нее «сокровище» Лилиан было куском нефрита, не более. Что уж тут говорить о том, чтобы с его помощью очаровать кого бы то ни было. Однако слушать фантазии Лилиан ей нравилось.

— Лилиан еще младше Глории, — заметил Джеймс. — Я не представляю, чтобы Илейн согласилась с ней расстаться. Что бы ни думал по этому поводу Тим…

— За спрос денег не берут, — решительно заявила Гвин. — Я сейчас же напишу им. Как думаешь, сказать Глории?

Джеймс вздохнул, еще раз провел рукой по когда-то каштановым, а теперь седым, но по-прежнему непослушным волосам. Совершенно типичный для него жест, который всегда любила Гвинейра.

— Не сегодня и не завтра, — наконец произнес он. — Но если я правильно понял Уильяма, новый учебный год начинается после Пасхи. К этому времени она должна быть в Кембридже. В случае опоздания никто не будет делать ей поблажек. Если в середине года она будет единственной новенькой, тем хуже для нее.

Гвин устало кивнула.

— Но мы должны сказать мисс Бличем, — грустно произнесла она. — Ведь ей придется искать новое место. Проклятье, наконец-то у нас есть домашняя учительница, которая чего-то стоит, и тут такое!

Сара Бличем учила Глорию с самого начала, и девочка очень любила ее.

— Что ж, по крайней мере Глори точно не будет отставать от своих одноклассниц-англичанок, — попыталась утешить себя Гвин.

Мисс Бличем училась в педагогической академии в Веллингтоне и закончила ее с отличием. Больше всего она любила естественные науки, и ей удалось пробудить интерес к ним у Глории. Обе с радостью зарывались в книги, в которых речь шла о флоре и фауне Новой Зеландии, и восхищению мисс Бличем не было границ, когда Гвинейра раскопала рисунки своего первого мужа, Лукаса Уордена. Лукас в первую очередь исследовал и каталогизировал популяции насекомых своей родины. Мисс Бличем пришла в восторг от его точных рисунков различных видов веты. Гвинейра же смотрела на этих существ со смешанным чувством. Огромные насекомые никогда не вызывали у нее особых симпатий.

— Это сделал мой прадед, верно? — гордо поинтересовалась Глория.

Гвинейра кивнула. На самом деле Лукас был скорее ее двоюродным прадедом, но об этом ребенку знать не нужно. Лукас был бы рад такой умной правнучке, единственной из всех, кто наконец-то разделил его интерес.

Хотелось бы знать, сумеют ли оценить восхищение Глории насекомыми и прочими животными в английском пансионе для девочек?

2

— Оставь это, я могу выйти сам!

Тимоти Ламберт почти с грубостью отказался от помощи своего слуги Роли, хотя сегодня ему было особенно тяжело перенести ноги с сиденья кабриолета на подножку, надеть шины, а затем встать с помощью костылей. Это был один из плохих дней. Он чувствовал себя окостеневшим и раздраженным — как почти всякий раз, когда приближалась годовщина катастрофы, которой он был обязан своим увечьем. Обрушение рудника Ламберта отмечали уже в одиннадцатый раз, и, как и каждый год, руководство устраивало в этот день небольшое поминальное торжество. Члены семей погибших ценили этот жест, равно как и принятые меры безопасности на руднике. Однако Тиму снова придется оказаться в центре внимания, на него будут смотреть. И конечно же, Роли О’Брайен в тысячный раз расскажет, как его спас сын владельца рудника. Тим ненавидел эти взгляды, в которых было все: от почитания героя до ужаса и жалости.

Вот и сейчас обиженный его отказом Роли отошел в сторону, но при этом неотрывно следил за тем, как его господин мучается, выбираясь из кареты. Если Тим упадет, он будет рядом — как всегда, на протяжении последних двенадцати лет. Роли О’Брайен оказывал неоценимую помощь, но иногда он действовал Тиму на нервы, особенно в подобные дни, когда терпение и без того готово было вот-вот лопнуть.

Роли отвел лошадь в стойло, в то время как Тим захромал к дому. Как и всякий раз, вид белого одноэтажного деревянного строения подействовал на него успокаивающе. После свадьбы с Илейн он заказал построить простой дом в кратчайшие сроки — вопреки протестам родителей, которые советовали ему более представительную резиденцию. Их собственная вилла, находившаяся на расстоянии двух миль от города, гораздо больше соответствовала местным представлениям о доме хозяина рудника. Но Илейн не захотела жить в поместье Ламбертов вместе с родителями Тима, к тому же в их двухэтажном особняке практически не было условий, удовлетворявших потребности Тимоти. Кроме того, Тим не был владельцем рудника; большая часть акций предприятия давным-давно принадлежала инвестору Джорджу Гринвуду. У родителей Тима осталась лишь небольшая доля, а сам он работал управляющим.

— Папочка! — Лилиан, дочь Тима и Илейн, уже распахнула дверь, прежде чем Тим успел перенести свой вес так, чтобы опираться только на один костыль, а правую руку освободить и воспользоваться дверной ручкой.

Вслед за Лилиан показался Руб, старший сын Тима, разочарованный тем, что Лилиан снова, как и каждый день, опередила его, чтобы открыть отцу дверь.

— Папочка! Ты только послушай, что я сегодня разучивала! — Лилиан любила играть на фортепьяно, к тому же еще и пела, хотя и не всегда верно. — «Аннабель Ли». Ты знаешь эту историю? Такая грустная. Она така-а-а-я красивая, и принц ее ужасно любит, но потом…

— Девчачьи глупости! — возмутился Руб. Ему было семь лет, но он уже прекрасно знал, что следует считать глупым. — Лучше посмотри на железную дорогу, папочка! Я сам собрал новый локомотив…

— А вот и неправда! Мама тебе помогала! — разоблачила его Лилиан.

Тим закатил глаза.

— Милые мои, мне очень жаль, но я сегодня уже слышать не могу слова «железная дорога»… — В утешение он растрепал темно-рыжие волосы сына. Все четверо детей были рыжими — Илейн старательно передавала в наследство цвет своих волос. Но в остальном мальчики больше походили на Тима. Илейн каждый день радовалась шаловливому выражению их лиц и веселым зелено-карим глазам.

Лицо Тима окончательно прояснилось, когда он увидел жену, вышедшую из комнат в маленький коридор. Она была прекрасна: ярко-зеленые глаза, почти прозрачная светлая кожа и неукротимые рыжие локоны. Старая собачка Келли брела за ней.

Илейн нежно поцеловала Тима в щеку.

— Что она опять натворила? — вместо приветствия спросила Илейн.

Тим наморщил лоб.

— Ты умеешь читать мысли? — озадаченно поинтересовался он.

Илейн рассмеялась.

— Не совсем, но это выражение появляется на твоем лице только тогда, когда ты в очередной раз продумываешь особенно интересный способ укокошить Флоренс Биллер. А поскольку обычно ты ничего не имеешь против железной дороги, это, судя по всему, будет связано с прокладыванием новых путей.

Тим кивнул.

— Ты угадала. Но дай хотя бы войти. Как малыши?

Илейн прижалась к мужу, давая ему таким образом возможность незаметно опереться на нее. Она помогла ему дойти до уютной гостиной, обставленной мебелью из древесины матаи, сняла с него пиджак, а затем он рухнул в одно из стоявших у камина кресел.

— Джереми нарисовал овцу и написал под ней «корабль»[1], — рассказывала Илейн. — И непонятно, то ли это описка, то ли он так задумал… — Джереми было шесть, и он как раз учил буквы. — А Бобби сделал четыре шага подряд.

И, словно в доказательство ее слов, малыш побрел к Тиму. Тот подхватил его, посадил к себе на колени и принялся щекотать. Ему вдруг показалось, что неприятности с Флоренс Биллер остались где-то совсем далеко.

— Еще семь шагов, и ему можно будет жениться! — рассмеялся Тим, подмигнув Илейн. Когда после трагедии он снова учился ходить, одиннадцать шагов — от входа в церковь до алтаря — были его первой целью. Илейн обручилась с ним после трагедии на шахте.